Кристина отдыхала третий день. Она как будто вернулась из тяжелой и напряженной командировки. Ее жизнь после книжной ярмарки в Иерусалиме превратилась в круглосуточную осаду и оборону. У милого Санта-Клауса с белыми кудрями совершенно не оказалось тормозов. В Москве Кристина стала просыпаться по его звонку. Работу у компьютера она начинала с разбора его писем – длинных, взбалмошных, наполненных нереальными планами и даже требованиями к ней. И все это перемешано с его восторгами по поводу ее таланта, красоты, женской исключительности.
Артемий был уверен, что Кристина разделяет все его взгляды, что она только и мечтает вписаться в его планы. Гусаров не сомневался, что ради него и его шедевров она бросит всю ту ерунду, которой занимается сама. А о самом главном для себя Артемий писал так неловко и так невинно, как будто он не мужчина с караваном жен и дочерей позади, а влюбленный и обезумевший от страсти подросток, который даже не знает подходящих, понятных женщине слов.
Кристина привыкла выходить по утрам с оглядкой, бежать к машине и молить бога, чтобы Артемий не выскочил из-за угла с букетом цветов. Она ни в одной редакции, ни у себя в издательстве не была уверена, что Гусаров не появится. А по вечерам домой пробиралась огородами и партизанскими тропами, потому что самое ужасное – это наткнуться на Артемия у подъезда и путано объяснять, почему она не может его пригласить даже выпить стакан воды.
У Кристины была на исходе фантазия: к утру нужно сдать срочную работу, приехали деревенские родственники с грудными детьми, в квартире потоп и обвал, рабочие… Таким бредом ей пришлось спасаться после двух вечеров, в которые она не сумела отказать Гусарову.
Она встречалась с ним дважды, встречи длились не дольше двух часов, и Кристина поняла, что третьего раза не будет. Легче умереть. С таким содроганием она вспоминала его невинно-сумасшедший взгляд, его пафосные восторги, капли пота на лбу и над губой, пухлую, вялую руку, которой он пытался до нее дотронуться. Он сам и пугался, и задыхался, и был близок…
Ох, да черт его знает, к чему он был близок! Кристина не чувствовала такого отвращения ни к кому. Такой вроде бы приятный и милый Санта-Клаус, но как же нужно уметь – прилипнуть к чужому человеку, чтобы тот не мог больше свободно дышать.
О том, чтобы что-то объяснить Артемию, – не могло быть и речи. Он слышал только себя. И Кристина выбрала самый щадящий вариант. Она согласилась на соавторство. Только поставила условия. Получив его рукопись, она просто находит места, которые сумеет развить и продолжить. Она не правит и не рецензирует то, что он пишет. Но запрещает что-либо менять и в ее тексте. Она оставляет за собой право – в любой момент уйти из этой работы вместе со своими вставками.
Он принимал все ее условия с неизменным восторгом. Для него был огромным счастьем сам факт такого тандема, все остальное он уже додумывал в своих детских фантазиях: их общая слава, Нобелевка, Голливуд, миллиарды долларов потоком без конца. И разумеется, они уже никогда не расстанутся, связанные общей славой, работой и цепями душ и тел.
Тело Кристины при последнем слове сжималось от протеста. Даже смешливость уже не спасала. Смех тонул в безысходности. Кристина реально не знала, что делать.
– А если послать? Вот просто конкретно, – послать, – советовала подруга Лена.
– Да не могу я, – почти плакала Кристина. – Он ни в чем не виноват. Он хороший. Просто вот такой нелепый.
– Да козел он! – невозмутимо отвечала Лена. – Ладно, потерпи сколько сможешь. Потом что-то придумаем.
Когда Артемий купил путевку в санаторий у моря, Кристина была счастлива. В день его отъезда они с Леной пошли в ресторан, пили шампанское, ели мороженое и много смеялись. Впереди был целый месяц свободы. Кристина собиралась наконец нормально поработать. Она уже сорвала срок сдачи своей рукописи.
Но она недооценила Артемия. Свободы он ей давать не собирался. Теперь оккупировать человека на любом расстоянии легко. Мобильник и компьютер – вот и все, что нужно для эффекта постоянного присутствия в чужой жизни.
Кристина забыла, что такое сон. Она круглосуточно вздрагивала от звукового оповещения очередного письма, потом в отчаянии читала длинные и безудержные признания, надоевшие ей до тошноты и головокружения комплименты и ужасные совместные планы. Ей нечего было писать ему в ответ. Она уже все сказала: нет, нет и нет по любому поводу. И только оборвать эту пытку не хватало характера.
Кристина просто боялась. Как она может знать, не убьет ли наивного и восторженного Гусарова разрыв этой нелепой, неслыханной связи? Она его временами ненавидела, но он даже не враг. Если с ним что-то случится, ей будет тяжело тащить свою вину. Она себя знает.
– Я уже не знаю, что тебе советовать. Ты ничего не принимаешь. И, по правде, ситуация на самом деле совершенно дурацкая, – сказала Лена. – Но ты можешь хоть на ночь вырубать все – и компьютер, и телефон. Ты же падаешь уже от недосыпа.
