Миледи нажала клавишу «плей» и уставилась на экран. Сначала она не узнала себя в стройной голубоглазой красотке с пухлыми губами. Но когда та неопределенно улыбнулась, Миледи поняла: это она. Потом возле ослепительного женского тела, распростертого на кровати, появились двое мужчин и набросились на нее, как голодные псы на кусок мяса.
Миледи, глядя на экран, этих двоих как бы и не видела. Они ее не интересовали. Миледи следила за своим двойником, отмечая, что переживаемая страсть не портит ее прекрасного лица. Значит, даже на самом пике физического блаженства она умела оставаться красивой. Это следовало запомнить. Она и запомнила.
Год 1991-й. Жанна
В Варне стояла жара. Человек, встречавший Жанну с табличкой, на которой было крупно написано «Арбатова», долго не мог поверить, что эта неказистая, растерянная девушка и есть та самая певица из Москвы.
Но потом все же взял у Жанны из рук ее невесомый чемоданчик и повел к машине. На этот же вечер была назначена первая репетиция с оркестром.
В номере, который показался Жанне миллионерским, она распаковала свои немногочисленные вещи. Огромный платяной шкаф был под стать номеру. Из пятнадцати плечиков Жанне удалось занять всего три. Жалкий запас косметики сиротливо приютился на уголке мраморной доски под зеркалом в ванной. Все белье уместилось в одном выдвижном ящике. Словом, необозримый номер выглядел так, будто в нем никто не поселился.
Только тогда Жанна сообразила, что ей, собственно говоря, не в чем пойти на репетицию. У нее было два костюма для сцены, подобранных наспех в Доме моделей на Арбате, где главным художником работал давний приятель Иванцова с Трофимовым. Для болгарской «Луны» - пестренькое платьице в стиле «кантри» и для «Слез шута» - странноватый наряд якобы цирковой балерины. Их до начала конкурса засвечивать было нельзя. Оставались только потертые голубые джинсы, в которых Жанна приехала, и несерьезная маечка с эмблемой Чикагского университета.
К счастью, другие участники конкурса пришли на репетицию тоже кто в чем. А молодой, жизнерадостный дирижер оркестра и вовсе стал за пульт в шортах и пляжных шлепанцах.
Над сценой открытого Летнего театра зажглись ранние звезды. Легкий бриз принес долгожданную прохладу.
Никто из конкурсантов петь в полную силу, конечно, не стал. Все в основном сверяли темпы с оркестром. Жанна тоже не собиралась лезть из кожи вон. Минут через двадцать она уже спустилась со сцены и села рядом со своими завтрашними конкурентами, которые хотя и собрались вместе, демонстрируя актерскую солидарность, но все равно держались обособленно.
По жребию Жанне достался третий номер. Это был плохой расклад. Первым участникам жюри никогда не дает высоких баллов, чтобы не загнать оценки под самый потолок, оставляя возможность для маневра. Жанна сначала огорчилась, а потом плюнула, решив, что если она хоть что-то собой представляет, то не в очередности дело.
Вообще-то, международный конкурс «Черное море» уже дышал на ладан, не выдерживая конкуренции с конкурсом Евровидения. В Варну приехали, так сказать, вторые номера, не то что в былые годы. И даже участие вокалистов из капстран не спасало. Оттуда слетелись тоже не самые яркие звезды.
Перед началом первого тура трепещущие конкурсанты сквозь дырочку в занавесе рассматривали переполненный зал, а главное - членов жюри, восседавших в первом ряду. Жанна увидела постаревших, но еще узнаваемых Хелену Вондрачкову из Чехословакии, румына Дана Спатару, польку Марылю Родович, болгарку Лили Иванову и, конечно же, нашего Полада Бюль-Бюль-ог-лы, обессмертившего свое имя шлягером «Быть может, ты забыла мой номер телефона».
Наконец прозвучали торжественные фанфары - и началось… Первым на сцену вышел экзальтированный венгр по имени Золтан и сходу начал рвать страсти у микрофона. Потом настала очередь добродушной толстухи из Монголии, обладательницы по-настоящему оперного голоса, которым она, правда, владела не в совершенстве. Зал аплодировал им добросовестно, но без огня. Уйдя в себя, Жанна едва не пропустила собственный выход.
- …Жанна Арбатова! - в последний момент услышала она конец объявления и, вздохнув, шагнула на сцену, как в ледяную воду.
Оркестр сыграл вступление. Внезапно возникла пауза. Жанна никак не могла начать. Она бросила панический взгляд на дирижера, на этот раз стоявшего за пультом в безупречном белом смокинге. Дирижер вдруг в ответ скроил уморительную рожу и подмигнул Жанне. Ее страх мгновенно улетучился.
Тем не менее Жанна не помнила, как она пела. Не помнила, что делала на сцене. У нее сохранилось только ощущение бесконечного полета в безвоздушном пространстве. И когда этот полет завершился чистой, пронзительной нотой, Жанна закрыла глаза.
В зале стояла гробовая тишина. Обостренный слух Жанны не мог уловить ни малейшего шороха. Она поняла, что это провал. Скандальный провал, и придется уходить со сцены под стук собственных каблуков. И вдруг раздался такой грохот, словно обрушилось звездное небо. Жанна испуганно открыла глаза и поразилась, увидев пришедший в неистовство зал.
