— Вам невероятно повезло, что вы не пострадали, Кобаяси-сан, — говорит полицейский после. — Этого преступника разыскивают по нескольким статьям. Похищения, вымогательство, угрозы. Похоже, что он ещё не скоро увидит белый свет.
Я стою и смотрю, как уводят человека, которого когда-то считала важным. А потом — опускаю взгляд на свои ладони. В них всё ещё ощущается дрожь.
Я возвращаюсь в свою пристройку и молча захлопываю за собой дверь. Даже горячая ванна не помогла избавиться от этого странного чувства. Я скидываю сандалии и не раздеваясь валюсь на футон. Тело ломит от усталости, словно я не духа изгоняла, а сама была тем демоном, которого пришлось вышвырнуть из чужой плоти. Я утыкаюсь лицом в подушку и долго не двигаюсь.
— Ты в порядке, хранительница? — голос Нори-сама звучит тихо и ласково, он возникает из темноты, как всегда внезапно. Я не слышала ни скрипа половиц, ни дыхания. Просто вдруг чувствую, что он рядом. Он сидит у изголовья, а его рука медленно касается моего затылка, едва ощутимо перебирая волосы.
— Да, — отвечаю, не поднимая головы. — Просто чувствую себя… грязной. Как будто всё это прилипло ко мне. Его голос. Его руки. Его взгляд. Хочется с себя всё это содрать.
Я поднимаю глаза на лиса. Нори-сама склоняется ниже, его волосы касаются моей щеки. И прежде чем я успеваю вновь отвернуться, он проводит языком по моей щеке — медленно, влажно и бесцеремонно.
— Что вы делаете⁈ — восклицаю я смущённо и хочу прикрыть лицо руками. Но он уже нависает надо мной, опираясь рукой на татами. Его глаза светятся в полумраке, а губы изогнуты в хищной, наглой усмешке.
— Делаю тебя чистой, — отвечает он спокойно, будто объясняет что-то само собой разумеющееся. И прежде чем я успеваю выдать ещё одну реплику, он снова касается меня языком ниже — вылизывает мою шею и ключицы.
Сначала мне смешно и щекотно. Я дёргаюсь, пытаясь отстранить его. Но лис прижимает меня к футону и продолжает. Он вылизывает мою грудь и живот, заставляя меня вздрагивать. С каждой секундой моё дыхание становится всё тяжелее. Горячая волна возбуждения проходит по телу.
— Нори-сама… — шепчу я, судорожно выдыхая.
Он бесцеремонно стягивает с меня джинсовые шорты и бельё. А после разводит ноги в стороны. Его ладони скользят по моим бёдрам, касаются лобка.
— И здесь я также намерен сделать тебя чистой, — произносит он низким бархатным голосом. Взволнованный выдох срывается с губ, когда он припадает губами к моей киске. Длинный язык проникает внутрь.
— Ох, нет, только не там…
Мне так стыдно и приятно одновременно. Голова идёт кругом. Его ласки сводят с ума, и мне начинает хотеться большего.
— Я хочу стереть любые следы чужих прикосновений, — шепчет он, нависая надо мной и заглядывая в глаза. Ощущаю, как его возбуждённый член трётся о мою киску. Пульс барабанит в ушах. Я облизываю пересохшие губы.
— Сделайте это, пожалуйста, — отвечаю я, тяжело дыша. — Нори-сама, сделайте меня своей.
Кажется, что на миг все звуки стихают. Я ощущаю тупую боль, сменяющуюся тягучим наслаждением. Не могу сдержать стоны. Это слишком горячо, слишком хорошо. И всё остальное перестаёт иметь значение.
Глава 13
Я просыпаюсь оттого, что снаружи раздаются голоса. Сначала я думаю, что мне это просто снится. Но нет. Открыв глаза и прислушавшись, я понимаю, что это бабушка и тётя. Они ругаются, и с каждой минутой их спор становится всё ожесточённее.
Я поднимаюсь с футона и, накинув на себя спортивную кофту, бегу к дому. У крыльца в утреннем свете передо мной предстаёт необычная картина: тётя, одетая не в белое хаори и традиционные красные штаны, а в классический брючный костюм и белую блузку. Она выглядит совершенно иначе. Стройнее и моложе. Даже стрижку новую сделала, будто у типичного офисного работника.
— Дочка, ты ведь собиралась занять моё место однажды, — бросает бабушка уязвлённо. — Как можешь ты вот так просто уйти?
— А какой смысл мне оставаться⁈ — восклицает тётя в отчаянии. — Всё равно я не вижу Нори-сама. И силы у меня кот наплакал. То, что мне даётся с огромным трудом, Сая с силой Нори-сама делает играючи!
Она бросает на меня уязвлённый взгляд. И я застываю на месте. Не знаю, что сказать. Я всегда думала, что тётя — самая уравновешенная и спокойная из нас. Она была той, кто учил меня правильно складывать пальцы, запоминать последовательность сутр, создавать защитные обереги.
— Тётя… — только и могу произнести я. Прежде я не могла подумать, что она может испытывать неуверенность.
— Мне уже сорок пять, а у меня ни семьи, ни дела, в котором я была бы хороша… Я хочу попытаться построить хотя бы что-то, пока есть время. Пусть мне уже не стать врачом, как я всегда мечтала, но я могла бы попытать удачу в чём-то другом. В том, что мне ещё доступно.
Бабушка прикрывает глаза. Тихий, почти неслышный выдох вырывается из её груди.
— Что ж, тогда я не в праве тебя удерживать, — произносит она, а после отворачивается и уходит.
