– Сколько лет Тори?
– Одиннадцать. Но ей нравится говорить «почти двенадцать».
– Должно быть, тяжело в этом возрасте потерять мать.
– Верно. И потом она вообще чувствительная девочка. Очень умная, творческая, но при этом интроверт. Она трудно сходится с детьми, и мать была ее ближайшей подругой. Пытаясь скрыть свою боль, дочка ведет себя агрессивно по отношению к окружающим, поэтому я заранее прошу прощения за ее поведение. – Гейдж немного помолчал. – Раньше мы с женой рыбачили вместе. И я…
Он смутился, провел большой ладонью по голове, глаза заблестели.
– Простите. Мне не стоило… Это больше, чем вам нужно знать.
– Мы можем предоставить вам домик, – быстро произнесла Оливия, испытывая неловкость при виде таких неприкрытых эмоций у этого сильного на вид мужчины. – У нас есть свободный домик с двумя спальнями и домик с одной спальней и альковом в гостиной.
Она прошла за стойку, показала ему лист с расценками.
– Во всех домиках есть дровяная печка, маленькая кухня. Вода нагревается газовой колонкой. Электричества и телефонной линии нет. Дрова мы предоставляем. Они сложены на крыльце.
– Мы возьмем домик с двумя спальнями, – решил Гейдж, рассматривая цены. – На все выходные, включая ночь с понедельника на вторник.
– Я должна вас предупредить, что прогноз обещает снегопад в понедельник или во вторник. На несколько дней мы окажемся отрезанными от мира, если будет сильный буран.
Его глаза вспыхнули, он встретился с ней взглядом. В них как будто что-то щелкнуло.
– Ничего страшного. Мы снимем домик до вечера понедельника. Потом будем действовать по обстановке.
Оливия ввела его фамилию в компьютер и рассказала о возможности питаться в большом доме.
– Вот меню на сегодняшний вечер. – Она подвинула к нему еще один лист бумаги. – У нас обычная столовая. Гости сидят за несколькими столиками. У них появляется возможность познакомиться с другими гостями, если им этого хочется. Это карта ранчо. Ваш домик вот здесь. – Она поставила маркером крестик. – Домик «Конский каштан». У нас есть лодки для гостей. Док вот здесь.
Еще один крестик на карте.
– Спасательные жилеты – в лодочном сарае на пляже, рядом с бельведером.
– Спасибо. – Гейдж собрал брошюры и листы, которые она ему дала.
– Хочу вас предупредить, что мобильная связь работает не везде и зависит от погоды, но на лужайке перед вашим домиком вы сможете поймать сигнал с вышки.
– Понял. – Он замялся. – Неприятные новости прозвучали по телевизору.
Оливия подняла на него глаза, выдержала взгляд.
– Да, действительно. У вас есть кредитная карта? Чтобы внести задаток?
Повисло молчание. Он достал бумажник, протянул ей карту.
– Я бы хотел оплатить все сразу и забыть об этом.
Оливия провела оплату картой, выдала ему чек.
– Мы можем зарезервировать места на сегодняшний ужин?
– Разумеется. Я внесу вас в список. Джейсон, наш шеф-повар, приготовит оленину.
Гейдж открыл дверь, кивнул Оливии. Она смотрела ему вслед, когда он шел по лужайке к дочери. Он обнял девочку за плечи, но та вырвалась.
Они направились к своему грузовику и трейлеру, вместе и все же отдельно. У девочки были прямые волосы, доходившие ей почти до талии. На солнце у них был иссиня-черный отлив.
Оливия сглотнула, ее охватило странное ощущение.
Ускользающее воспоминание, словно кто-то стучал ногтем по стеклу, пыталось выбраться на поверхность мозга. Тук, тук, тук.
Коул уставился на свое увеличенное фото в рамке над камином. Это было самое лучшее место в библиотеке. Старый снимок с обложки журнала «Мир вокруг». Он подошел к книжным полкам. Оливия была права. У отца были все написанные Коулом книги. Он взял одну из нескольких фотографий Джейн и ее семьи, вставленных в рамки и стоящих на полках.
Слова Оливии всплыли в его памяти.
«…Я нутром чувствовала, что Майрону необходимо увидеть своих детей. Особенно вас… Я уверена, что ему нужно исправить то, что произошло между вами. Ему требуется примирение. Мне кажется, это пойдет ему на пользу. Возможно, вам обоим будет лучше. Если вы попросите друг у друга прощения…»
Одно о своем отце Коул знал наверняка: он был гордым человеком. Мачо, который все делает сам. Генетическая неспособность признать, что был не прав. Или попросить прощения.
«…Держу пари, что вы будете похожи на него и в старости…»
Устами младенца. «Сходство сидит в засаде», – подумал он, поставил фото на место и подошел к окну.
Из окна Коул увидел того мужчину, который был в гостиной. Тот шел по лужайке. Он попытался обнять за плечи дочку. Та вывернулась. Они сели в машину и исчезли среди деревьев.
Мысли Коула вернулись к Таю. Он вспомнил, как шел рядом с приемным сыном, обняв того за плечи. Тай немного младше этой девочки. В висок Коула впилась острая боль. Он оперся ладонями о подоконник и глубоко вздохнул. Он бы многое отдал за то, чтобы пройтись с Таем до озера с удочками в руках.
