Она всякий раз чувствовала себя укротительницей, выходящей на арену с группой свирепых хищников.
На этот раз гостей в программе было всего трое. Она начала беседу с похожим на доктора Айболита розовощеким ученым с седой бородкой и добрым взглядом из-под очков. К Евгении он обращался не иначе как «родненькая моя», а к телезрителям, соответственно, «родненькие мои». Весь он был какой-то сладкий, паточный, и голос его звучал убаюкивающе. Тем не менее доктор Айболит говорил о близком конце света как о деле решенном. Он не брал себе в союзники Нострадамуса и других прорицателей. К выводу, что вскоре нам всем будет крышка, доктор Айболит пришел самостоятельно.
Как-то он обратил внимание на большой глобус в витрине магазина, и его внезапно пронзила мысль, что льды, скапливающиеся на полюсах Земли, вот-вот должны нарушить равновесие нашего шарика. Тяжелые ледовые шапки полюсов поменяются местами с нынешним экватором.
- И что же произойдет? - спросила Евгения.
- Как это что? - всплеснул ручками доктор Айболит и с ласковой улыбкой сказал в камеру: - Растаявшие льды, родненькие мои, накроют водой большую часть планеты. Причем многокилометровым слоем. Так что и Америка, и Европа, и все прочее станет морским дном.
- И Москва?
- Нет, родненькая моя. У Москвы положение чуточку лучше. Она опустится в Мировой океан всего на шестьсот метров.
- Это, конечно, утешает, - усмехнулась Евгения. - Значит, мы все утонем?
- А как же, родненькая моя? Непременно.
- И вы говорите об этом так спокойно?
- А что толку нервничать? Я-то вообще спокоен. Мне уже шестьдесят пять, я свое пожил. Молодым, конечно, обидно. Но раз у всех одна судьба, то и переживать нечего.
- Когда же, по вашим расчетам, нас ждет этот приятный сюрприз?
- Точно числа я не назову. Это антинаучно. Но, думаю, не позднее нынешнего лета.
- Ошибка исключена?
- На сто процентов.
- Значит, не стоит строить никаких планов? Просто прожигать жизнь?
- Это личное дело каждого.
- Хорошо. Давайте послушаем звонки зрителей.
Первой в студию прорвалась какая-то бабушка. Голос ее дрожал от волнения:
- Я вот что у вашего гостя хочу спросить. Я весной на дачу собиралась. Картошку посадить… Так что же теперь - не ездить? Не сажать картошку?
- Я уже сказал, родненькая моя, - ответил доктор Айболит. - Это личное дело каждого.
- Еще один звонок, - сказала Евгения.
- Это телевидение? - заорал из динамика молодой голос.
- Да, да. Вы в прямом эфире.
- Знаете что? Если у этого вашего старого мудака крыша поехала…
Телезрителя тут же отключили. Евгения и бровью не повела.
- Вот видите, - сказала она доктору Айболиту, - не все принимают вашу точку зрения.
- А материться-то зачем? - Ученый обиженно поджал губы. - Матом, родненькие мои, процесс не остановить.
- Да, нет пророков в своем отечестве, - сказала Евгения. - У нас в студии еще один гость, с которым мы будем говорить совсем на другую тему. Но сначала мне хотелось бы узнать, что он думает по поводу услышанного…
Год 1994-й. Жанна
Началось второе отделение концерта, и Зернов незаметно вошел в зрительный зал и прислонился к стене. Он уж и не помнил, когда в последний раз так волновался. И волновался он не зря. Весь кураж у Жанны куда-то пропал. Она выглядела бледной копией той, что пела на улице. Зал это тоже почувствовал: зашумел, закашлял. Назревала катастрофа. Под жидкие аплодисменты после очередной песни из пятого ряда вдруг поднялась супружеская пара и стал пробираться к выходу.
Жанна растерялась только на секунду. А затем привычная вспышка ярости исказила ее лицо.
- Стоять! - оглушительно скомандовала она.
Супружеская пара, вздрогнув, замерла. Замер и зал, ожидая продолжения.
Жанна выдержала паузу, а потом с неожиданной улыбкой сказала нежнейшим голосом:
- Милые вы мои! Я понимаю, что концерт затянулся и вы спешите домой. Но мне очень хочется на прощание спеть что-то лично для вас. Для вас двоих. Что бы вы хотели услышать?
Зал, уже готовый возмутиться хамским окриком Арбатовой, был куплен с потрохами внезапной сменой интонации. Супружеская пара не знала, куда деваться от смущения.
А Жанна легко сбежала со сцены и подошла к супругам.
- Как вас зовут? - спросила она ласково.
- Кого? Меня?… - совсем растерялся мужчина. - Василий Мефодьевич. Вася…
Зал содрогнулся от смеха. В одно мгновение он оказался союзником Жанны.
- А вас? - спросила Жанна у жены.
- Катышева Людмила, - пискнула та, вызвав новый взрыв смеха.
- Так что же вам спеть, дорогие Люся и Вася? Супруги затравленно переглянулись.
- Ну, может быть, эту… «Слезы шута»? - выдавил из себя Вася.
В новой программе этой песни у Жанны не было. Но музыканты, естественно, знали мелодию недавнего шлягера и сыграли вступление довольно уверенно. А дальше все пошло как по маслу. Жанна снова поймала кураж.
Но Зернов слышал это уже по внутренней трансляции у себя в кабинете, куда он вернулся с мокрой спиной и пересохшим горлом.