Тётя провожает её взглядом. Я вижу, как на миг на её лице отражаются сомнения. Она будто борется с самой собой. Но затем она поднимает голову, выпрямляется и идёт к воротам, зажав в руке дорожную сумку.
— Тётя, постой! — кричу я, опомнившись, и бегу за ней.
— Не отговаривай меня, Сая, я уже всё решила, — бросает она не оборачиваясь.
— Да нет же. Ты пешком собралась идти до станции? Давай, я хотя бы подброшу тебя на фургоне?
Она оборачивается и долго смотрит на меня с горечью. Я понимаю, что только усугубила её состояние, получив водительское удостоверение в прошлом месяце. Наверное, если бы не это, она бы могла забрать фургон с собой. Но сейчас она просто вынуждена его оставить.
— Ладно, — говорит она наконец.
Я киваю и бегу домой за ключами. Проходя мимо кухни, я замечаю бабушку. Она сидит за столом, глядя в окно. Явно расстроенная. Я вспоминаю собственный побег, и мне становится стыдно. Наверняка она тогда также переживала и беспокоилась.
На улице воздух ещё прохладный. Лёгкий ветерок колышет траву у дома, где припаркован наш фургон. Я занимаю место водителя и завожу двигатель. Тётя садится на пассажирское сиденье, не говоря ни слова.
Но тишина длится недолго. С первых же минут пути тётя начинает делать мне замечания, как заправский инструктор по вождению. Я же волнуюсь и поэтому делаю больше ошибок.
— Мягче… Мягче отпускай сцепление, — ворчит она. — Ками-сама, кто вообще учил тебя водить⁈
— Тёть, я стараюсь! — отвечаю я неловко. Она вздыхает и отворачивается к окну. На некоторое время замолкает. Но это молчание кажется тяжелее и опаснее, чем все её придирки вместе взятые.
— Скажи, ты тогда сбежала, потому что… — начинает она после длительного молчания, но останавливается на середине фразы.
— Я сбежала, потому что мне было одиноко, — отвечаю, внимательно глядя на дорогу. — Но правда в том, что в большом городе моё одиночество только стало больше.
От этих слов тётя как будто напрягается. Начинает нервно теребить пуговицы на своём пиджаке. Я вдруг осознаю, что ей страшно. И хотя мне не хочется, чтобы она уходила, я ощущаю необходимость поддержать её, как семья.
— Я совсем ничего не знаю об этой жизни, но мне кажется, что искать свой путь — это не плохо, — произношу ободряющим тоном.
Боковым зрением замечаю, как тётя глядит на меня удивлённо.
— Да, ты права, — снова вздыхает. — Не плохо.
— Главное, помни, что мы с бабушкой всегда будем рады тебе, — продолжаю я взволнованно. — Потому что мы семья.
— Ха! Посмотрите на неё! — тётя вдруг усмехается и ерошит волосы на моей голове. — Яйца курицу учат!
От неожиданности я резко дёргаю руль, и фургон начинает вилять на дороге.
— Эй! Я, вообще-то, за рулём!
Тётя некоторое время продолжает посмеиваться, глядя на меня, а потом вдруг становится серьёзной.
— А ты изменилась, Сая, — произносит задумчиво. — Чем ты старше, тем больше начинаешь походить на своего отца.
Я поджимаю губы и киваю. Внутри появляется странное чувство. Раньше я бы загрустила от такого сравнения, но сейчас я словно бы приняла уход родителей и обстоятельства, в которых я росла.
Остаток пути до станции мы молчим. Я думаю о том, что без тёти всё станет труднее. Я не слишком хороша в коммуникации с окружающими людьми. Да и мои водительские навыки оставляют желать лучшего. Бабушке тоже будет труднее, раз она не сможет больше положиться на дочь. Но я держу это при себе, потому что ничто из этого не причина вставать у тёти на пути. Она должна сделать то, что хочет, чтобы не жалеть ни о чём в будущем.
«Какая мудрая мысль, — одобрительно произносит Нори-сама. — Кажется, общение со мной идёт тебе на пользу».
«Едва ли в этом дело, — отвечаю я. — Но спасибо за попытку поддержать».
Мы с тётей прощаемся на парковке. По дороге к фургону я замечаю, что вокруг как-то подозрительно много кошек.
«Странно, и что их всех сюда привело», — думаю я. Потом оглядываюсь на небольшое здание станции.
Глава 14
Поезд трогается, увозя тётю прочь. Я смотрю на него издалека. Тяжёлый вздох вырывается из груди. Появляется странное предчувствие. Я стараюсь гнать прочь мрачные мысли, но они всё равно просачиваются, как крупинки тофу сквозь старое сито. Нори-сама возникает рядом и привычно льнёт ко мне.
— Хранительница, тебе грустно? — спрашивает кокетливо, но всё же сдержанно. — Хочешь, я тебя утешу?
— Не сейчас, — отвечаю я, игнорируя явный намёк в его тоне. — Нужно возвращаться.
Кажется, я и правда не в духе. Настолько, что даже лисье лукавство не вызывает ни тени улыбки. Сажусь в старенький фургон, запускаю двигатель и выезжаю на просёлочную дорогу, ведущую обратно в деревню. За окнами тянутся рисовые поля, кое-где уже убранные. Лес, пролегающий с противоположной стороны, смотрит на меня лениво. Воздух здесь другой: прохладнее и свежее. Только я успеваю подумать, что немного пришла в себя, как телефон, прикреплённый к панели, начинает звонить. На экране высвечивается номер тёти. Внутри что-то сжимается. Мне приходится остановиться на обочине, чтобы ответить.