Правоверный мусульманин, окончивший когда-то с красным дипломом юридический факультет МГУ, он бросил престижную преподавательскую работу в Москве и вернулся на родину, когда на Кавказе всерьез запахло порохом.
В местные интриги Аслан ввязываться не стал, а собрал небольшой отряд, с которым ушел в горы, удивив всех знакомых, прочивших ему роль политического лидера. Постепенно отряд разросся, но волна сопротивления принесла с собой и немало грязной человеческой пены.
Аслан старался освободиться от убийц и мародеров, но это было сложной задачей, а потому партизанскую войну против федералов не удавалось вести по-рыцарски. Боевики, вопреки запрету командира, постоянно брали заложников ради выкупа. Не меньше половины добытых таким образом денег исчезало в их карманах. Остальное шло на оснащение отряда современной техникой и боеприпасами, которыми охотно торговали сами федералы.
Борьба за самоопределение Кавказа стала делом жизни Аслана. Об этом он говорил в многочасовой беседе с Тимуром. Его убежденность имела какую-то поистине колдовскую силу. Он не уговаривал Тимура включиться в борьбу. Но слова его глубоко потрясли молодого режиссера. Тут дала о себе знать и его впечатлительная натура.
Он словно бы услышал властный зов предков. И с этого момента в душе Тимура разом оборвались все живые ниточки, связывавшие его с богемной жизнью в Москве, со звездами эстрады, с телевидением и всей прочей мишурой, казавшейся ему теперь недостойной настоящего мужчины.
- Со мной женщина, - сказал Тимур так, словно его судьба уже была решена. - Женщина, которую я люблю.
- Женщине здесь делать нечего, - сказал Аслан.
- Она одна уйти не захочет. С ней еще четверо, съемочная группа.
- Им тоже тут нечего делать. Но мои люди без выкупа их не отпустят.
- Но я не знаю, кто бы мог за них заплатить.
- Это моя проблема, Тимур. Я свяжусь с Москвой. Там есть верный человек. Выйди.
Аслан включил свой телефон и стал набирать номер. Тимур вышел на воздух. Несмотря на кажущуюся твердость, он все-таки был в смятении.
Долгожданный ответ пришел из Москвы только через неделю. Аслан сообщил об этом Тимуру первому. Вскоре был должен состояться обмен, но как он будет происходить, от Тимура держали в тайне.
К этому времени пленников перевели в другое место, в отдаленный горный аул, где в их распоряжение был предоставлен крохотный домишко, показавшийся после землянки настоящими хоромами. Тут к ним даже не приставили охрану, потому что бежать было некуда. Да пленники и не помышляли о побеге.
Тимур все время держался рядом с ними, но в его отношениях с группой возникло отчуждение, хотя он никого не посвящал в свои планы. Даже Жанну. Она тоже помалкивала, тайно надеясь, что наваждение, переменившее Тимура, со временем пройдет.
Как-то ночью она проснулась от непривычных звуков. Прислушавшись, поняла, что слышит песню. Жанна на цыпочках вышла из дома. Стояла тихая и какая-то прозрачная ночь. Звезды висели над самой головой, хоть трогай их руками. А чистый и звонкий голос где-то неподалеку задумчиво выводил щемящую мелодию незнакомой песни. Жанна сделала еще несколько шагов и замерла, увидев Тимура.
Он сидел на поваленном дереве, подняв голову к звездам, но глаза его были закрыты. Чуть покачиваясь из стороны в сторону, Тимур пел на родном языке. Песня была полна такой пронзительной грусти, что у Жанны невольно навернулись слезы. Под ее ногой хрустнула ветка, и Тимур, оборвав песню, обернулся.
- А я и не знала, что ты так потрясающе поешь, - сказала Жанна.
- Я тут ни при чем. Это песня такая. Я ее от матери слышал.
- Песня потрясающая. Но ты со мной не спорь. Я все-таки в пении кое-что понимаю. А о чем она?
- Угадай.
- Нет, скажи. - Она села рядом с ним.
- О тебе.
- Врешь.
- Нет. Это песня о любви, а значит, о тебе.
- Почему же такая грустная?
Вместо ответа Тимур обнял ее и поцеловал в губы. И тут началось какое-то сумасшествие. Они целовались так, словно через секунду обоим предстояло умереть. А потом Тимур поднял Жанну на руки и понес в кромешную темноту.
- Мы разобьемся! - шепнула она. - Ничего же не вид…
Он опять поцеловал ее, не дав договорить.
Полный ночных ароматов альпийский луг стал для них ложем. Они проваливались в бездну и взмывали над ней бессчетное количество раз. Совершенно оглушенные счастьем, они поднялись с помятой травы только с первыми лучами солнца.
- Господи, - выдохнула Жанна, - если бы ты знал, как я тебя люблю!
- Никогда, - сказал он, - ты слышишь - никогда у меня не будет другой женщины!
- Пусть только попробует появиться, - засмеялась Жанна. - Я ей глаза выцарапаю!…
Она попыталась обнять Тимура за шею.
- Подожди, - сказал он. - У меня хорошие новости. Завтра ночью вы будете свободны.
- «Вы»?… А ты?
Тимур не ответил.
- Но как же так… - жалобно заговорила Жанна. - А наш клип? Ты ведь должен его смонтировать. Зачем же мы столько мучились?…
Она сама понимала, что говорит ерунду, но надо же было хоть за что-то зацепиться.
- Клип уже смонтирован, - сказал Тимур. - Осталось вставить несколько планов. С этим любой справится.
- Ты хочешь сказать, что сегодня мы с тобой прощались?
- Я не хочу этого говорить, - сказал Тимур. - Но это так.
- Значит, это у вас такой старинный кавказский обычай - трахнуть женщину на прощанье? - выкрикнула Жанна, не помня себя.
- Замолчи!
- Да пошел ты!…
Жанна не разбирая дороги бросилась обратно к домику. Больше она Тимура не видела и на все вопросы о нем холодно отвечала:
- Ничего не знаю. И знать не хочу.
Ночью пленников несколько часов везли все в том же рафике по разбитым дорогам. Потом их долго держали с завязанными глазами и сняли повязки только в самолете, взявшем курс на Моздок. В полумраке сопровождавших их людей нельзя было рассмотреть. Вроде спецназовцы, а может, и нет.
В тот же день другим самолетом их доставили на подмосковный военный аэродром. Группу никто не встречал, кроме человека в темных очках и наглухо застегнутом черном плаще с поднятым воротником.
- С благополучным возвращением, - сказал он без выражения. - Сейчас вас развезут по домам. Но перед этим договоримся: никому ни звука. Особенно прессе. Вы задержались в горах из-за погоды. Ясно? Иначе вас ждут очень большие неприятности. Очень!…
Жанна не знала, что почувствовали остальные, но ее от этих слов зазнобило словно от лютого февральского ветра.
Год 1996-й. Зоя
Зоя сидела у замолкшего телефона в холодном поту. Почему-то она ни секунды не сомневалась, что Миледи сказала правду Может быть, все дело в этих проклятых кассетах Сильвера? Кто-то дознался про тайные съемки в «Золотом веке». Она, конечно, ни при чем, но когда хлопнут, уже ничего не докажешь.
Зоя бросилась в спальню и растолкала задремавшего после обеда Соловых. Сначала он ничего не мог понять, а потом тоже встревожился и полез на антресоли за пистолетом.
- Надо в милицию позвонить, - бормотал он. - А сюда пусть только сунутся!
- Дурачок! - ласково сказала Зоя. - Никто сюда ломиться не станет. Пристрелят на улице, и все. И никакие менты не спасут.
- Но за что? Что ты такого сделала?
- Потом разберемся. А сейчас мне надо уматывать. И подальше.
- Куда?
- По дороге на вокзал решим. Может быть, навещу город детства. Малую родину.
Она старалась говорить шутливо, но губы у нее тряслись.
- А как же работа?
- Обойдется. Скажешь, что уехала отдыхать. В Ялту. Врачи рекомендовали.
- Так на сколько же ты уедешь?
- Видно будет. Шевелись же, Гена!…
Зоя уехала вечерним поездом, не успев повидаться с Петей.
Но в городе детства она пробыла всего две недели, полные тоски и тревоги. Она поселилась в гостинице и ни разу не вышла на улицу. Ей не хотелось встретить знакомых или, не дай бог, отчима. Зоя боялась, как бы не стряслось чего с дочерью или мужем, и звонила домой два раза в день. Но все было спокойно, и постепенно ее страхи стали проходить. Вдалеке от Москвы поспешное бегство показалось Зое совершеннейшей чепухой. Миледи наверняка что-то почудилось, а у нее нервы тогда были на пределе.
Совсем уж собравшись обратно в Москву, Зоя на всякий случай решила позвонить Миледи. Но ее телефон не отвечал ни днем, ни ночью. Тогда Зоя набрала номер «Золотого века» и выяснила, что ее подруга несколько дней назад таинственно исчезла, словно в воду канула. Правда, оставила для Зои письмо.
- Что в письме? - спросила Зоя.
- Оно заклеено, - обиженно ответили ей. - Мы не открывали.
- Так откройте и прочтите мне.
В трубке послышалось шуршание бумаги.
- Читаю! - объявили наконец на том конце провода. - «Все хорошо. Возвращайся».
- И больше ничего?
- Ничего. Только написано чудно, как будто ребенок писал. Печатными буквами.
Зоя поняла, что это была наивная попытка Миледи скрыть свой почерк.
- Спасибо, - сказала она. - Я еду в Москву. Как там у вас дела?
- Нормально. Ждем вас, Зоя Павловна. Как подлечились?
- Лучше не бывает. Пока!…
Соловых, встретивший Зою на вокзале, поразил ее своей сдержанностью. Он вообще не был склонен к бурному проявлению чувств, но сейчас это было что-то особенное.
- Как Маринка? - в первую очередь спросила Зоя.
- Нормально.
- А ты?
- Я тоже.
- А в ресторане как?
- Как обычно.
- Что-то ты не очень рад моему возвращению, Гена. Все из тебя клещами надо тянуть.
Соловых только пожал плечами. Но в машине он все-таки не удержался и, следя за дорогой, мрачно спросил:
- Скажи честно, Зоя, это все правда?
- Что?
- Ну вот эта угроза, из-за которой ты уехала.
- Конечно, правда, А ты думаешь, я с любовником ездила развлекаться?
Черт ее дернул за язык!
- А почему бы и нет? - все тем же тоном ответил Соловых. - Ты женщина молодая, интересная. А муж у тебя старый пень.