- Шафран, надо ее визиты свести до минимума.
- Почему? - удивился он.
- Ты, может быть, не осознаешь, что происходит. Но я-то вижу, что ты смотришь на нее, как кот на сметану. И не спорь, Шафран!…
Аркадий Михайлович не стал спорить. Но видеть Миледи всего раз в неделю он не смог. И как-то, не удержавшись, пришел к ней, когда Гриша был на работе. Пришел - и понял, что сделал это зря. Разговор получился рваный, напряженный. Аркадий Михайлович не заметил, какой жест Миледи спровоцировал его на безумный поступок. Он оказался в опасной близости от нее. А дальше оставалось только протянуть руку.
- Лапа!… - пропела Миледи, мгновенно слабея.
Точно так, как тогда, много лет назад в пустом классе, они стали лихорадочно помогать друг другу освободиться от одежды. Но тут раздался звонок в прихожей. Они заметались, приводя себя в порядок. Однако их взъерошенный вид все без слов сказал Грише, вернувшемуся на минутку домой.
Гриша вспыхнул как порох. Без лишних слов он влепил Аркадию Михайловичу оглушительную пощечину, и братья, вцепившись друг в друга, повалились на пол.
Наконец Аркадию Михайловичу удалось прижать извивающегося Гришу.
- Ты с ума сошел! - сказал он, тяжело дыша.
- Нет, это ты с ума сошел! - ответил Гриша. - Отпусти! Я раздумал тебе бить морду. Я не хочу об тебя даже руки пачкать.
Они поднялись с пола, не глядя друг на друга. Миледи замерла в углу.
- Какой сюжет! - сказал Гриша, гримасничая. - Шекспир в гробу перевернулся от зависти!
- Она не виновата, - сказал Аркадий Михайлович.
- Никто не виноват. Просто так получилось. Но вот вопрос: как жить дальше?
- Я уеду, - сказала Миледи.
- Да, так будет лучше.
Это сказал Гриша.
С этого дня братья всерьез занялись отправкой Миледи домой. Но в российском консульстве с ними даже разговаривать не стали. Возвращение Миледи было слишком хлопотным делом, и никто этим заниматься не желал. Миледи продолжала жить у Гриши, но отношения их стали невыносимыми. Какие уж там прогулки по Нью-Йорку, если они даже не разговаривали.
Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы на Брайтон Бич не приехал с концертами Марк Король. В Штатах он был никто. Американцы даже имени его не слышали. Но для эмигрантов на Брайтон Бич Король по-прежнему оставался кумиром. Билеты на его концерт в брайтонской школе, где выступали все гастролеры из России, расхватали мигом. Король благородно согласился дать еще один концерт, и опять большой школьный зал был набит битком.
В шестнадцатом ряду сидели братья Шафраны, Соня и Миледи, не позвать которую было неудобно.
После концерта в той же школе был устроен банкет. Аркадию Михайловичу удалось на него просочиться. Когда тосты в честь Короля иссякли, Аркадий Михайлович подсел к размякшему певцу и, не жалея самых ярких красок, описал ему историю обманутой несчастной девушки, умирающей от тоски по родине.
- Только вы можете ей помочь, Марк! - сказал в заключение Аркадий Михайлович дрогнувшим голосом.
Король в застольном шуме не очень-то понял все обстоятельства дела.
- Она еврейка? - спросил он.
- Нет. Русская.
- Это уже лучше. Что-нибудь придумаем.
Король любил помогать. Но не только по доброте сердечной. Ему нравилось демонстрировать свое могущество. Он не раз уже доказывал, что может все: пробить квартиру или звание для артиста, устроить на операцию к медицинскому светиле, спасти от милиции, посадить без билета в самолет. Невероятная популярность открывала перед ним все двери.
И сейчас, когда этот еврей-эмигрант смотрел на него умоляющим взглядом, Король решил, не откладывая, показать волшебную силу своего имени. Тем более что за столом плечом к плечу с ним сидел первый помощник консула, некто Буров. После вчерашнего концерта в консульстве тоже был банкет, на котором они подружились настолько, что Буров звал Короля Мариком, а Король его - Костей.
- Костя, - сказал Король. - Тут одна наша девушка в переплет попала. Осталась без документов. Как-то ей надо помочь вернуться домой.
Буров с трудом сфокусировал взгляд на собеседнике.
- Марик, - сказал он, - это тебе надо? Лично тебе?
- Мне.
- Тогда какой вопрос, Марик? Ноу проблем, пусть завтра ко мне зайдет. Только пусть скажет, что от тебя.
Назавтра Буров, протрезвев, все забыл. И только фамилия Короля, прозвучавшая как пароль, позволила все-таки Миледи проникнуть в нужный кабинет. Она вошла тише воды ниже травы и, опустив глаза, тихим голосом рассказала свою историю, сильно отредактированную накануне Аркадием Михайловичем. История была коротка: клюнула на обещание выгодной работы в Штатах, попала в самый настоящий публичный дом, сбежала оттуда при первой возможности, без денег и документов.
Подобные истории Буров слышал уже не раз. Ничего, кроме головной боли, они не сулили. Но слово, данное Королю, он нарушить не мог. Правда, когда они теперь встретятся, и встретятся ли? В этом деле у Бурова не было никакого личного интереса. А может, он мог появиться? Буров окинул взглядом молодую женщину, сидевшую напротив с опущенной головой. Фигурка вроде бы ничего…
- Что же вы все глаза прячете? - спросил Буров. - Будто правду хотите скрыть.
