Я продолжил ритуал, смутно осознавая присутствие синеглазой машины, зависшей над высокой травой.
Закончив, я увидел, что глаза старика запали и почти закрылись. Я прислушивался к его последним вздохам, наблюдал за последними подергиваниями его конечностей…
Прошло совсем мало времени, когда я понял, что он благополучно пересек западные воды. Геймлпар настрадался достаточно, и Слон с Абадой явят ему свою доброту. И все же я плакал, ощущая при этом скорбь старого духа.
Мы так и не поговорили… Кого же мы потеряли вновь?
Потом я увидел, как машина медленно оседает в траву, ее глаз потускнел и стал черным.
Архивариус больше ничего не мог сделать, да и не осталось у него ни капли энергии.
Я нашел в старых хижинах несколько лоскутов ткани. По крайней мере часть остатков последнего пиршества в трапезной оказалась настоящей, и я упаковал, сколько мог унести.
Никто из смотрителей не шелохнулся. Их глаза оставались черными.
Пройдя через джунгли несколько сот метров, я присоединился к Винневре и обезьяне в начале почти заросшей тропы – едва различимом извилистом проходе между высокими деревьями. Я не смог посмотреть девушке в глаза, и, когда она спросила, умер ли дедушка мирно, в согласии с даова-маадху, я просто кивнул.
Внутри меня царила пустота. Ни Райзера, ни старика, даже голос духа затих. Я понятия не имел, куда идти, как и Винневра. Мы наугад двинулись по тропе к дальнему краю плато. После вопроса о кончине Геймлпара она долгие часы хранила скорбное молчание.
Станция, где умер Геймлпар, была уже в паре километров позади и джунгли начали редеть, когда Винневра попросила рассказать старые истории, как я рассказывал их дедушке.
В свою очередь она поделилась историями, услышанными от Геймлпара, включая сказ о пальце Первого Человека с душами внутри.
И тут к нам решил присоединиться Райзер.
Глава 20
Мы шли по тропе, протискиваясь через лианы (к обезьяне это не относится, она их рвала или перелетала на них) и наблюдая сквозь дырчатый полог из ветвей и листьев за медленным движением тени и света на небесном мосту. Утром небеса прояснились, воздух стал заметно влажнее, но тропа с палыми листьями поверх камней и древесным крошевом высохла и сделалась достаточно твердой для ходьбы.
Все иллюзия. Откуда мне знать, есть ли здесь хоть что-то настоящее? Может, это забава, которой предаются где-то изнуренные Предтечи. Если я не буду веселить, мою жизнь в любой момент скомкают и выбросят…
Пока мы шли, наши разговоры не утихали. Я рассказал Винневре древнюю историю о Шалиманде, небесной змее, однажды ночью проглотившей мерцающий поток миров, полный драгоценностей, а на следующую ночь лопнувшей и посыпавшей небо темными земляными шарами, на которых потом выросли люди. В джунглях наши голоса казались негромкими и глухими. Я как будто сильнее привязался к настоящему – всему, что я видел и слышал, осязал и обонял.
Девочка – точнее, юная девушка, ибо она больше не была девочкой, – являлась для меня утешением. Попытки противиться этой мысли были подобны ножам у меня в голове.
Впрочем, я продолжал слушать и отвечать. Я знал ее настоящее имя. Возможно, вам это кажется пустяком, но для любого, живущего в гармонии с даова-маадху, уверенность старика была очень важной. Сейчас даже больше, чем раньше, я не смел бросить ее, как не смог бы бросить сестру… или жену.
Обезьяна слушала нас и время от времени давала комментарии низким рокотом и случайными вздохами. Если она и прибегала к словам, мне они были непонятны – возможно, скрывались за ее ворчанием.
Что-то слева хрустнуло, и мы смолкли. Винневра склонила голову набок, прислушиваясь, а затем запрокинула ее назад и принюхалась.
– Это твой друг, – прошептала она. – Коротыш.
Появившийся из джунглей Райзер перелез через два сплетенных древесных корня и остановился в паре шагов от меня. Он выпрямился, сложил руки на груди и окинул меня взглядом, будто удостоверяясь, что я не очередной призрак.
Выражение его кривой рожицы твердостью не уступало камню.
Я еще не отошел от смерти старика и утраты моей свободы. Мне хотелось коснуться друга, но я не посмел. Райзер безмолвно заплакал. Тут же утерев глаза длиннопалой рукой, он повернулся к Винневре.
– Ты первая догадалась, – сказал он и обратился ко мне: – Девушка умнее тебя. Неудивительно.
– Почему ты следовал за нами, не показываясь? – спросила у него Винневра, будто упрекая старого друга.
У Райзера так получалось с некоторыми людьми.
– Обезьяна умнее вас двоих, вместе взятых, – ответил он. – Она меня чуяла и знала, что я иду следом.
Животное оттолкнуло лианы и ветви, и на тропу посыпались увядшие листья. Обезьяна стояла в полный рост в лучах полуденного солнца, белая длинная шерсть образовывала ореол вокруг почти черного лица. Она разжала губы, продемонстрировав мощные квадратные зубы, и тряхнула лапами, тихо тявкнув. Обезьяна была рада видеть моего друга.
