- Есть, мама. Но все так сложно, что давай об этом как-нибудь потом.
- А дети? Ты разве не хочешь иметь ребенка?
- Даже не знаю, мама. Ведь матерью-одиночкой быть нелегко, правда?
- Да, нелегко. Но я ни на секундочку не пожалела. Я была счастливой. И сейчас счастлива.
- Ну что ж, тогда никаких абортов. Будем рожать.
- Жанна!…
- Есть, правда, одно «но». У меня нет времени на воспитание ребенка. Нужна заботливая, опытная бабушка. Придется тебе переехать в Москву.
- Ты шутишь?
- Нет. Завтра же и полетим вместе. У меня свой самолет.
- А квартира?… - растерялась Алиция Георгиевна. - А моя пенсия?… Нет, завтра я никак не могу.
- Тогда жду тебя через две недели, не позже. Иначе сделаю аборт!
Жанна говорила все это полушутливым тоном, и мать смотрела на нее недоверчиво.
- Ты все-таки шутишь, да? - спросила она.
- Ничуть.
- А кто же… - Алиция Георгиевна замялась.
- Кто же папа? А вот этого мы касаться не будем.
- Что за секреты между матерью и дочерью! - слабо запротестовала Аниция Георгиевна.
- Уж не тебе об этом говорить, мама!…
Это прозвучало слишком резко. Жанна сгоряча чуть не выложила матери историю своего знакомства с Луцким, но вовремя спохватилась.
- Прости… - прошептала Алиция Георгиевна.
- Это ты меня прости, мама…
Жанна улетела, уже всерьез взяв обещание у матери через две недели переехать в Москву навсегда.
В аэропорте Домодедово Жанну опять поджидала знакомая машина с тонированными стеклами. На этот раз Эдуард Николаевич соизволил выйти из машины навстречу Жанне. Выражения его глаз нельзя было увидеть из-за темных очков, но в его скрипучем голосе слышалось удовлетворение.
- Специально приехал выразить вам благодарность, - сказал Эдуард Николаевич. - Вы отлично поработали. Отлично!
- Заслужила конфетку? - спросила Жанна.
- У меня для вас сюрприз получше, - усмехнулся Эдуард Николаевич и распахнул перед Жанной заднюю дверцу. В глубине машины она увидела Тимура.
Год 1997-й. Зоя
В доме чудесным образом наладилась почти нормальная жизнь. Правда, Маринка общалась с матерью в основном по необходимости, но и это был огромный прогресс, и Зоя была бесконечно благодарна Пете. У него-то отношения с Маринкой стали просто замечательными. Они болтали без конца. Петя частенько сидел в комнате Маринки, слушая новые диски. Он был довольно дремучим по части модных молодежных увлечений, и Маринка охотно посвящала его в то, что сегодня носят, что смотрят по видику и какую музыку слушают. У этой парочки появились какие-то свои секреты, общие словечки и непонятные Зое шутки. Маринка напропалую кокетничала с Петей, а он с удовольствием подыгрывал ей. Временами Зоя ловила себя на том, что рядом с ними она чувствует себя глупой, несовременной, старой. В общем, третьей лишней. Тревожило ее и то, что Петя теперь прочно обосновался на диване и приходил в спальню к Зое редко, тайком, словно стеснялся этого.
Между тем незаметно подошла пора выпускных экзаменов, а потом Зоя с Петей отправились к Маринке на выпускной вечер. После официальной части началась дискотека. Зоя с остальными родителями тоскливо стояла в стороне, а Петя лихо отплясывал с Маринкой неведомый Зое танец.
- Какой приятный молодой человек у вашей дочери, - сказал кто-то над Зоиным ухом.
Зою бросило в краску.
- Да-да… - растерянно сказала она и стала пробираться к выходу.
Впрочем, и остальные родители потянулись за ней, понимая, что они здесь лишние.
Дома Зоя достала бутылку водки из холодильника и села с ней на кухне. Она пила не хмелея и плакала, не замечая слез.
Маринка и Петя вернулись под утро.
- Не спишь? - удивленно спросил Петя.
- Сплю, - сказала Зоя. - Я сплю, и мне все это снится. Так что прошу не будить.
Маринка странно глянула в ее сторону и ушла в свою комнату, а Петя сел за стол.
- Налей и мне, - сказал он. - Отметим.
- Сам налей.
- Ты обиделась, да? - Петя попытался заглянуть ей в глаза. - Ну нельзя же было ей ночью одной шляться. Знаешь ведь, какая сейчас обстановка на улицах.
- Знаю. Криминогенная. - У Зои вдруг стал плохо ворочаться язык. - Ты молодец, Петя. Спасибо тебе за все.
- Ну зачем уж так, Зоя Павловна! - шутливо сказал Петя.
- Ах, я уже для тебя Павловной стала?
- Пошутить нельзя? Давай лучше выпьем.
- За что?
- Как это за что? За Маринку.
- Я уже.
- А вместе?
- А вместе с тобой я пить не буду.
Они выпили порознь и замолчали. Что-то случилось, и сказать им друг другу было нечего.
Что случилось, Зоя поняла только через три дня. Когда она вернулась домой после очередной встречи со следователем, ее встревожила непривычная тишина в квартире. На кухонном столе она сразу увидела листок, исписанный торопливым почерком дочери:
«Мама! Прости, что так получилось, но мы с Петей теперь вместе. Ты нас не ищи, мы уехали из Москвы. Мы хотели тебе все рассказать, но это были бы только лишние слезы. Может быть, ты когда-нибудь нас простишь, ведь ты же сама любила и знаешь, что ничего с этим поделать нельзя. Я понимаю, что поступила ужасно, но иначе просто не могу. Я сама себя проклинаю. Марина».
Год 1996-й. Миледи
Страшная духота, высокие пальмы и стайка потрепанных желтых такси «Рено» возле аэропорта не оставляли сомнений, что это Африка. Но Миледи все же спросила:
- Это уже Африка?
- Африка, Африка, - сказал Олейник.
- А где же негры?
- В Тунисе арабы живут. Вас в школе не учили?
Таксист погнал свой «Рено» среди выжженных полей на страшной скорости.
- Рюс? - спросил он, обернувшись.
- Ноу, чайниз! - усмехнулся Олейник. - Китайцы. Мао Цзэдун!
Таксист захохотал, оценив шутку.
Через полтора часа бешеной гонки, миновав поворот на Хаммамед, такси подкатило к громадному пятизвездочному отелю «Империал Мархаба». У входа среди буйной зелени и экзотических цветов весело журчали фонтаны. Из дверей отеля выбежал смуглый человек в красной накидке и красной феске. Он поволок багаж приехавших в прохладный холл.
Пока Олейник получал у портье ключ от номера, к Миледи неслышным шагом скользнул официант в белой куртке и поставил перед ней бокал с ледяным фруктовым коктейлем. Потом стеклянная кабина лифта вознесла Олейника и Миледи на четвертый этаж. В роскошных апартаментах с видом на Средиземное море было душновато. Но стоило вложить брелок гостиничного ключа в специальную щель возле двери, как тут же включился кондиционер, навевая живительную прохладу.
Олейник и Миледи зажили жизнью заправских курортников. Утром Миледи выходила к открытому бассейну, где еще до наступления жары черноусый араб в белых шортах раскладывал на шезлонги мягкие матрасы и махровые полотенца, встречая всех одной и той же фразой:
- Бонжур! Коман са ва?
Впрочем, ответов он не слушал. Его не интересовало, как дела. Его интересовали чаевые, которые он охотно принимал в любой валюте.
Отель стоял в довольно диком месте, являя собой островок цивилизации. Никаких достопримечательностей и развлечений вокруг не было. Не было их и в самом отеле, если не считать ночного клуба с громкой музыкой, вызывавшей мигрень, да большого японского телевизора в номере.
Но от арабских программ скулы сводило, а другие, хоть и были поживее, тоже смотреть не имело смысла из-за незнания языка.
В первый вечер, возясь с пультом дистанционного управления, Миледи неожиданно попала на новостной канал Си-эн-эн, и когда начался сюжет из Москвы, радостно вскрикнула:
- Костя! Москву показывают!…
Сопровождающий текст шел на английском языке, и все приходилось угадывать по картинке. Какая-то официальная встреча в Кремле, суета у пунктов обмена валюты, очередная рукопашная стычка в Думе… А потом на экране возникла обычная московская улица. Взбудораженная толпа, машина «Скорой», милицейское оцепление. Камера репортера протиснулась между людьми и уперлась в лежащего навзничь человека с залитым кровью лицом.
- Смотри-ка, опять у нас кого-то убили! - сказала Миледи.
Олейник не ответил. Он узнал в убитом Юсупова и впился взглядом в экран. Диктор, словно в подтверждение, несколько раз назвал фамилию «Юсупов». Потом крупно показали газету с названием. Тут даже Миледи догадалась, кто убит.
- Юсупов какой-то, - сказала она. - Журналист вроде. Господи, журналиста-то за что?
- Наверное, слишком много знал, - отозвался Олейник после паузы.
Что-то в его голосе встревожило Миледи. Она обернулась и увидела взгляд Олейника, снова на мгновение ставший змеиным.
Ей сделалось страшно, но Олейник тут же отвел глаза и сказал будничным тоном:
- Ну ладно, хватит этих ужасов. Пойдем ужинать.
Ужины были настоящей гордостью отеля. Ресторан каждый вечер предлагал новую кухню: французскую, итальянскую, тунисскую… Шведский стол с десятками закусок, с овощами, фруктами и десертами раскинулся по залу метров на тридцать. Вина и вторые блюда разносили официанты, белыми мотыльками порхавшие между столиков.
К девяти часам вечера за окнами была уже непроглядная тьма, как и положено в субтропиках. В это время возле отеля выстраивалась вереница такси, готовых за десять минут домчать желающих до куротного городка Порт-эль-Кантауи или до расположенного чуть дальше древнего Суса с его знаменитой цитаделью девятого века и строгой красоты мечетью Сиди Али-Аммар.
Порт-эль-Кантауи вечером был привлекательней. Белоснежный городок, словно сложенный из кусочков рафинада, сгрудился вокруг небольшого залива, в тихих водах которого дрожали цветные огни рекламы. У пирса теснились вперемежку шикарные яхты и рыбацкие лодки. Уличные торговцы загораживали дорогу туристам, протягивая золотые побрякушки. Отовсюду неслась музыка, и запах моря смешивался с пряными ароматами блюд из бесчисленных ресторанчиков.
Глава втораяСемейные тайны
Годы 1996-1997-й. Жанна