Коул выпрямился в кресле, глубоко вздохнул, на него вдруг снова навалилась усталость. Он на мгновение закрыл глаза и тут же снова ощутил в объятиях Оливию. Она сначала сопротивлялась, а потом медленно расслабилась, слившись с его телом так, словно нуждалась в нем. Ему было приятно обнимать. Быть нужным. Чувствовать, что он может кого-то защитить. Не подводить их, как он подвел Холли и Тая.
Проклятье.
Возможно, это именно он нуждался в этом объятии, а не она.
– Ну, что бы там ни было с этой историей об убийстве у реки Биркенхед и этой приманкой для рыбы, – негромко сказал Коул, – они напугали Оливию, заставили ее вспомнить прошлое. Она набросилась на меня с ножом, приняла меня за кого-то другого. Я предполагаю, что она страдает от острого посттравматического синдрома.
– Я знаю, что у нее есть проблемы, Коул, но я ни разу не видел, чтобы у нее случались погружения в прошлое. Ничего похожего на то, что ты описал. Ни разу за все то время, что она провела здесь.
Коул снова подался вперед.
– Но ты забеспокоился, что она снова попытается убить себя. Что она все-таки сказала тебе о своем прошлом и о том, откуда она?
Отец внимательно посмотрел на него, в глазах появилось какое-то странное выражение.
– Оливия тебе нравится, – спокойно констатировал он.
О боже.
– Мне любопытно.
– И все?
– Да, и все. Мне любопытно, потому что ты оставляешь ранчо какой-то женщине со странностями, у которой страшные воспоминания о прошлом и которая пыталась зарезать меня охотничьим ножом. – Коул поднялся с кресла, отнес чашку и тарелку на буфет. – За последние восемь лет о ней можно найти какие-то сведения. А до этого ничего, как будто ее вообще не существовало.
– Ты проверял?
– Да, я проверил. Какая-то незнакомая женщина в полночь звонит мне во Флориду на мобильный телефон и говорит, что мой отец умирает. Разумеется, я постарался выяснить, кто она такая. – Коул замялся. – И потом Джейн просила меня разузнать о ней. Я уже говорил тебе, ее тревожит то, что Оливия может играть с тобой.
Майрон фыркнул.
– Откуда в голову Джейн пришла такая мысль?
– От Форбса.
– А Форбс откуда это взял? Он дрянной человек.
– Судя по всему, Форбса интересует ранчо. И ты оставляешь его Оливии. Догадываюсь, что новость скоро дойдет и до него, и до Джейн, потому что если Оливия останется, то это место продаваться не будет.
Майрон провел языком по зубам.
– Она останется.
– Я бы не был так в этом уверен.
Отец моргнул. Он допил остатки виски, поставил стакан на столик, делая все с осторожной концентрацией опьяневшего человека, который не хочет это показать. Подобное состояние было хорошо знакомо Коулу. Отец повернулся, чтобы посмотреть на пламя. В библиотеке стало тихо. На ветру хлопала ставня. Когда отец заговорил снова, его голос был мрачным и далеким, язык у него слегка заплетался.
– Когда Оливия приехала сюда, я увидел в ней любовь к этой дикой природе, рекам, горам. Все это напоминало страсть Грейс к этому месту. Оливия расцвела здесь, Коул. – Отец говорил с не свойственной ему мягкостью, обращаясь к огню. – Она была словно срезанный цветок, когда приехала. Это место излечило ее. Шрамы на ее руках были такими красными и воспаленными, сейчас они начали бледнеть.
У Коула свело внутренности. Это было для него непривычно. Он был запрограммирован на то, чтобы бросаться в ответ на воинственность отца. Он не знал, что делать с этим проявлением сострадания или с тем фактом, что отец признал свою роль в распаде семьи. Следующий шаг был за ним, но Коул не знал, что делать.
Майрон поднял глаза на сына. Взгляд был далекий, затуманенный.
– Она начала смеяться. Она и эта ее собака… Они нашли свое место здесь, на ранчо. И в моем проклятом сердце. Оливия стала моим другом. Моим единственным другом. И я… – Голос старика прервался. – Прошлой ночью я решил, что если я смогу сделать добро ей, то я одновременно сделаю добро Грейс.
Снова призрак матери.
Опять все было из-за Грейс. Из-за того, что он не хочет отпустить ее. Из-за того, что Коул убил ее и Джимми.
И теперь на краю могилы отец пытался сохранить мечту своей любимой Грейс.
– Да и для тебя это было бы правильно.
Коул удивился:
– Что ты имеешь в виду?
– Оставив ранчо Лив, я даю тебе время увидеть, что это место – именно то, что тебе нужно. Без меня оно могло бы стать чем-то прекрасным. Домом.
Коулу стало жарко. Неловко. Он не знал, что ответить.
Он перевел взгляд на лекарство и бутылку спиртного. Это они говорили. Старику нужно немного поспать, он начал нести чушь.
– Мне нужно идти, – сказал Коул, направляясь к двери. Он собирался взять ноутбук и отыскать историю убийств в Уотт-Лейк, чтобы понять, смогут ли они пролить свет на убийство у реки Биркенхед.
У двери Коул остановился.