Напряжения как не бывало. Я не удержался от смеха. Даже теперь Райзер смог меня одурачить. Он придирчиво осмотрел меня, прошелся вокруг, тыча пальцем мне в ребра и спину, убеждаясь в моей реальности, а затем фыркнул обезьяне. Та фыркнула в ответ.
– Некогда чамануши знали шакьянуншо – так она называет свой народ. Должно быть, это правда, потому что она говорит на языке, немного понятном мне. Ее взятое имя – Мара.
– Ты был здесь все это время, но не доверял мне, – сказал я.
– Предтечи создают призраков, – ответил Райзер, хлопая белыми веками.
Опустившись на колени, я вытянул руки перед флорианином, и тот прошел между ними, как ребенок, хотя он легко мог быть в десять раз старше меня. На секунду мы обнялись, а затем поняли, что на нас выжидающе смотрит Винневра. Райзер выскользнул из моих объятий, подошел к ней, обхватил за бедра.
– Сестра или жена? – спросил он, оглядываясь на меня.
– Никто! – вспыхнула Винневра.
– Ага, тебе нравится этот парнишка?
– Нет! – сказала девушка, но бросила на меня взгляд.
Темная обезьяна, присев на корточки и раздвинув молодые деревья, с нежностью смотрела на нас, расчесывая пальцами мех на лапах.
Снова налетели насекомые, так что мы тронулись в путь.
– И давно ты здесь? – поинтересовался я у Райзера. – И как попал сюда? С неба свалился?
– Долгая история. Скоро расскажу.
– Я хочу услышать сейчас.
– И я тоже, – поддержала меня Винневра.
– Сперва давайте осмотримся, – сказал он.
Райзер убежал вперед по пологому склону к небольшому участку голой земли у границы леса, окруженному тремя гигантскими каменными столбами. Мы обогнули столбы и присоединились к другу, который разглядывал лежащий внизу пейзаж.
Мы стояли у нижнего края плато и смотрели на сильно пересеченную местность со множеством бугров и низких холмов. Справа от нас грозно высились крутые горы, окаймленные джунглями. Над этим буйством зелени лежал бесплодный пояс, а выше скалы были в пятнах снега.
Я вздохнул:
– Понятия не имею, куда нам идти.
– Мои гейсы ничего не говорят, – призналась Винневра.
– Я упал в очень плохом месте, – сказал Райзер. – Туда мы не пойдем. Кругом мертвецы. Ужасно.
– Война?
Он оттопырил губы.
– Возможно. Я пришел издалека, оттуда. – Он указал в сторону от гор, вглубь земель колеса, под острым углом.
В том направлении на многие сотни километров земля пряталась под плотными облаками. За ними на протяжении всей ленты виднелось обнаженное основание, размеченное геометрическими фигурами, – обычное творение Предтеч. Материал основания протянулся, вероятно, на четыре или пять тысяч километров, чтобы исчезнуть в хаосе нисходящих туч.
В этой облачной массе каждые несколько секунд беззвучно вспыхивали молнии.
– Хочешь сказать, корабль, доставивший тебя сюда, разбился там?
Он хлопнул себя по плечу: да. Еще это означало, что Райзер хочет использовать смесь жестов чаманушей с щебетом и бурчанием, которой он научил меня на Эрде-Тайрине. Этим жаргоном мы никогда не делились со Звездорожденным и не пользовались им в присутствии Предтеч. Райзер присел на корточки, сорвал пучок мха и с задумчивым видом понюхал его.
– Так и быть, расскажу мою историю, а после ты расскажешь им твою, – проговорил он.
Как будто Мара могла понять! А впрочем, быть может, она понимала больше, чем мне казалось.
И Райзер повел рассказ. Когда он так делал, отрывистость и манерность речи пропадала и он становился настоящим златоустом. Я не возьмусь передать его цветистый стиль с интонационными подъемами и спадами. Флорианский язык богат существительными, адъективными фразами и глагольными временами; в нем тринадцать грамматических родов и четыре направления времени. Поэтому я вынужден упростить.
А жаль. Когда на Райзера находило вдохновение или бахвальство, он превращался в настоящего поэта.
История Райзера
Будь я счастлив, без конца воспевал бы эти события, но, увы, в них слишком много горечи, а потому они годятся разве что для сказки из тех, которые рассказывают рабы.
Первую часть ты уже знаешь. Мы были там. Затем Предтечи засунули меня, точно засахаренный плод, в горшок. Тебя, надо думать, тоже.
Позднее я проснулся на гибнущей звездной лодке, что падала сквозь шум и жар. У лодки гнулись и лопались борта, она светилась, но не как пламя, – казалось, дух лодки пытался соединить расползающиеся части или хотя бы найти пристанище и там умереть. Когда он слишком устал, чтобы бороться, лодка развалилась на куски. Мы рухнули на пустынное кладбище под облаками.
Мы – это трое Предтеч и я.
На каждом из нас была броня. У одного Предтечи ее заклинило, и он не мог двигаться. Как только в этом убедились его спутники, он лишился их расположения.
Состояние моей брони было ненамного лучше, синяя дама исчезла, так что я вылез из доспехов, но бежать не имело смысла. Я не знал, где очутился. Это была очень странная пустыня… Ужасное кладбище.