Миледи медленно подняла свои фарфоровые голубые глаза, и на ее пухлых губах появилась неопределенная, двусмысленная улыбка.
Это мгновение решило все. В деле Миледи для Бурова появился личный интерес. Настолько личный, что он сказал, кашлянув:
- У вас сейчас нет срочных дел? Я бы хотел побеседовать с вами подробней. И не в кабинете. По-дружески.
Дружеской беседы у них не получилось. Едва впустив Миледи в свою квартиру, Буров немедленно хлопнул полстакана неразбавленного виски и закурил, дожидаясь, пока свежая выпивка ляжет на старые дрожжи. Эффект был почти мгновенный. Буров задавил сигарету в пепельнице и с пьяной ухмылкой подошел к Миледи, паинькой сидевшей в кресле.
- Очень домой хочешь? - спросил он.
- Очень.
- Докажи!
Мягкий ворс ковра щекотал голую спину Миледи. Над головой пыхтящего Бурова она видела потемневшую икону в массивном серебряном окладе. Богоматерь смотрела на Миледи глазами, полными сострадания и печали.
Год 1994-й. Жанна
Тысячная толпа принаряженных зрителей у входа в Театр эстрады начинала негодовать. Никто не мог понять, по какой причине не открывают двери.
Через двадцать минут должен был начаться концерт, а на ступенях, ведущих к главному входу, творилось что-то непонятное. Какие-то молодые люди в одинаковых комбинезонах поспешно устанавливали деревянный помост, тянули провода, расставляли динамики и микрофонные стойки.
В тот момент, когда ропот толпы достиг наивысшей точки и уже стали раздаваться угрожающие выкрики, на только что сооруженный помост поднялся сам Иван Сергеевич Зернов в элегантном смокинге и алой бабочке. Он подошел к микрофону, постучал по нему пальцем и, убедившись, что микрофон работает, призывно поднял руку. Толпа заинтересованно притихла. Многие узнали Зернова, поскольку он в качестве живой реликвии частенько мелькал на телевизионном экране.
- Милые дамы и уважаемые господа! - произнес Зернов своим знаменитым бархатным голосом. - У нас в театре случилось маленькое чепэ. Я, конечно, мог бы вам наврать, что лопнула канализация и все затопило дерьмом.
Толпа дружно хохотнула и замерла. Зернов еще не потерял умения владеть вниманием публики.
- Я бы мог придумать, что Жанна Арбатова подавилась за обедом куриной костью и не может петь.
В толпе опять засмеялись, еще не понимая, куда клонит старый конферансье.
- Слава богу, ничего этого не случилось, - продолжил Зернов. - Случилось кое-что гораздо более интересное. Вы знаете историю о том, как в спальню Папы Римского кто-то подложил секс-бомбу?
Зернов сделал умышленную паузу, выжидая, пока до публики дойдет смысл сказанного и она засмеется. Так и случилось.
- Ее с трудом удалось обезвредить четырем здоровенным телохранителям!…
В умении подать репризу Зернов не знал себе равных. Раздался смех, кто-то даже захлопал. Зернов, как в былые годы, «держал» зрителя. Теперь паники можно было не опасаться и перейти к главному.
- У нас произошло то же самое, только без секса, - сказал Зернов. - Грубо говоря, меня предупредили, что в здании заложена бомба. Надеюсь, что это дурацкая шутка. Однако береженого бог бережет. Здание уже проверяют спецслужбы. Вам же я предлагаю два варианта. Вы со своими билетами можете прийти через неделю. А для тех, кто захочет остаться, концерт начнется немедленно, прямо здесь. Я уверен, что на второе отделение мы перейдем в зал.
Публика слушала Зернова как завороженная. Никто и внимания не обратил на то, что за его спиной незаметно заняли свои места музыканты Жанны.
- Больше мне вам сказать нечего, кроме того, что сейчас я с огромным удовольствием представляю вам… - голос Зернова зазвучал торжественно, - …храбрую женщину и замечательную певицу Жанну Арбатову!…
Из динамиков грянула музыка, предваряющая выход Жанны. Все получилось так стремительно и эффектно, что ошарашенная толпа бурно зааплодировала.
Зернов сделал шаг в сторону, освобождая дорогу на помост Жанне.
До захода солнца оставалось еще два с половиной часа, и на улице было совсем светло, так что с освещением проблемы не возникло. И майский вечер выдался совсем по-летнему теплым. Все это Зернов учел. Как и то, что необычность ситуации заставит если не всех, то многих остаться на месте. Конечно, кое-кто ушел, решив воспользоваться своими билетами через неделю, как было обещано. Но толпа у входа в театр все увеличивалась за счет случайных прохожих, привлеченных звуками музыки.
Для Жанны все произошедшее послужило своеобразным допингом. Несмотря на необычную обстановку, она пела как никогда здорово. Ощутив какое-то особое единение с людьми, которые слушали ее стоя, Жанна между песнями стала по-свойски разговаривать со зрителями. Она шутила, задавала вопросы, вспоминала какие-то забавные истории. И всякий раз, как ни удивительно, попадала точно в десятку.