Зернов, вернувшись в свой кабинет, достал из потайного бара заветную бутылку армянского коньяка десятилетней выдержки и с наслаждением хлопнул полную рюмку. После чего откинулся в кресле и раскурил сигару. Он был уверен, что и на этот раз победил. Генерал-майор с Петровки, его старый знакомый, моментально прислал по звонку Зернова лучшую бригаду с поисковыми собаками. Проверка служебных помещений подходила к концу.
Оставалось только «отработать» сцену и зрительный зал. Помощник Зернова, уже успел связаться с несколькими журналистами, срочно вызвав их на место событий. Небольшая сенсация в прессе Театру эстрады совсем бы не повредила. Это Зернов тоже хорошо понимал. Пусть подонок, угрожавший по телефону, искусает себе локти!…
Однако, как оказалось, Иван Сергеевич успокоился рано. Когда через полтора часа ему доложили, что никакого взрывного устройства нет и в помине, он вернулся на улицу, на импровизированную сцену, и, дождавшись конца очередной песни, подошел к микрофону.
- У нас вообще замечательный зритель, - сказал Зернов, обращаясь к толпе, - но таких, как вы, я еще не видал. Спасибо вам, друзья! Как мы с вами и думали, никакой бомбы не было, и теперь я приглашаю вас в зал, где мы продолжим после небольшого антракта. Кстати, в буфете вас заждались!…
Публика весело повалила в распахнувшиеся двери. Краем глаза Зернов заметил отчаяние на лице Жанны, но не придал этому значения. Жанна догнала его уже в коридоре.
- Иван Сергеевич! Зачем вы это сделали?! - со слезами в голосе воскликнула она.
- Что сделал?
- Зачем вы остановили концерт? Так здорово все шло. Надо было и закончить там, на улице!
- Детка, ты ничего не понимаешь.
- Нет, это вы не понимаете. У меня первое отделение идет сорок минут. А я пела полтора часа.
У меня просто не осталось песен на второе отделение!
Зернов поперхнулся сигарным дымом.
- Совсем не осталось? - спросил он.
- Ну, может, три-четыре.
- Будешь каждую бисировать. Тебя хорошо принимают.
- Все равно это минут на двадцать, не больше.
- М-да, такой финал может все погубить.
- Вот и я о том же!…
Зернов окутался сигарным дымом, словно извергающийся вулкан. Он напряженно думал.
- Есть только один выход, детка.
- Какой?
- Устрой им концерт по заявкам.
- То есть?
- Они сейчас твои. Предложи им игру: они заказывают - ты исполняешь.
- Как в ресторане?
- Нет же, дурочка. Как в дружеской компании. И пусть они тебе подпевают. Я знаю, так не делается. А ты сделай. У тебя получится.
- Свои песни могут получиться. А чужие?
- Тех, какие не знаешь, естественно, не пой. Отшутись. Вообще будь предельно открытой. За это тебя еще больше полюбят.
- А музыканты?
- Что - музыканты?
- Мы же такое не репетировали. Если они не смогут подыграть?
- Если не смогут, то никакие они не музыканты и гнать их надо поганой метлой!
Год 1995-й. Зоя
Литое тело питбуля ударило Зою как снаряд. Она не удержалась на ногах и упала, защищая руками горло. Страшные челюсти сомкнулись на ее пальцах.
В этот момент распахнулась дверь и вошел Соловых. Его реакция была мгновенной. Он шагнул вперед, ухватил питбуля сверху за шкуру и оторвал от жены. Зоя закричала, почувствовав в левой руке нестерпимую боль. Шамиль с воем извивался в руках Соловых, пытаясь впиться в хозяина. Но тот быстрым шагом дошел до лоджии, швырнул в нее собаку, словно мешок, и туг же прикрыл дверь.
Осатаневший Шамиль с рычанием бросился на дверь, грозя проломить стекло. Но Соловых, не обращая на него внимания, кинулся обратно в коридор.
Зоя сидела на полу, прислонившись к стене, и с ужасом смотрела на окровавленный остаток пальца, откушенного питбулем. Она была в шоке и потому не издавала ни звука.
Страшная боль заставила ее закричать позже, когда Соловых стал обмывать кровоточащий обрубок водкой и лихорадочно перевязывать его кухонным полотенцем. Потом он буквально на руках стащил Зою вниз к машине и погнал в ближайший травматологический пункт.
Дежурный врач ничуть не удивился их визиту. За время ночных дежурств он и не такое видал. Врач, насвистывая какой-то легкомысленный мотивчик, по всем правилам обработал рану и всадил Зое два укола - противостолбнячный и успокаивающий.
- Придется вашей супруге курс прививочек сделать, - сказал врач Соловых. - А с вашим зверем надо кончать. Немедленно. У него, похоже, крыша поехала. Он у вас какой породы? Ах, питбуль! Ну тогда что вы хотите. Это же киллер о четырех лапах!…
Дома Соловых уложил Зою в постель, дал ей две таблетки снотворного. Потом тихонечко вышел и отыскал на антресолях тщательно упакованный пистолет Макарова, до сих пор не находивший применения. Сняв его с предохранителя, Соловых заглянул в лоджию. Шамиль, увидев его, злобно оскалился. Питбуль понимал, что пришел его последний час, и собирался дорого отдать жизнь.
Но Соловых медлил. Он не испытывал к бешеному псу жалости. Просто вдали показался мусоровоз, направлявшийся к их дому. Возня с мусорным контейнером всегда производила ужасный шум, и Соловых сообразил, что это сможет заглушить звук выстрелов.
