Быть человеком нелегко во все времена. Пытаясь понять, кто ты есть, не сравнивай себя с ними.
– Пожалуйста, помолчи, – пробормотал я. – Это не тебе нужно разбираться в ситуации, оставаясь в живых.
Если я настолько бесполезен, почему Создательница поместила меня сюда? Сомневаюсь, что в тебе таится какая-то великая мудрость.
Меня это рассердило.
– Ты не существовал бы без них, как и я.
Райзер посмотрел на меня. В его глазах читалась грусть, уголки рта были опущены, и я понял: друг чувствует то же, что и я, да и мысли у него схожие.
Плавание выдалось долгим и тихим. Озеро, море или река – возможно, тот же водоем, что мы пересекли ранее, – оставался однообразно серым на протяжении многих часов. В какой-то момент он сузился до канала с такими же серыми утесами по обеим сторонам. Затем снова расширился, его берега уходили далеко вверх по ленте.
Я не мог оценить нашу скорость. Брызги пролетали со свистом.
В тревожные моменты я представлял, что это западные воды, через которые мы несемся к дальним берегам… Но сейчас все эти сказки выглядели слишком старыми и примитивными, чтобы верить в них.
Я утратил всякую связь с изображениями в священных пещерах. Все, что я видел с того момента, как покинул кратер Джамонкин, делало эти рисунки, впервые рассмотренные при дымном свете глиняных плошек с жиром, пустыми и глупыми. В этих краях у меня нет корней, и я не знаю, что это за вода – духовная или обычная, живая или мертвая. Для Предтеч жизнь и смерть означают совершенно разные вещи.
Старый дух также нисколько не был впечатлен всем тем, чему меня учили шаманы, царапая мне спину и нанося знаки, подтверждая мою возмужалость.
Как же низко вы пали, какими неразумными стали! Словно скот или домашние питомцы.
Я не обиделся – упрек был вполне справедлив.
Винневра прикоснулась к моему плечу. Ее лицо было ясным и спокойным, глаза сияли.
– Думаю, теперь я поняла. Здесь было место для детей Предтеч; здесь они могли учиться и играть в безопасности. И я знаю, откуда берутся гейсы. Они приходят ко мне в голову, как солнечный свет пробивается сквозь тьму. Когда появляется что-то важное, о чем я должна узнать, гейсы свежие. А еще они говорят голосом ребенка – совсем маленького, потерянного.
– Почему ребенка?
– Не знаю, но голос очень молодой.
– Мальчик или девочка?
– Оба.
– Что голос говорит тебе сейчас?
– Мы направляемся туда, где мы нужны.
– Куда именно?
Мара протянула огромную лапу, и Винневра взяла ее за большой палец.
– На Эрду.
– Как? – усомнился я. – Поплывем туда, что ли?
Скривившись, она перевернулась на другой бок и свернулась калачиком.
– Воздух полон лжи, – прорычал Райзер.
– Возможно, – согласился я, но меня странным образом озарило. – А что, если людям поручают работу, с которой не справились Предтечи?
– Какую? – спросил Райзер.
– Убить Изначального. Предтечи передрались и заразили друг друга. Значит, чтобы умертвить Изначального, починить Ореол и переместить его куда надо, остались только мы.
Райзер подался вперед, впился в меня сияющими глазами.
– Мы опасные люди, – прошептал он. – В нас проснувшиеся старые воины.
Паром приблизился к берегу, развернулся и стал двигаться параллельно высоким выцветшим зеленым утесам. Райзер указал на здания сизого цвета, увеличивающиеся по мере нашего приближения, – массивные асимметричные башни, расставленные волнистыми линиями над обрывом. Они поддерживали остатки того, что когда-то могло быть крышей: выпуклые зазубренные куски, похожие на скорлупки огромного яйца. Мы проплыли под ближайшей башней. Паром накренился, выполняя очередной широкий разворот и высоко поднимая брызги. Нашему взгляду предстали зияющие в крыше дыры.
Увлекательное путешествие для маленьких Предтеч! Теперь я понял, о каких детях говорила Винневра.
Во многих километрах дальше высилось большое серое пятно с ровным горизонтальным верхом. Когда мы подплыли ближе, оно превратилось в огромную кривую стену падающей воды. Ее основание тонуло в густых тучах брызг. Водопад, по моим прикидкам, имел высоту девять или десять километров.
– Буря? – нахмурился Райзер.
– Не думаю, – сказал я.
Мы приближались к белой пене. Когда уже казалось, что сейчас окунемся в нее, паром начал подниматься параллельно водопаду – так птица взлетает вдоль стены. Достигнув кромки, мы перевалили через нее и помчались над широким пространством зеленой от водорослей воды. Паром снизился к блестящей поверхности и вновь обзавелся широким шлейфом брызг, быстро двигаясь против течения.
Некоторое время спустя течение изменилось и понесло нас к яме в центре водоема – огромной, двадцати-тридцати километров в диаметре. Пробиваясь сквозь череду радуг и облаков водяной пыли, сближаясь с краем внутреннего водопада, я понял, что он намного выше, чем внешний.
– Похоже на мишень, – прокомментировал Райзер. – Библиотекарю нравятся мишени. Как думаете, она здесь?