Зрители повскакали с мест и, продолжая яростно аплодировать, бросились к рампе. В задних рядах оглушительно скандировали: «Ар-ба-то-ва!» Члены жюри начали торопливую консультацию. Второй раз выходить на аплодисменты не полагалось по регламенту конкурса, но зрители заставили Жанну сделать это. Вид у нее был изумленный, что только подбавляло жару. Не выдержав, захлопал и дирижер, а за ним - музыканты оркестра.
За кулисами Жанну тоже встретили аплодисменты. Какой-то сильно нетрезвый человек в съехавшем набок галстуке полез к ней с липкими поцелуями.
- Все! - кричал он. - Остальным тут нечего делать! Могут отдыхать!…
Человек в съехавшем галстуке оказался неким Токаревым из Министерства культуры. Он должен был опекать Жанну в Варне, но, приехав на два дня раньше, попал в компанию давнишних болгарских друзей, больших поклонников ракии. Они рванули на машине в Несебр, потом в Стару Загору, где ракия была так же крепка и вкусна, особенно под жаркое из агнешка, как ласково тут звали барашка. К первому туру конкурса Токарев не сумел выйти из штопора, а уж после триумфального выступления Жанны об этом и речи не могло быть.
Жанна и в самом деле пережила в этот вечер свой первый настоящий триумф. Стало ясно, что вопрос о победителе конкурса решен. Во втором туре ее «Луну» тоже приняли с восторгом. Весь зал подпевал ей.
На заключительном концерте Жанне пришлось спеть «Слезы шута» трижды, иначе ее не отпускали.
Перед банкетом состоялась пресс-конференция. Жанна отвечала на вопросы, держа в руках тяжеленную хрустальную вазу - приз за первое место.
- Я хочу вас спросить об авторе песни «Слезы шута», - сказал в конце один из журналистов.
По внезапно наступившей тишине Жанна поняла, что всем тут известна история с самоубийством Макса Луцкого. Увесистая ваза едва не выскользнула у нее из рук.
- Композитор завещал вам эту песню, - продолжил журналист, - она позволила вам стать настоящей звездой. Можно ли в этом смысле назвать Максима Луцкого вашим крестным отцом?
- Я его отцом не называла, - сказала Жанна, помолчав. - Кроме того, есть люди, имена которых вам ничего не скажут, но без их помощи я бы… Я бы не оказалась здесь. Огромное им спасибо.
Журналисты вежливо захлопали. Ах, если бы Жанна могла им рассказать про Попа из «Мажоров», про Ромку Потанина из Кратова, про Айвенго, про Иванцова с Трофимовым, про Сашу Бородкина, наконец. Но не то место и не то время было для откровений. Уже приветливо распахнулись двери в банкетный зал, где были накрыты столы, и затянувшуюся пресс-конференцию быстренько скомкали.
Год 1991-й. Зоя
Зоя сидела перед телевизором, машинально складывая в уме какие-то цифры. Соловых мирно посапывал рядом. Телевизор действовал на него лучше любого снотворного. Внезапно на экране появилось ужасно знакомое лицо. Несколько секунд Зоя тщетно пыталась вспомнить, где она это лицо видела. А потом ее так и подбросило в кресле. Это ведь Жанка. Жанка!… Она почти не изменилась за прошедшие годы. Ну, повзрослела, конечно. И поет по телевизору! Поет под большой оркестр!
- Геннадий!… - заорала Зоя не своим голосом. - Проснись! Жанка в «ящике»!…
Соловых открыл оловянные глаза и стал одурело таращиться на экран. А Зоя все не могла успокоиться:
- Ты помнишь Жанку? Подружка моя школьная! Ну мы еще вместе в подвале на Лужнецком жили!
Она вскочила и в возбуждении притащила из соседней комнаты Маринку. Та, едва взглянув на экран, сказала:
- Это же Жанна Арбатова.
- Какая Арбатова? Это Жанка!
- Ну я и говорю - Жанна Арбатова.
- Значит, фамилию поменяла. По мужу, может быть, - продолжала бурлить Зоя. - Ген, ну ты ее вспомнил?
- Вроде, - сказал Соловых. - А чего это она распелась?
- Как это чего? Она всю жизнь мечтала. Получилось, значит.
- Дай послушать, мам! - поморщилась Маринка.
Зоя на секунду угомонилась, но тут же не выдержала и громко зашептала:
- А ты, Маринка, тоже хороша. Не могла матери сказать, что ее лучшая подруга певицей стала.
- А я откуда знала, что она твоя подруга?…
На это Зое ответить было нечего. Она и Миледи давно потеряла из виду, хотя где-то был записан номер ее телефона. А уж про Жанну она вспоминала так редко и мимолетно, что даже поискать ее не удосужилась. А ведь можно было, к примеру, написать ее матери. Уж Алиция Георгиевна наверняка знала, что с Жанной и где она.
Зоя слушала, как поет Жанна, и гордость за подругу все больше охватывала ее. Да и песня была такая трогательная, что у Зои невольно защипало глаза.
Когда песня кончилась и загремели аплодисменты, Соловых сказал:
- А что? На уровне. Зоя, ты плачешь, что ли?
- Ну хотя бы и плачу! - Зоя утерла глаза. - Поплакать нельзя - среди своих-то?
- Да плачь на здоровье. Мы ужинать сегодня будем?
Тонкостью чувств Соловых не отличался. Зоя давно смирилась с этим, но сейчас его безразличие Зою взбесило. И она сказала бессмысленную, но оттого еще более обидную фразу, которую когда-то слышала от матери: