Не подозревая, что ею сейчас любуются миллионы телезрителей, тетка, по-утиному переваливаясь, прошествовала через кремлевский двор с двумя ведрами, из которых при каждом шаге сыпался мусор. Весь пафос праздника был в одно мгновение уничтожен этим коротким планом, и последующий патетический комментарий Иванцова и Трофимова о красоте древнего Кремля, восхищающей иностранных гостей, прозвучал совершенно издевательски.
Саяпин, по своему обыкновению прилипший к телевизору у себя в кабинете, чуть не лопнул от злости. Он дал приказ немедленно убрать ведущих из эфира. После этого пошла просто честная трансляция концерта, которую ошеломленные Иванцов и Трофимов досматривали в автобусе ПТС.
Виновников этого рокового срыва долго искать не пришлось. Да Саяпин и не стал устраивать расследование. Для него все было ясно. На следующее утро приказ об увольнении Иванцова и Трофимова был подписан. Он послужил началом глобального сокращения штатов в Останкинском телецентре.
В результате друзья были вынуждены вернуться к журналистике. Их приветили во многих изданиях, поскольку фамилии были на слуху. Но Саяпин был человеком злопамятным и не поленился лично позвонить в несколько редакций, выражая свое неудовольствие тем, что они пригрели насолившую ему парочку. Словом, Иванцов и Трофимов переживали не лучшие времена.
Обо всем этом они скупо поведали Жанне в ресторане Дома журналистов, куда она принесла привезенную из Варны в качестве сувенира бутылку самой лучшей, «Евксиноградской», ракии.
Свидание получилось грустноватым. Жанна и представить себе не могла, что отлучение Иванцова и Трофимова от эфира так резко уменьшит количество друзей, роившихся раньше вокруг их столика. Даже заботливые прежде официантки стали холодно поглядывать в их сторону, а метр не удержался от замечания, что со своей бутылкой в ресторан приходить не положено.
- Как же вы теперь? - спросила Жанна. Они уже трижды выпили за ее успех в Варне. Дальше разговор увял.
- Мы тут с подельником вот что надумали, - сказал Иванцов. - Мы надумали утопиться.
- Или наглотаемся толченого стекла, - подхватил Трофимов.
Жанна не забыла причуд их словесной игры.
- Ну что ж, раз надумали… - со вздохом сказала она.
Все трое засмеялись, но как-то принужденно. Вспоминать прошлое никому не хотелось. Жанна начала было рассказывать про Сашу Бородкина, про конкурс в Варне, про Ялту, но вскоре выдохлась. Все это показалось ей незначительным и неинтересным. Потом Иванцов, заполняя тягучую паузу, вспомнил прошлогодний пожар в Доме актера на Пушкинской. В тот вечер они там с Трофимовым выпивали и, когда ресторан заволокло дымом, вышли на другую сторону улицы, к кондитерскому магазину, откуда наблюдали за происходящим.
С собой они прихватили бутылку шампанского и откупорили ее, стоя на тротуаре. Вылетевшая пробка ударила в витрину кондитерского магазина, сработала сигнализация, и через несколько минут примчался милицейский патруль.
- Представляешь, напротив дом полыхает, паника, а нас допрашивают с пристрастием! - закончил Иванцов.
Демонстрируя, что он по-прежнему «живой как ртуть», Иванцов постарался раскрасить свою историю смешными подробностями, но это у него получилось неважнецки. Трофимов курил больше обычного и поблескивал стеклами очков.
Что-то необратимо нарушилось в их тройственном союзе. Жанна поймала себя на мысли, что уже не испытывает прежней радости от общения с друзьями. Жизнь определенно разводила их в разные стороны. Это подтвердилось еще и тем, что Трофимов спустя пару часов вдруг засобирался куда-то. Впрочем, он не стал скрывать куда.
- Рога трубят! - сказал он. - Я через пятнадцать минут с Валюшкой у Никитских встречаюсь.
- Дама сердца? - спросила Жанна, почувствовав неожиданный укол ревности.
- Сердца, желудка и всего остального, - сказал Иванцов.
- А ты, Митя?
- Люблю, любим! - усмехнулся Иванцов. - Мне тоже пора идти семью крепить.
- Ты женился?! - ахнула Жанна.
- Пока неофициально.
- Ну это, наверное, не в первый раз.
- Случалось, Жанка. Но тут, похоже, тяжелый случай.
- А ты, кстати, все еще одна? - спросил Трофимов.
- Как вам сказать… - Жанна чуточку помедлила. - Вообще-то есть один человек…
Она сама не знала, зачем соврала. Скорее всего, ей хотелось скрыть, что их признания принесли ей внезапную боль. Не то чтобы она имела виды на кого-то из друзей, но сейчас Жанна почему-то почувствовала себя обманутой. Иванцов и Трофимов не стали терзать ее расспросами о мифическом человеке, и это тоже о многом говорило. Иванцов негромко пропел пару строк из давнишнего шлягера:
Подрастают наши младшие сестренки,
Незнакомые ребята ходят к ним…
- Человек! Счет! - позвал Трофимов.
На том они и расстались.
Легкая грусть утраты еще долго не оставляла Жанну. А потом вдруг растаяла без остатка. Жизнь продолжалась, и новые события вытеснили из памяти прошлое. Жанне вновь предстояли длительные гастроли с «Настоящими мужчинами».
Перед отъездом из Москвы она наконец собралась позвонить матери. Они проговорили сорок две минуты, поскольку Алиция Георгиевна не в силах была справиться с нахлынувшими чувствами и то и дело принималась рыдать.
Жанна поклялась себе, что, вернувшись с гастролей, обязательно вытащит мать в Москву. И не на два-три денька, а на месяц, не меньше.
Год 1993-й. Соловых
Соловых тем временем удалось пробраться в «Белый дом». При входе его обыскала охрана - люди в масках и камуфляжных комбинезонах, с «Калашниковыми» на груди. Старший долго разглядывал его паспорт а потом спросил:
- Вы, собственно, к кому, господин Соловых?
- К вам. Только я вам не господин, а уж в крайнем случае товарищ. Господа на том берегу остались.
Ответ старшему понравился.
- Товарищи нам нужны, - сказал он. - Но учти: войти сюда можно в одиночку, а выйти - только вместе. Может, и не выйдешь, а вынесут.
- Пугать меня не надо, - хмуро ответил Соловых. - Я пугать и сам умею.
- Коммунист? Или уже успел сжечь свой билет?
Это уже походило на плохое кино. Даже Соловых со своей толстой кожей поморщился от неловкости.
- Вам-то что? - сказал он. - Я бы мог дома в потолок поплевывать, а пришел сюда. Мне что, по-вашему, больше развлечься негде?
- Оружие держал? - Старший резко сменил тон.
- Я раньше в милиции служил.
- Ясно. Проходи!…
Старший вернул Соловых паспорт и объяснил, в какую комнату ему следует обратиться. Соловых свернул за угол - и тут же заблудился в многочисленных коридорах. Номер нужной комнаты вылетел у него из головы, и он начал тыкаться во все двери подряд. Большинство из них оказались запертыми. За другими царила еще большая неразбериха, чем на другой стороне Москвы-реки. Обстановка тут тоже смахивала на киносъемку, но совсем другого эпизода. Что-то подобное Соловых видел в давнишнем фильме, где показывали штаб анархистов. Особенно сильным это сходство было в просторном холле второго этажа, где толклось около сотни человек. Только черных знамен с черепом и скрещенными костями не хватало да пьяной гармошки. Но гармошку с успехом заменяла гитара в руках у парня, оравшего под рваные аккорды что-то совершенно невнятное, но угрожающее. Впрочем, усердствующего барда никто не слушал. В углу деловито выпивали из пластмассовых стаканчиков. Красавец с пышными усами крыл кого-то матом по мобильному телефону. Несколько человек спали в креслах, несмотря на страшный шум. Другие, скучковавшись, яростно спорили, обсуждая какой-то документ, уже нещадно исчерканный фломастером. Люди постоянно сновали туда и обратно, словно муравьи в загоревшемся муравейнике. Ругань, команды, истерический смех, клацанье затворов… И повсюду слышалось одно и то же:
- Они не пойдут на штурм. Не посмеют.
- А танки? Зачем тогда танки?
- Это психическая атака. Не станут же они стрелять по своим.
- Мы для них сейчас не свои.
- А они для нас?
- Пусть только попробуют. Будет кровь. Много крови.
Соловых понял, что с голыми руками туг делать нечего. Он остановил пробегавшего парня в черной форме штурмовика:
- Слушай, тут у вас оружие есть?
- Навалом! - хохотнул парень. - В подвал спустись.
Через десять минут Соловых держал в руках новенький, еще пахнущий смазкой АКМ. К автомату дали две дополнительные обоймы, даже не спросив у Соловых, кто он такой и умеет ли стрелять. Соловых поднялся на первый этаж и снова увидел того же штурмовика в компании товарищей.
И тут же огромное здание содрогнулось от грохота.
- Это танки стреляют! - завопил кто-то. - Танки!…
У защитников «Белого дома», судя по всему, четкого плана обороны не было. Все кинулись в разные стороны. Соловых побежал за штурмовиком и его товарищами. Они залегли у окон на первом этаже.
- Ты кто? - спросил штурмовик, обнаружив рядом Соловых.
- Свой.
Штурмовик тут же отвернулся. Глаза у него были безумные, и от него попахивало спиртным.
Грохнуло еще несколько залпов, потрясших здание, и наступила напряженная тишина.
- Сейчас пойдут на штурм, - сквозь зубы сказал штурмовик и нервно передернул затвор.
Но атака все не начиналась.
- Тебя как зовут? - спросил Соловых.
- Сергей. А что?
- А вы кто такие, Сергей?
- В каком смысле?
- Ну, форма у вас… Не то штурмовики, не то эсэсовцы.
Сергей усмехнулся.
- Мы соратники, - сказал он. - Из РНЕ. Русское национальное единство. Баркашовцы, короче. А ты откуда?
- Я ниоткуда, - ответил Соловых. - Я сам по себе.
С той минуты как Соловых взял автомат, он почувствовал себя участником дурацкого любительского спектакля и уже начинал жалеть, что ввязался в это дело. Но вернуться в ряды зрителей он уже не мог.
Внезапно Сергей встрепенулся.
- Смотри, начинается! Идут! - крикнул он, прикладываясь к автомату.
Яркий свет уже снижавшегося солнца бил в глаза, но Соловых все же р