Рядом встала Винневра.
– Это не Библиотекарь, – упрямо заявила она. – И даже не Предтеча. Это маленький ребенок.
Бессмыслица какая-то. Но лорда-адмирала слова девушки заинтересовали.
Они начинают заново, как дети, – все разом. Ради предотвращения этого и был создан Композитор.
Опять это название! Я больше не желал его слышать.
Паром развернулся и накренился, и мы увидели солнце, почти касающееся высокого затененного небесного моста. На востоке проглядывала красно-серая луна с волчьим оскалом, и шириной она была с обе мои ладони – растущий полумесяц, близкий настолько, что даже в его тенях просматривались детали неровной поверхности.
Слишком близко, сказал лорд-адмирал. Она лежит на курсе столкновения.
– Предтечи способны разрывать планеты, как апельсин, – сказал я.
Это колесо гораздо более хрупкое, чем кажется. Кто-то решил гарантированно уничтожить его, если контроль будет потерян.
Он продемонстрировал орбиту, которая обязательно приведет к столкновению с волчьим шаром. Диаграмма была столь яркой, что я почувствовал себя полуслепым, но зато понял, насколько все важно и срочно. Мои представления об орбитальном движении и крупномасштабных тактических действиях значительно обогатились благодаря наставлениям лорда-адмирала.
А ведь еще недавно я верил, что звезды – это дыры, проклеванные в небе большими птицами, охотящимися на насекомых!
Перевод Ореола на курс столкновения имеет смысл. Если какая-либо сторона утратит контроль и не восстановит его за определенный срок, то по заблаговременно составленному плану колесо будет разбито о шар с волчьей мордой.
То есть самоуничтожится.
Я вцепился в сиденье, охваченный инстинктивным ужасом, однако не из-за мрачной, но все еще абстрактной перспективы.
Паром нырнул в центральный водопад. Кроме низкого гула, мы ничего не услышали, но то, что открылось взорам, заставило нас взвыть и схватиться друг за друга. Даже гигантская Мара заскулила, пряча морду в ладонях.
Пока мы падали, темная стена воды повсюду делилась на сотни вихрящихся вертикальных потоков, которые лучились оттенками синего и зеленого. Потоки переплетались друг с другом, словно змеи, создавали невероятные узоры, сливались и расходились.
Мы вдруг лишились веса и полетели к потолку, цепляясь друг за друга. Райзера и Мару стошнило; меня тянуло последовать их примеру.
Падение в водопаде длилось много минут, а затем вода кончилась; теперь мы летели в бездонную яму. Выше и позади потоки изгибались, образуя вогнутый подвижный потолок. Сомнений не осталось: мы внутри громадного колеса, глубоко под его поверхностью. Куда нам идти теперь, я не представлял.
К нам все еще не возвращался из-за свободного падения вес, но хотя бы тошнота прошла. О скорости спуска было трудно судить, как и о его протяженности: это вполне могли быть десятки или даже сотни километров. Мои глаза постепенно приспособились к темноте – к необыкновенному, чернее ночи, мраку.
Прижавшись вытянутой мордой к корпусу, Мара стала гримасничать, тихо посвистывать и стучать по прозрачному материалу. Я понял, на что она показывала: падающий паром окружили тускло светящиеся силуэты.
Я вцепился в руку Райзера. Тот пискнул и недовольно посмотрел на меня, затем проследил за моим взглядом.
– Лодки, – сказал он. – Большие.
Выстроившись в аккуратные вертикальные ряды, лодки, плавно очерченные голубыми и зелеными линиями габаритных огней, уходили в далекую тьму, превращались в тусклые звездочки – будто рой светлячков в пещере. Мы миновали их, и нас поглотила другая, теперь уже пустая тьма. Я задался вопросом: а действительно ли мы видели лодки – или, правильнее сказать, корабли? Может, это энергостанции, или какая-нибудь другая техника, или магия?
Техника – это наука, а не магия, напомнил лорд-адмирал, но мой разум был слишком затуманен усталостью, чтобы я интересовался мнением духа.
Я лишь смутно видел то, что возникало снаружи. Вот коричневые пятна; вот пронесшийся мимо шнур темно-серого цвета словно провисшая нить паутины… Вес постепенно вернулся, и мы опустились на пол. Наше снижение подходило к концу.
Мы уперлись руками и ногами в пол и сиденья. Стены запотели, а потом и вовсе стали матовыми.
Движение прекратилось. Открылся люк.
Мы отпрянули от черного круга, забились в самый дальний угол кабины. Мара обняла нас мощными лапами.
В отверстие ворвался прохладный воздух. Через несколько секунд мы услышали музыкальные звуки – далекие, гулкие и нестройные, словно пение потерявшейся птицы.
– Это Дворец Боли? – спросила Винневра.
Мы не знали ответа. Я не представлял, что ждет нас теперь, после того как мы прошли сквозь воздух, сквозь воду, сквозь землю.
Свет в кабине потускнел, но снаружи стало светлее, пусть и ненамного.
– Что-то хочет, чтобы мы вышли, – произнес Райзер, вцепившись в густой мех Мары; у него дергался нос.