Зоя ахнула. Орешки лавиной обрушились под прилавок и рассыпались по земле. Милицейский сержант демонстративно отвернулся. Ариф неторопливым шагом двинулся дальше по своим владениям.
Зое кое-как удалось собрать ничтожную часть орешков, перемешанных с мусором. Она привезла их обратно в связанном узелком испорченном рюкзаке. Остатки орешков подруги промыли под краном и съели сами. Два дня, по крайней мере, у них не было проблемы с едой.
Год 1976-й. Миледи
В девятом классе появился Аркадий Михайлович Шафран, новый учитель истории, который, встретившись с Миледи, буквально стал на свой смертный путь. Смуглый черноволосый выпускник педагогического института, немножко смахивающий на цыгана, сразу же занозил сердца многих девчонок.
- Меня зовут Аркадий Михайлович, если ни у кого нет возражений, - весело объявил он. - По национальности я еврей. Тоже нет возражений? Тогда я буду преподавать вам историю. Кто тут у нас Агеев?
- Я, - отозвался Агеев.
Аркадий Михайлович оторвался от журнала, оглядел Агеева веселым взглядом и сказал:
- Рад знакомству. Арутюнян?
- Я.
- Очень хорошо. Быкова?
- Она болеет.
Историю в классе не любили и безбожно ее прогуливали под самыми разными предлогами. Быкова, возможно, сейчас сидела в кино, но ее на всякий случай прикрыли.
- Печально, - сказал учитель. - Надеюсь, что молодой организм Быковой победит в борьбе с недугом. Братчик?
- Я Братчик! - откликнулась Зоя.
- Спасибо, что пришли. Воротников?
- Болен!
- Пожелаем ему скорейшего выздоровления. Лыков?
Наступила пауза. Объявлять Лыкова больным было уже просто неприлично.
- Разве у Лыкова нет в классе друзей? - насмешливо спросил учитель.
- Почему нет? Есть, - раздались голоса.
- Так разве им трудно крикнуть «болен»?
Этим Аркадий Михайлович окончательно купил класс. Так же играючи он добрался до Миловской.
- Я! - сказала Миледи и встала, глядя на учителя со своей неопределенной улыбкой.
Аркадий Михайлович хотел по обыкновению пошутить, но не смог. Во рту у него вдруг пересохло, и вся его живость куда-то подевалась. В этот миг он и пропал.
- Садитесь, Миловская, - сказал Аркадий Михайлович осевшим голосом.
Впрочем, чуть позже он сумел взять себя в руки. Оказалось, что он знал тьму интереснейших вещей, которых не найдешь ни в одном учебнике. Взять хотя бы его рассказы о знаменитых ассамблеях Петра Первого. Учитель живописал царские балы так, будто сам на них отплясывал и пил из кубка Большого Орла. А уж когда он рассказывал, как Петр позволял себе посреди бала на глазах у всех содрать с какой-нибудь красавицы платье, опрокинуть ее на пол и тут же овладеть ею, в классе было слышно пролетевшую муху.
- Правда?… - растерянно спросил кто-то с задней парты.
- Боюсь, что да. - Аркадий Михайлович усмехнулся. - Но сам я при этом не присутствовал. Мы как раз с Лефортом вышли покурить.
Класс застонал от восторга. Но когда прозвенел звонок, учитель окончательно уложил всех на лопатки.
- На сегодня все, - сказал он. - Хочу только на прощание признаться, что я все-таки соврал для красного словца. Это насчет курения с Лефортом. Я никогда не курил, и вам не советую.
Целый месяц только и разговоров было что о новом учителе. Только Миледи, как всегда, отмолчалась. Но именно с ней был связан крутой поворот в жизни учителя истории.
Вскоре Аркадий Михайлович понял, что он безнадежно влюблен. Положение, конечно, было ужасным. Во-первых, Миледи еще не исполнилось шестнадцати лет. Во-вторых, она была его ученицей. Разумеется, можно было привестиподобные примеры из классической литературы. Но кого они интересовали?
От пламени, сжигавшего его изнутри, Аркадий Михайлович за какой-то месяц так высох, что приобрел некий демонический облик. В классе быстро заметили, что с учителем творится неладное. Девчонки, все как одна, мучились от зависти к Миловской. А Миледи только таращила свои фарфоровые глаза и неопределенно улыбалась.
Неожиданно для всех она оказалась по истории среди самых безнадежных двоечников. Аркадий Михайлович вызывал ее к доске чаще остальных и принимался терзать ее дополнительными вопросами до тех пор, пока она не замолкала в растерянности.
Он понимал, что поступает несправедливо, наказывая Миледи за собственную влюбленность, но иного способа скрыть свое расположение к ней не находил. Ситуация становилась совершенно неразрешимой, И вот, влепив Миловской очередную пару, Аркадий Михайлович сказал:
- Задержитесь после урока, Миловская. Так дальше продолжаться не может.
Класс после его слов шумно выдохнул: что-то будет! Миледи, улыбаясь, вернулась на место. И тут же раздался звонок. Все расходились, бросая на Миловскую косые взгляды, хихикая и подталкивая друг друга.
- Смотри, Миледи! - многозначительно сказала Братчик.
- Да уж, - поддержала Жанна.
- Может, тебя подождать?
- Да ну вас! - улыбнулась Миледи.