Так и случилось. Соловых трижды выстрелил в приоткрытую дверь лоджии. После третьего выстрела тело питбуля конвульсивно дернулось в последний раз и замерло. Шофер мусоровоза даже не обернулся.
Но в квартире выстрелы прозвучали оглушительно и разбудили Зою. Она подошла к мужу, баюкая забинтованную руку, и заглянула через плечо Соловых в лоджию.
- Все? - спросила Зоя.
- Все, - ответил Соловых, пряча пистолет в карман. - Потом заверну эту сволочь в какую-нибудь тряпку и отвезу за город, на свалку.
- Что же это с ним случилось, а?
- Не знаю. Счастье еще, что Маринки дома не было.
- Да уж, - вздохнула Зоя. - Аты знаешь, Гена, какой он мне палец отхватил? Безымянный.
- Самый нерабочий.
Эта неуклюжая попытка хоть чем-то ее утешить заставила Зою усмехнуться.
- Это правда, - сказала она. - Но я другое имела в виду. На этом пальце кольцо было. То самое, которое мне Сильвер подарил. Вот ведь глупость какая.
Соловых взглянул на Зою, потом распахнул дверь в лоджию и приблизился к неподвижному питбулю.
- Ты осторожней, Гена! Вдруг он еще живой.
- Где там. Готов.
Соловых дулом пистолета разжал сомкнутые челюсти собаки и осмотрел пасть.
- Тут ничего нет. Неужели проглотил?
На Зою вдруг напал истерический смех.
- Может, нам в коридоре поискать? - спросила она. - Прямо какой-то фильм ужасов. Муж по квартире палец жены ищет!…
Соловых тем не менее заглянул в коридор, но ничего там не обнаружил, кроме следов крови.
- Ну и бог с ним, - сказала Зоя, постепенно успокаиваясь. - Без пальца осталась, чего уж тут о камешке жалеть!…
Соловых отвел жену в спальню, и там она наконец крепко уснула, словно провалилась в черную дыру. Соловых же ложиться не собирался. У него еще были важные дела.
Зоя проспала до полудня. А когда проснулась, Соловых уже возвратился с загородной свалки, куда он, как и обещал, отвез бренные останки питбуля.
- Кстати, колечко твое нашлось, - сказал Соловых, протягивая Зое подарок Сильвера.
- Как нашлось? Где?
- Какая разница? - Соловых отвел глаза.
- Подожди, Гена! Он его правда проглотил, что ли? Ладно, не надо. Не хочу знать. Как мы Маринке объясним, куда Шамиль делся?
- Тоже мне проблема. Да знакомым отдали.
- Вместе с моим пальцем?
- А про это ты сама что-нибудь сочини. Ты же женщина, не мне тебя учить.
Часть четвертаяХватаясь за соломинку
Глава перваяРазговор начистоту
Год 1995-й. Журналистка
Такого скандала не ожидал никто. Новая телекомпания «ТВ-шанс» вела ожесточенную борьбу с другими компаниями, на которые разделилось прежде единое Центральное телевидение. Молодые энтузиасты, учредившие «ТВ-шанс», сразу сделали ставку на проекты, которые должны были вызывать шок у зрителей. Ни на одном канале не было такого количества крови, грязи, голых тел, сплетен и так называемой ненормативной лексики, граничащей с самым обыкновенным матом. Но и в этой клоаке авторская программа журналистки Евгении Альшиц представляла собой нечто особенное.
По форме «Разговор начистоту» был модным ток-шоу. Но весьма специфический подбор участников и обсуждаемых тем делали программу по-настоящему сенсационной. Несмотря на то что еженедельный «Разговор начистоту» начинался в пять минут первого ночи, когда добрые люди уже видят десятый сон, рейтинг у него был не ниже чем у слезливых мексиканских сериалов, о которых Альшиц отзывалась коротко - сопли в сахаре.
Ее телевизионная журналистика была жесткой, если не сказать - жестокой.
Жириновский со своим набившим оскомину фиглярством в «Разговоре начистоту» выглядел просто шаловливым ребенком. Иначе и быть не могло, поскольку Евгения сводила в своей программе и махрового антисемита, и убежденного гомосексуалиста, и последователя кровавой религии вуду, и чокнутого изобретателя вечного двигателя, и наемного убийцу в маске, и человека, утверждавшего, что он чудесно спасенный цесаревич Алексей. Это в ее программе был показан документальный видеосюжет о бизнесмене, застрелившемся перед включенной камерой. Это у нее состоялась жаркая дискуссия о преимуществах орального секса и был представлен эротический балет по мотивам «Камасутры». Гости Евгении упоенно сливали самого гнусного свойства компромат на своих идейных и деловых противников.
- Да, я копаюсь в дерьме! - отвечала на все упреки Евгения. - Но пока оно существует, кто-то должен это делать. Ведь вы не станете осуждать ассенизаторов за их работу? Да, воняет. Но вместо того чтобы зажимать нос и делать вид, что вокруг цветут розы, я убираю!
Она никогда не сообщала руководству тему очередной программы и держала в тайне имена приглашенных. «Разговор начистоту» шел живьем, и это стоило всем диких нервов. Угроза скандала, грозившего каждую минуту разразиться в прямом эфире, создавала невыносимо напряженную обстановку. Как раз это Евгении и нравилось.