Ему захотелось сказать мужчине и его дочери, что нет ничего вечного, что они должны пользоваться каждым моментом, каждым днем, словно драгоценным подарком. Нельзя позволять облаку гордости и своих желаний неправильно оценивать близких, нужно уметь защитить тех, кто ближе всего, уметь заботиться о них.
Во двор вышла Оливия, Эйс шел за ней по пятам. Она тащила рулон сетки к своему грузовику, на бедре висела сумка с инструментами. Ее каштановые волосы засияли на солнце, когда их приподнял ветер. Золотистые листья взлетали вверх под ее ногами. Оливия забросила проволоку в кузов. Коул негромко выругался. Она собралась чинить ту ограду. Он посмотрел на свои часы, чтобы понять, есть ли у него время поехать туда вместе с ней и помочь, пока не появится отец.
Но в эту минуту дверь в библиотеку распахнулась. Отец въехал в комнату в инвалидном кресле.
У Коула защемило сердце, когда он увидел отца, прикованного к коляске. Его лицо похудело, кожа стала серой, лицо было напряженным. Но глаза смотрели из-под кустистых бровей пристально и сердито.
– Я принял решение, – резко сказал Майрон, подъезжая к камину и разворачивая кресло, чтобы видеть лицо сына. – Оливии тоже нужно это услышать. Иди и приведи ее.
Коул вспыхнул, но сдержался.
– Она уехала по делам.
– У нас есть приемно-передающая радиоустановка. В офисе. У Оливии в грузовике рация. Мы используем четвертый канал. Скажи, что я хочу ее видеть. Немедленно.
– Ты в порядке?
– Черт подери, по моему виду можно сказать, что это так? Просто приведи сюда Оливию.
– Что тебя мучает, Тори? – спросил Гейдж, паркуя машину возле небольшого деревянного домика. На табличке над входом было написано «Конский каштан».
– Она мне не нравится.
– Оливия? Почему?
– А почему она нравится тебе? – бросила Тори, сверкая глазами. – Я это заметила. А как же мама?
Она распахнула дверцу, спрыгнула на землю и широким шагом пошла по лужайке. Ее плечи и голова были устремлены вперед, как у упрямой маленькой рыбки, плывущей против течения. Тори поднялась по деревянным ступенькам и ступила на маленькое изогнутое крыльцо. За последние месяцы она прибавила в весе, кожа стала рыхлой и прыщавой.
Гейджа охватило отчаяние.
Не было учебника, чтобы разобраться с этим. Не существовало подсказок, которыми он мог бы воспользоваться и помочь дочери избавиться от лишнего веса и прыщей, справиться с гневом и чувством вины. Он пытался отвести ее к психотерапевту, но Тори назвала парня идиотом и отказалась к нему возвращаться.
Боже, Гейджу самому нужен психотерапевт. Он так тосковал без Мелоди, что ему не хватало слов, чтобы выразить это.
Он вышел из машины и медленно пошел по траве к дому. Гейдж перевел взгляд на аквамариновое озеро и припорошенные снегом горы. Воздух был настолько холодный и чистый, что его, казалось, можно пить.
Убийца уже где-то здесь?
Неожиданно налетел ветер, зашептался со скрученными широкохвойными соснами, разбросал по траве желтые листья. От холода по коже побежали мурашки. Потом подступил страх. Сможет ли он, Гейдж, справиться с этим? Обеспечить безопасность им всем?
Или он поступил в высшей степени безответственно? Страх усилился. Но это был другой страх. Гейджа мучил вопрос о здоровье собственного мозга, о правильной оценке реальности.
«Нет. С тобой все в порядке. Ты поступаешь правильно. Ради Тори.
Ради Сары».
Его мысли снова вернулись к Саре – Оливии. Гейдж тревожился, что она его узнает, но опасения оказались напрасными. Он не был следователем по ее делу. Из Сюррея приехали большие шишки, сформировали федеральную бригаду и забрали дело себе. Но Уотт-Лейк был в его округе. А он был начальником округа, поэтому находился в курсе всех деталей расследования. Он смотрел записи всех допросов Себастьяна Джорджа и просматривал некоторые беседы с Сарой.
Внешность Гейджа с тех пор тоже изменилась. Тогда он был стройным, почти худым, носил фирменные длинные усы, подкрученные вверх. На голове у него было полно аккуратно подстриженных, темных волос.
Время кого-то меняет очень сильно, кого-то почти не меняет.
Гейдж взял свой мобильный телефон и нашел место перед домиком, где был более или менее приличный прием.
Он набрал номер Мэка Якимы. Гейджу хотелось узнать, что́ они выяснили об убийстве у реки Биркенхед. Его звонок сразу был переведен на голосовую почту. Гейдж убрал телефон в карман и вошел в домик. Внутри оказалось приятно. Чисто. По-деревенски уютно. Тори закрылась в одной из спален. Гейдж развел огонь в чугунной печке и, как только дрова затрещали, постучал в комнату дочери.
– Тори?
В ответ раздался приглушенный звук.
– Я прогуляюсь немного, ладно? Осмотрю окрестности.
Нет ответа.
– Не уходи никуда, пока я не вернусь. Если захочешь поесть, продукты в трейлере.
Молчание.