- Ты мне потом позвони, - сказала Жанна. - Обязательно.
Оставшись с Миледи один на один, Аркадий Михайлович прошелся по классу, потом сел рядом за парту и заглянул Миледи в глаза.
- Что происходит, Миловская? - спросил он участливо.
- Что происходит? - эхом отозвалась она.
- Может быть, у вас нет интереса к предмету? Или вам что-нибудь непонятно? Я всегда готов помочь. Вы только спросите.
- Что спросить?
- Ну, что-нибудь… По теме…
Аркадий Михайлович не находил нужных слов. Он вдруг с ужасом понял, что его предложение помочь - совершеннейшая туфта, всего лишь повод остаться с ученицей наедине, что все его придирки на уроках продиктованы этим желанием. Но рука сама, помимо его воли, легла на хрупкое плечико Миледи, и не было никаких сил противиться этому.
Под горячей мужской ладонью Миледи просто на глазах стала таять. Ее фарфоровый взгляд затуманился, пухлые губы приоткрылись. И Аркадий Михайлович окончательно потерял голову. Он притянул к себе расслабленное, податливое тело. Потом коснулся пересохшими губами ее лба, щеки, подбородка. Руки скользнули ниже, обхватывая тонкую талию все сильнее и сильнее. Миледи прерывисто вздохнула, закрыла глаза и прошептала:
- Лапа!…
Она никогда раньше не произносила этого слова, образовавшегося, как видно, от «лапочки». Но с этого момента всегда в схожих ситуациях ее готовность принадлежать кому-то до конца выражалась этим словом.
- Лапа!… - прошептала она еще раз и сама подставила губы.
Аркадий Михайлович, честно говоря, не был искушен в любовных играх. Под напором своего темперамента он действовал скорее по наитию. У Миледи тоже не было никакого сексуального опыта. Но за нее постаралась природа, наградившая Миловскую такой чувственностью, какой и опыт ни к чему.
Год 1995-й. Банкирша
Дуло автомата почти уперлось ей в живот. Эти люди в масках и камуфляжной форме, ворвавшиеся сюда среди ночи, не собирались шутить.
- Быстро! - сквозь зубы сказал их командир. - Где кассета?
У нее мороз пошел по коже. Значит, поиск криминала был инсценировкой, сплошной туфтой. Они пришли сюда за теми самыми видеокассетами. Стало быть, кто-то очень могущественный прознал, что на него существует компромат. Кто?…
- Где кассеты, я спрашиваю?
- Какие кассеты?
- Ты мне туг дурочку не валяй!
- Клянусь, я даже не понимаю, о чем речь…
Она сказала это так искренне, что человек в маске, державший ее на мушке, на секунду смешался.
На самом-то деле она все прекрасно понимала. Эти чертовы кассеты были взрывоопасны почище пластида. И то, что она узнала о них буквально накануне, ничего не меняло. Она не имела к ним отношения, но попробуй это докажи. Особенно под дулом автомата.
- Не смеши! - сказал командир. - Чтобы хозяйка не знала, что в ее борделе творится?
- Делайте обыск! - ответила она, надеясь на то, что кассеты с компроматом уже перепрятаны в другом месте.
В эту секунду ее судьба буквально висела на волоске…
Глава третьяПроверка на вшивость
Годы 1964-1976-й. Зоя
Зоя Братчик была совсем иного замеса, чем ее подруги. Никто не вел ее по жизни за ручку, не окружал повседневной заботой и не оберегал. Мать Зои, железнодорожная проводница, беспрестанно находилась в длительных отъездах, мотаясь по всей стране. Отчим, человек хмурый и неслабо пьющий, был начальником поездной бригады. Так что они ездили на пару с матерью, надолго оставляя девочку одну. Ей приходилось быть самостоятельной.
- Сама, все сама! - внушала ей мать, измученная постоянной войной со сволочами пассажирами. - Никто в этой жизни, Зойка, за тебя не постоит!…
И Зоя умела за себя постоять, чему немало способствовали ее внушительные габариты.
Еще в детском саду озорник из старшей группы однажды выхватил у нее совочек. Зоя, на удивление рослая для своих малых лет, не побежала ябедничать. Она поднялась с корточек, оказавшись вровень с хихикающим озорником, размахнулась совсем не по-детски и так засветила обидчику в глаз, что тот опрокинулся на песок.
Потом, конечно, было разбирательство. Отец озорника, указывая на устрашающий фонарь под глазом у сынка, твердил как попугай:
- Это же бандитка! Просто бандитка!…
- Я ее выдеру, не сомневайтесь, - скорбно кивала в ответ Зоина мать. - Так выдеру, что неделю сидеть не сможет.
Однако на пути домой она сказала совсем другое:
- Правильно сделала. Надо будет, еще сильней стукни.
И отчим поддержал.
- В другой раз палку возьми, - посоветовал он, дыша перегаром. - Да еще лучше - с гвоздями!…
Училась Братчик ни шатко ни валко, однако на второй год не оставалась ни разу. Самой серьезной проблемой в школе для нее стало то, что она стремительно оформлялась как женщина, сама, впрочем, этого не замечая. Проблема обнаружилась после очередных летних каникул. Когда шестой класс на уроке физкультуры выстроился в шеренгу, новый физрук бодро выкрикнул: