Красивая комната. Неяркая и нежная, с акцентами цвета голубоватой фуксии, которые подчеркивали игривость, свойственную матери, а Тори напоминали искорки в ее глазах. И легкую улыбку, которая так часто изгибала мамины губы.
Мама была успешной писательницей. Именно в этой симпатичной, успокаивающей комнате она написала самые мрачные свои романы, детективы и триллеры. Критики утверждали, что они написаны по заголовкам газет и обычно основаны на реальных преступлениях. В романах всегда был настоящий секс. Насилие. Тори не разрешали их читать, но она нашла книги в публичной библиотеке и в Интернете и все равно их прочла.
Учительница английского сказала, что Тори унаследовала от матери талант к писательству. Другие говорили, что она похожа на маму внешне и во многих других отношениях. Тори всем сообщила, что тоже когда-нибудь станет писательницей. У нее щипало глаза, когда она дотрагивалась до вещей матери. Тори взяла рамку с фотографией, на которой они были втроем. Три мушкетера, так их обычно называл папа. Мысли Тори вернулись к словам, которые сказал пастор в церкви на погребальной службе, как он говорил о том, что ее мать теперь в лучшем месте. С Богом.
Какой Бог сотворил такое? Украл человека, которого ты любила больше всего на свете? Почему то место лучше?
С болью в сердце Тори поставила фотографию на место и свернулась калачиком на скамье у окна, где мама обычно читала ей. Крепко прижав к груди маленькую подушечку, Тори смотрела на дождь за окном. Небо было нависшим и серым, как военный корабль. Тори не могла разглядеть горы на другом берегу. Все время ревели корабельные сирены.
Еще крепче прижав к себе маленькую подушку, Тори заснула, ей снились плохие сны. Она проснулась с криком. Сердце билось часто-часто. На улице темнело. Дрожа, Тори встала со скамьи, подняла крышку, чтобы взять мягкий шерстяной плед, который связала мама.
В ящике скамьи на аккуратно сложенном пледе лежали напечатанные страницы рукописи, перетянутые резинкой. Тори включила лампу и взяла рукопись. Прочла титульную страницу.
У Тори перехватило дыхание. После несчастного случая она не открывала скамью и рукопись не видела. Она неуверенно коснулась слов, черных на белом. Более долговечных, чем плоть. Слова, которые ее мать перенесла на бумагу. Слова, которые пережили ее. Тори показалось, что грудь вот-вот разорвется от боли. Мама как-то сказала ей, что слова – это что-то вроде волшебства, древних рун, символов. Если ты знаешь, как открыть их и раскодировать, то в твоей голове появятся заколдованные истории, люди и события.
«Над этим ты работала, мама, когда оставила нас?»
На страницу упала слеза, оставила серый след и напугала Тори: она даже не почувствовала, что плачет. Тори сняла с рукописи резинку и отложила титульную страницу. Под ней оказалась страница с посвящением.
«Посвящается моей дорогой Тори. Эту историю ты прочтешь, когда будешь готова. Я буду всегда любить тебя, даже больше, чем ты сможешь представить…»
У Тори колотилось сердце, когда она читала эти строчки. Почти бессознательно она опустила крышку скамьи и снова села на нее. Завернувшись в плед, она начала читать:
Это началось, как начинаются все встречи, когда пересекаются пути. Молчание, приветствие, взгляд, прикосновение… И вы необратимо меняетесь благодаря этому. Иногда это взаимодействие очень легкое, подобное прикосновению переливающейся стрекозы, присевшей на тыльную сторону руки. Но оно может оказаться и землетрясением, которое покачнет ваш мир, врежется в самые основы и направит вас по новому пути. Этот момент настал для Сары, когда он впервые вошел в магазин.
Звякнул колокольчик, ворвался поток холодного воздуха. Чувствуя, что вошло нечто необычное, она подняла глаза.
Его глаза задержались на ее лице. Он ее рассматривал, и от этого у нее в животе похолодело. Обычно она улыбалась и здоровалась, но в этот раз она инстинктивно отвела глаза и продолжала заниматься счетами. И все же она чувствовала на себе его взгляд: грубый, откровенный, ощупывающий, пока он шел к прилавку, за которым она работала.
– Доброе утро.
Ей пришлось посмотреть в эти внушающие ужас светло-янтарные глаза. Как у кугуара. Дикого хищника.
Он улыбнулся. И это было завораживающе. От этой улыбки в ее животе заворочалось что-то низменное и горячее. Его давно не стриженные волосы были цвета чернил. Но ничего неприятного. Он немного напомнил ей того актера, Руфуса Сьюэлла. Такие же кудри. Такой же напор. Высокий. Загорелый. Скуластый. Красивые пальцы, сильные кисти.
Она помогла ему выбрать бусинки – серебристые, красные – нить, шерсть бобра, перья, крючки. Когда она пробивала его покупки, он позволил своей руке коснуться ее пальцев.
И в этот момент Сара немного обрадовалась тому, что сегодня с ней в магазине не было Этана. Вам знакомы такие моменты? Они для вас ничего не значат. Вы никогда не станете изменять. Но они зажигают в вас искорку. От них мир становится лучше. Они заставляют вас почувствовать себя живой и сексуальной. Короче говоря, они помогают вам ощутить, что вы живете.
Возвращаясь потом к этой минуте, Сара решила, что именно в этот момент он выбрал ее. Отобрал из кучи. Как волк выбирает в стаде свою жертву.
Он не торопился. Играл с ней. С конца лета до осенних холодов он заходил регулярно, дважды в неделю. И почти всегда в те дни, когда Этана в магазине не было. Ей нравилось представлять, что незнакомец намеренно пользуется случаем.
Как же мало она знала. Потому что он действительно следил. Планировал. Все.
Потом, когда до Дня благодарения оставалось совсем чуть-чуть, он сказал ей, что стальноголовый лосось поднимается вверх по реке Стина-ривер.
Она связала для него мушку, используя узор, который придумала сама. Этот узор всегда приносил ей удачу с этой серебристой рыбой, бойцовым стальноголовым лососем.
– У мушки есть название? – спросил незнакомец, когда она отдавала ему мушку.
– «Хищник». – Сара улыбнулась. Слегка смущенно.
Его глаза потемнели, и ее сердце забилось быстрее. Голос мужчины стал низким.
– Отличное название.
Он смотрел на нее несколько тяжелых, молчаливых мгновений. Она почувствовала рефлекторное влечение, даже волоски на ее руках потянулись к нему, словно под действием статического электричества. Он наклонился ниже, и у нее пересохло во рту. И он сказал ей о дикой чернике. На берегу реки.
Она заглотнула наживку.
Она пошла за ягодами.
Домой она не вернулась».
У Тори зачастил пульс, когда она быстро перевернула страницу и положила ее рядом с собой на скамью. Тори начала читать следующую страницу.
Оливия открыла дверь в курятник и вошла. Птицы суетились и кудахтали вокруг ее сапог. Эйс лежал с другой стороны ограды, голова между лапами, и внимательно смотрел, как она наполняет кормушки. День клонился к закату. Ветер изменился, и все краски приобрели теплый оттенок в лучах низкого солнца. Но внутри Оливия ощущала холод. Как будто чернильный яд прошлого просочился в трещины, появившиеся в ее психологических доспехах. И теперь ей придется потратить чертову уйму времени, чтобы избавиться от него.
Наполнив последнюю кормушку, Оливия вышла из курятника. Зазвонил телефон у нее на поясе. Она достала его из чехла и не узнала номер звонившего.
– Оливия, – сказала она, закрывая дверь.
– Восточное поле еще пригодно для посадки? – спросил мужской голос. Фоном был сильный шум мотора или чего-то еще. Оливия застыла, рука на загородке.
– Простите?
– Можно посадить самолет на восточном поле? – Мужчина пытался перекричать шум.
– Кто это?
– Эй, это же вы мне позвонили. Я – Коул Макдона.
Ощущение шока.
– Вы приедете? Когда?
– Ожидаемое время прибытия – через две минуты, если вы разрешите мне посадку на этом поле.
Восточное поле? Она подняла голову, услышав далекий рокот – шум мотора маленького самолета.
– Вы на самолете?
– Что там с полем?
Проклятье.
– Я не знаю. То есть… что вам нужно для посадки?
– Там когда-то была грунтовая дорога с востока на запад, за стойлами, возле старого амбара. Я сделаю круг в воздухе, посмотрю сверху, что там и как. Могли бы вы добежать туда, отогнать скот, поднять руки и дать мне разрешение на посадку…
– Скота нет. Больше нет.
Но связь прервалась.
Рокот самолета стал громче. Оливия приставила руку козырьком ко лбу. Далеко на горизонте появилась крошечная искра, отражавшая свет садящегося солнца. Сердце Оливии пропустило удар.
– Эйс! Прыгай! Быстро! – Она помогла псу забраться на переднее сиденье, села за руль, включила зажигание, промчалась по изрытой колеями дороге. Из-под колес летели грязь и камни. Проехав загон для скота, она резко свернула направо, на старую грунтовую дорогу, которая шла вверх, к восточному полю. Грузовичок выехал на плато.
Оливия ударила по тормозам и посмотрела на золотистое поле. Трава чуть клонилась на ветру. Оливия не могла представить, как тут можно посадить самолет. Все зависело от экипажа. Те редкие самолеты, которые прилетали на ранчо, были гидросамолетами и садились на озеро.
Оливия опустила стекло, услышала нарастающий шум мотора. Снова приставила ладонь козырьком ко лбу. Крошечный желтый одновинтовой самолет увеличивался в размерах на горизонте. По телу пробежала дрожь напряжения. Оливия вылезла из грузовичка и вышла в поле, чтобы ее было хорошо видно.
Ванкувер. Пятница.
Почти закат.
Вечеринка в честь выхода Гейджа на пенсию проходила в яхт-клубе, где они – он сам, Мелоди и Тори – раньше держали свои каяки. Поправка. Каяки стояли на своих местах, все три. Семейный комплект. Ждали лета, которого больше никогда не будет. Трудно поверить, что прошло уже полгода после смерти Мелоди. Когда Гейдж вошел в клуб, он ощутил потерю так остро, как будто все случилось накануне.