– Тебе лучше пройти в мой кабинет, – сказал Форбс и повел Коула за собой. На Форбсе были элегантный костюм, сланцево-серый с едва заметной полоской, рубашка льдисто-голубого оттенка, красный галстук, дизайнерские туфли с острыми носами.
Левую стену кабинета Форбса занимали полки и большой телевизор с плоским экраном, работавший без звука и настроенный на канал новостей. На экране сменяли друг друга спутниковые картинки приближающегося бурана. Бегущая строка внизу информировала об официальном штормовом предупреждении. На стене позади письменного стола висела дорогая на вид картина с изображением ранчо и золотистых холмов.
Форбс указал на одно из кожаных кресел, стоявших перед его столом.
– Садись, пожалуйста.
Он закрыл дверь, вернулся к письменному столу, деревянному, массивному, блестящему, и сел в свое кресло.
Коул садиться не стал. Его взгляд упал на фотографию в рамке: белокурая женщина и двое детишек.
– Ты женат?
Форбс облизал губы и чуть заметно покосился на закрытую дверь, за которой сидела Амелия. Это подтвердило мысли Коула. Амелия так и не стала невестой, осталась только любовницей. Интересно, почему Амелия согласилась на это?
– Женат, – ответил Форбс. – И мне это нравится. Как насчет тебя?
– Я так и не женился.
– Послушай, насчет твоего вчерашнего звонка… – заговорил Форбс.
– Я не собираюсь тратить время на преамбулу. Я лично приехал к тебе, чтобы сказать, что сделка не состоится.
Улыбка Форбса не изменилась, но он слегка побледнел, в глазах появилось удрученное выражение. Коул понимал почему. Если судить по выставленным в окнах фирмы рисункам и по баннерам на главной улице, Форбс чертовски много поставил на продажу ранчо Броукен-Бар. Коул даже испытал легкий приступ вины. В конце концов, он сам поставил электронную подпись под документом, вымостившим путь к этой сделке. Но потом Коул подумал об Оливии. И о своем отце. И о земле. Коул думал о наследстве Макдона, о своих предках, которые обжили это место.
– Послушай, у меня есть официальный документ, подписанный и тобой, и Джейн. Официальное письмо, в котором вы выражаете добровольное согласие на то, чтобы начать со мной переговоры о продаже Броукен-Бар, если оно станет вашим. Такое письмо равноценно сделке с недвижимостью. Это мой залог в банке.
– Мне жаль, но я отзываю свою подпись под документом.
Форбс рассмеялся, потом его улыбка увяла.
– Ты не можешь этого сделать.
– А ты можешь делать то, что делаешь? Ты начал предварительную продажу участков земли, которая тебе не принадлежит.
– Пока не принадлежит.
– Даже если бы мы продали тебе землю, ранчо Броукен-Бар входит в Резерв сельскохозяйственных земель. По закону, его можно использовать только для фермерства. Оно не может быть использовано для коммерческого строительства. Дальняя часть ранчо – это болота, важные для экологии. Я не понимаю, как ты мог вообще начать…
– У меня есть гарантии министра по охране окружающей среды, что изменение назначения этой земли пройдет гладко. Ожидается исключение Броукен-Бар из Резерва сельскохозяйственных земель и разрешение на строительство от всех необходимых департаментов.
Коул смотрел на Форбса, в нем нарастал гнев.
– И как же министр может давать какие-либо гарантии, если проект не прошел обязательные процедуры изучения, обжалования, публичных слушаний?
Форбс уперся в столешницу костяшками пальцев, едва скрывая тот факт, что его терпение на исходе.
– Это в твоих интересах, Макдона. Не нарывайся. Начнем с того, что ты нашел «золотое дно», и, по словам Джейн, тебе не хочется возиться с разорившимся ранчо.
Коул глубоко вздохнул.
– Тебе лучше задуматься о компенсации убытков, – спокойно сказал он. – Потому что при моей жизни этого строительства не будет.
– Встретимся с тобой в суде. Я тебя сломаю. Попомни мои слова.
Коул сухо улыбнулся.
– Тебе придется довольно долго ждать победы в суде, потому что на данный момент ситуация такова: мой отец передал ранчо в доверительное управление Оливии Уэст.
– Если она уедет, этого не случится. Если она уедет, то ранчо перейдет к тебе и Джейн.
– То есть тебе известно об изменении в завещании?
Глаза Форбса сузились.
– Кто тебе сказал об этом?
– Это неважно. Если…
– Это Адель Каррик? Или Такер?
Форбс нахмурился, глаза превратились в щелочки. На шее забилась жилка.
Коул подался вперед, оперся ладонями о его письменный стол.
– Я пришел к тебе только для того, чтобы сказать одну вещь. Не пытайся запугать Оливию своими фокусами, вынуждая ее уехать с ранчо. Если ты или твои люди ступят на землю Макдона, если ты окажешься рядом с Оливией, ты труп, приятель. Я прослежу, чтобы за это тебя наказали по всей строгости закона.
Форбс, явно удивленный, вскинул подбородок.
– Какие фокусы?
В Коуле что-то изменилось.
– Преследование. Оставленные… вещи.
– О чем, черт подери, ты толкуешь? – Форбс явно ничего не понимал.