– Ты не будешь возражать, если я поставлю свой самолет в старый амбар на восточном поле? Ветер усиливается. Когда начнется буран, самолет должен стоять в безопасном месте.
– Ты прилетел сюда на самолете? У тебя до сих пор «Пайпер Каб»?
– Ага.
Отец потер усы.
– Амбар… Там никого не было с тех пор, как…
У Коула заныло в животе. Он ждал следующих слов: «С тех пор как двадцать три года назад туда поставили разбитый грузовик».
Но отец их не произнес.
– Возьми мою машину, если она тебе нужна. – Майрон развернул кресло так, чтобы оказаться спиной к сыну. – В гараже стоит черный «Додж». Миссис Каррик даст тебе ключи, они хранятся в офисе. Едва ли машина понадобится мне снова.
Коул смотрел на седой затылок отца, на узловатые, с выступившими венами и усыпанные пигментными пятнами руки на подлокотниках. Потом перевел взгляд на фотографию над камином. Молодой, сильный Макдона позировал на покорившемся пике. Старый Макдона согнулся от возраста и ждал смерти в инвалидном кресле под этой фотографией. Время растянулось и сомкнулось.
«Вы будете таким же, как он…»
Коул не хотел быть таким, как отец. Исполненным горечью, исковерканным. Он цеплялся за свою потерю и свое горе, потому что слишком боялся открыться, попробовать еще раз.
Коул оставил отца в библиотеке и спустился по лестнице, отправившись на поиски экономки с ключами.
Адель согнулась в темном чулане под лестницей. Дверь была слегка приоткрыта, чтобы впустить немного света. Экономка прижимала к уху мобильный телефон.
– Он собирается оставить все Оливии, – прошептала она. – Все это чертово ранчо. Я говорила тебе, что нельзя доверять этой женщине. Она с самого приезда хотела заполучить землю старика. На днях она рылась в его кабинете, хотя завещание лежало на столе. Я знаю, что в нем. Я его читала. И там об этом ничего нет.
Услышав скрип на лестнице, экономка застыла. Кто-то спускался вниз.
– Нам нужно это остановить, – быстрым шепотом добавила она. – Если Оливия уедет из Броукен-Бар, ранчо отойдет его детям. Ты должен найти способ избавиться от нее.
Неожиданно в темноту ворвался поток света.
– Адель?
Она моргнула, вскинула голову и ударилась о щетку. Череп пронзила боль. В проеме двери черным силуэтом стоял Коул Макдона.
К лицу экономки прилила кровь, сердце забилось чаще. Она нажала на «отбой» и быстро сунула телефон в карман фартука.
Глава 11
Тори встала на колени и выглянула в окно, чтобы убедиться, что отец ушел. Потом она удовлетворенно свернулась калачиком на кровати, открыла электронную книгу и, прислушиваясь краем уха, не вернулся ли отец, начала читать.
«Можешь ли ты точно указать момент, когда твоя жизнь сталкивается с жизнью другого человека? Можешь ли ты вернуться к тому дню, когда ваши жизни пересеклись, а потом вновь разошлись в разные стороны, оставшись при этом навсегда связанными? Две жизни, сцепленные друг с другом…
Этот момент настал для сержанта полиции из Уотт-Лейк ноябрьским днем. Все случилось недалеко от долины Беа-Кло, в удаленной индейской местности, на гравийной отмели у разветвления Стина-ривер. Река величественно несла свои воды из внутренней части страны к Тихому океану, чтобы влиться в него ниже границы Аляски, похожей в этом месте на ручку кастрюли.
Сержант был чересчур молод для того, чтобы возглавить отделение Королевской канадской конной полиции, или «конников», как их еще называли, но он был восходящей звездой, а Уотт-Лейк был далекой северной общиной, не слишком большой территорией. Место вполне подходило для того, чтобы попробовать свои силы на руководящей должности после того, как успешно поработал детективом в Альберте.
В отличие от извилистой речки, у сержанта был прямой план жизни. Он недавно женился на девушке, которая работала криминальным репортером в «Уотт-Лейк Газетт». Она пришла брать у него интервью по поводу одного из расследований. Они влюбились друг в друга, попытались сохранить свой роман втайне. Когда же решили объявить о своей помолвке, она ушла из городской газеты, рассталась со своей мечтой когда-нибудь работать в ежедневной газете большого города и начала писать для журналов подлинные криминальные истории. Она пробовала свои силы в написании романа.
Потом произошла эта судьбоносная встреча на реке».
Сердце Тори забилось быстрее, в голове закружились какие-то темные, еще не оформившиеся мысли.
«Сержант забросил удочку, разматывая леску в туманном солнечном свете, который играл с крошечными насекомыми над рекой, словно с крупинками пыли. Солнце совсем не грело. В тени на скалах лежал лед, мох подернулся инеем. Высоченные ели Дугласа, некоторые такого же возраста, что и собор Парижской Богоматери, отражались в зеленовато-золотистой воде как всезнающие боги, приглядывающие за ним. Он оставил приманку на краю водоворота, позволяя ей кружить вместе с течением к более глубокому участку, где вода была неподвижной, словно зеркало. Идеальное место для крупного стальноголового лосося.