Вскоре к нему присоединились трое вызванных журналистов. Зернов понимал, что они пришли только из уважения к его сединам, а потому расписал все произошедшее, нарочно сгустив краски. Из бара вновь была вынута бутылка армянского коньяка, подогревшего интерес к беседе. Журналисты задержались, чтобы задать несколько вопросов Жанне.
Она ворвалась в кабинет, разгоряченная успехом, и, не обращая внимания на посторонних, с визгом повисла на шее у Зернова.
- Спасибо вам за все, Иван Сергеевич! - сказала Жанна, стирая со щеки Зернова помаду от поцелуя.
Журналисты, поговорив с Жанной минут десять, отбыли.
- Я тоже пойду? - сказала Жанна, поднимаясь.
- Подожди минутку. Мне одна вещь покоя не дает. Какая все-таки сволочь звонила? Кому ты дорогу перешла? Это, детка, надо задавить в зародыше.
- Не знаю, Иван Сергеевич.
- Знаешь. Наверняка знаешь. Только представить не можешь, что человек оказался такой гнидой. Давай-ка прикинем. Может, какие-то дела в прошлом? Ты раньше с кем работала?
- С «Настоящими мужчинами».
- И как вы расстались? Полюбовно?
- Не совсем. Можно сказать, они меня выжили.
- Ревность к успеху?
- Вроде того.
- Нет, это не то. Раз сами выжили, значит, должны быть довольны, что ушла, и все. Вопрос закрыт. Тут что-то другое. А с Сашей Бородкиным у тебя какие были отношения?
- Обыкновенные. Рабочие, - сказала Жанна и покраснела.
- Ты спала с ним?
Жанна вскинула на Зернова возмущенный взгляд:
- Ну хотя бы и спала!
- Я не в укор. Это ваше личное дело. Тебе Бородкин делал сольную программу?
- Нет. Я сама.
- Не хотела быть ему обязанной? Или что-то другое?
- Другое, - сказала Жанна через паузу.
- Ты ему дала от ворот поворот? Так, детка?
- Я не понимаю, при чем тут Бородкин?
- Так да или нет?
Жанна промолчала.
- Скажи мне, детка, - мягко продолжил Зернов, - у тебя в последнее время случались какие-нибудь неприятности? Я имею в виду - по работе?
- Таких, как сегодня, нет.
- А какие были?
Жанна задумалась. Действительно, за те неполные полгода, которые она работала одна, не все шло гладко. Три ее гастрольные поездки прошли с несомненным успехом, чему немало способствовало то, что музыкальная редакция телевидения частенько давала в эфир ее песни.
Те самые, которые ей удалось пробить в октябре прошлого года. Но в каждой поездке обязательно возникала какая-нибудь неожиданная неприятность. То откуда-то расползался слушок, что она не выходит на сцену без стакана коньяка и будто бы однажды, оступившись, свалилась в зал. То в местной газете появлялась заметка о том, что она якобы обварила своего любовника кипятком из чайника. То начинались разговоры, что она поет не живьем, а под «фанеру». А когда в Москве какие-то хулиганы избили молоденькую журналистку, кто-то пустил сплетню, что это дело рук Жанны Арбатовой, боявшейся, что в газете появится критическая статья о ней. Откуда все это шло, понять было невозможно. Да Жанна и не старалась разобраться, полагая, что все это издержки популярности.
Зернов думал по-другому. Он знал изнанку эстрады и людей, крутившихся в шоу-бизнесе.
- При чем здесь Бородкин, говоришь? - задумчиво сказал Зернов, раскуривая очередную сигару. - Я его с пеленок знаю. И смею тебя уверить, детка, что такого гордеца еще свет не видал. Стоит кому-то его случайно не заметить, не поздороваться, так он запишет этого человека во враги на всю жизнь. Пустяка не простит. И если ты ему действительно отказала во взаимности, то он будет мстить. Такой поганый характер. И поэтому многие его боятся.
- Вы думаете, это он позвонил?
- А что тут думать? Мы сейчас проверим. - Зернов по памяти набрал телефонный номер. - Саша? Вечер добрый. Это Зернов.
Иван Сергеевич нажал на аппарате специальную кнопку, чтобы голос Бородкина был слышен Жанне.
- Добрый вечер, Иван Сергеевич, - как-то осторожно ответил Бородкин.
- Хочу тебя поблагодарить за предупреждение. Нашли все-таки эту проклятую бомбу!
- Как нашли?… - Бородкин поперхнулся и замолчал.
- Шучу. А ты чего так удивился? Ты разве знал, что ее не было?
- Кого «ее»? - Бородкин вдруг заговорил с несвойственной ему торопливостью. - Извините, Иван Сергеевич. Я тут дремал. Никак не врублюсь, о чем вы.
- О бомбе, Саша, - сказал Зернов, откровенно торжествуя. - Позвонил тут какой-то… Бомба, говорит, у вас в театре заложена. Представляешь? Хотел, мерзавец, Арбатовой концерт сорвать. А вышло все наоборот. И концерт получился высший класс, и бесплатная реклама на всю Москву.
- Поздравляю, - сказал Бородкин замороженным голосом. - Только мне-то, Иван Сергеевич, зачем это знать?
- Ну ты же с Жанной работал, помогал ей. Я думал, тебе приятно будет услышать про ее успех.
- Мало ли, с кем я работал. За всех радоваться - для себя ничего не останется.