Телевизор на стене слева от Коула начал показывать новости об убийстве у реки Биркенхед. Бегущая строка внизу информировала, что это прямое включение с пресс-конференции. Перед наставленными на нее микрофонами сидела молодая женщина. В окошке слева появилось фото женщины средних лет. Они идентифицировали жертву. Под фото было написано Мэри Дж. Соренсон. Коул на мгновение отвлекся от Форбса. Что-то привлекло его внимание на экране. Бегущая строка поясняла, что снимок был сделан в Аризоне мужем убитой и отправлен детям по мобильной связи. Это было последнее фото Джейн, сделанное при жизни.
Коул нахмурился, ему не давало покоя какое-то воспоминание. Мэри Соренсон выглядела достаточно обычно. Квадратное лицо. Милые глаза. Здоровая, загорелая. Каштановые волосы с проседью обрамляли ее лицо. Она была одета в черный топ без рукавов. Мягкий шарф в теплых золотистых, желтых и бронзовых тонах вокруг ее…
– Не знаю, что за чертову игру ты затеял, но учти: если твой отец оставит это ранчо Оливии Уэст, пусть даже в доверительное управление, мы с Джейн затаскаем ее по судам. И я прослежу за тем, чтобы ты выполнил свою часть сделки.
Коула неожиданно охватило нетерпение, его внимание снова вернулось к Форбсу. «Если Клейтон Форбс ни при чем, значит, Лив пугает кто-то другой. А она осталась на ранчо одна. Приближается буран».
– Я сказал все, что хотел. Советую тебе по доброй воле отступить и начать считать убытки до того, как я обращусь к прессе и расскажу о своих намерениях не продавать ранчо. Это станет для твоих инвесторов холодным душем. Журналисты обрадуются, когда я расскажу им о лучших участках, которые ты пообещал членам правительства за одобрение изменений в назначении земли, важной для сохранения окружающей среды.
Форбс побледнел.
– Откуда ты знаешь?
Коул фыркнул.
– Это, друг мой, была всего лишь догадка. Спасибо за то, что ты все подтвердил. Откажись от этого проекта, пока еще можешь избежать тюрьмы. – Он развернулся и направился к двери.
– Это угроза, Макдона?
– Обещание. – Он взялся за ручку двери.
– Это что-то вроде дурацкой вендетты, так, что ли? – вдогонку поинтересовался Форбс. – Ты пытаешься нагадить мне из-за того дня в амбаре? Это все из-за того грузовика. Ты не можешь об этом забыть, верно? Ты уехал и пропивал свои мозги на Кубе, как какой-нибудь старый дурак, и это все, что у тебя осталось?
Коул застыл, так и не открыв дверь. Он повернулся к Форбсу.
Лицо Клейтона стало зловещим, кожа туго натянулась на скулах, плечи напряглись. У него был вид змеи, свернувшейся кольцом. Смертоносной змеи. Их взгляды встретились.
– Какой грузовик? – тихо, спокойно, холодно спросил Коул.
Форбс тут же отступил под его натиском.
– Послушай, что бы мы с Такером ни сделали, это все давно похоронено. Забудь.
Коул метнулся через комнату, перегнулся через письменный стол, схватил Форбса за воротник и галстук и поднял с кресла.
– Какой грузовик? – прорычал он. – Что вы с Такером сделали?
Взгляд Форбса заметался по кабинету, лицо побагровело.
– Теперь ты не сможешь ничего доказать…
– Ты и Такер Каррик в тот день что-то сделали с грузовиком? Вы трогали тормоза? Это все было из-за Амелии?
– Отпусти меня. Или я вызову копов. – Форбс сумел дотянуться до мобильного телефона.
– Что ж, я буду только рад, если все это услышат копы. Значит, ты и Такер Каррик испортили тормоза моего грузовика как раз перед тем, как я потерял управление на том спуске и вместе с матерью и братом улетел в реку?
– Ты расскажешь им и о том, что выпил?
Коул содрогнулся.
Такер всегда был на побегушках у Форбса, еще со школы. На ранчо он жил в тени Коула. Скорее всего, именно Такер рассказал Форбсу о новом завещании Майрона и о том, что ранчо получит Оливия.
– Такер по-прежнему твой приспешник? Он устроил все это для Лив, да? Пытается запугать ее и выжить с ранчо, чтобы получить тот кусок земли, который, по его мнению, они с матерью заслуживают? Это ты им пообещал?
На экране телевизора, справа от выступающей женщины-копа появилось следующее фото. Мужчина с коротко подстриженными, очень белокурыми волосами. Коул почти не обратил на это внимания, его занимал только Форбс. Но все же информация отложилась в голове, и мозг начал ее обрабатывать.
– Где сейчас Такер? – процедил Коул сквозь зубы.
Форбс засмеялся.
– И что ты сделаешь? Пойдешь к нему? Убьешь? Изобьешь? Закопаешь меня? Это ведь очень справедливо. После всех этих лет. Ты столько лет жил с чувством вины за смерть матери и маленького Джимми. Они утонули в ледяной реке.
Коула ослепила ярость. Почти ослепила.
Ему потребовались неимоверные усилия, чтобы сдержаться. Именно этого Форбс и добивался: чтобы Коул вышел из себя и напал на него. Преступил закон. Это была провокация, и Коул не знал, не лгал ли Форбс, говоря об испорченных тормозах, не придумал ли он это. Он долго смотрел в глаза Форбса, потом медленно отпустил его. Форбс сполз обратно в кресло, поправил галстук. Его лицо исказ