– Не могу. Это непонятно? У меня мама с больным сердцем, которая может позвонить в любое время. У меня есть друзья, у которых может что-то случиться.
Работать на него она начала на автомате. Или как это назвать: работа, которая ей неинтересна, результат, который точно не нужен.
Она открывала рукопись Гусарова, находила относительно нейтральные кусочки и продолжала уже от себя. Писала свою книгу со своим сюжетом, со своими героями. Даже удавалось на какое-то время забывать, зачем и для кого она пишет. Кристина выпадала, как всегда, из собственной жизни и шла по крутой и драматичной тропе героев, которые ей явились так неожиданно, но предать их Кристина уже не могла.
Артемий, прочитав первый кусок, зашелся от восторга, затем, вполне осознанно, оценив возможности свалившегося на него сотрудничества, начал делать то, что было ему под силу. Искать покупателя. Первый же критик, получив немаленькую сумму за рецензию, пришел без текста. Он просто сказал:
– Спроси у нее, сколько она возьмет за то, чтобы ее имя стояло вторым.
– Нет, я хочу, чтобы оно стояло первым!
– Без проблем. Но такое условие, Артемий: твоего текста в этой книге не будет вовсе. Тогда я берусь за продвижение.
– О чем ты? Я даже не понимаю… Ты просто не вник! Это так хорошо, потому что мы два гения – мужской и женский. На это ставка.
– Все ясно с тобой, – зевнул критик. – Ты, как всегда, в пролете. В кои веки у тебя появился товар, но ты не сможешь его продать, потому что дорожишь не им, а бумагой, в которую хочешь его завернуть. Пробуй с кем-нибудь другим. Я пас.
Артемий не расстроился. Сколько людей, столько мнений. Он найдет и таких, которые поймут ценность его идеи и творческого альянса. Он с замирающим сердцем открывал письмо Кристины, читал ее отчаянные призывы – не мешать ей работать. Мысленно целовал каждую букву и строчил ответ:
«Я так счастлив, моя дорогая и прекрасная Кристина. Я просто отрываю себя от компьютера и, опечаленный разлукой, иду к морю».
Через полчаса Кристина получала следующее письмо:
«Я у моря, думаю о тебе. Мечтаю о встрече. Сейчас пойду в ресторан ужинать, выпью за твое здоровье и за наше счастье».
Кристина затравленно смотрела на свой монитор, чувствовала себя полной идиоткой и однажды заплакала от злости и беспомощности. Такое стыдно даже рассказать кому-то. Но не выдержала и написала подруге Лене, пожаловалась. Лена ответила. Так и началась их переписка с темой письма «Морской козел».
Артемий спал и не спал. Несчастье давило без перерыва. В темноте, в пыли, в заброшенности он разглядывал закрытыми, горящими глазами яркие картинки, разные лица и мечтал лишь об одном: смыть все, что видит, обильными слезами. А слезы все не проливались.
Лицо Кристины было печальным и жестоким. Лица остальных – злорадными и насмешливыми. Он вставал, выдергивал из сети шнур и без того выключенного компьютера, он был готов его сломать, испортить, но не знал, как это делается. А потом появлялась больная надежда на то, что это все ему приснилось. Артемий вновь включал компьютер и открывал это… Увеличенную, четкую и беспощадно достоверную переписку с пометкой «RE: Морской козел».
От Кристины Каревой Лене Черновой. И наоборот.
«kristinakareva», тема письма «Морской козел»: «Лена, я больше не могу. У меня уже не только работать, – спать не получается! Он не дает мне дышать! И ничего не понимает. Ни-че-го! Говори и пиши хоть сто раз».
«lenachernova», тема письма «Морской козел»: «Успокойся. Дело в тебе. Ты не можешь человека поставить на место и сделала из этого великую драму. А хочешь посмеяться? Я посылала девочку-практикантку на книжную ярмарку в Сочи. Не сомневалась, что наш козел там будет. Она к нему подошла брать интервью. Сказала, что много о нем слышала. Говорит, давилась от смеха, а он ничего не заметил. Встал в позу, давал себя фоткать, потом какого-то парнишку ей показал, сказал, что это его продюсер. Напишите, говорит, и о нем. Это Дима. Если я – это мудрость, то он – это молодость. И есть у меня гениальный соавтор. Женщина. Практикантка жаловалась, что этот старик полностью ненормальный, и волосы у него растут из носа».
На этом месте у Артемия всегда заходилось сердце. Такая страшная, унизительная деталь. Такое подтверждение достоверности этого украденного документа. Это могут обсуждать только женщины, Дима сам не придумает. Проблема в том, что Дима ничего из этого текста придумать не мог. Он просто не знает таких деталей.
И вновь – то ли часы, то ли дни в полной глухоте. С отключенным компьютером, телефоном, звонком. Иногда в замке входной двери поворачивается ключ, трясется дверь. Это Дима пытается войти в квартиру, но у Артемия прочные внутренние засовы. Он, возможно, уже никогда и никому не откроет. Он не знает, захочет ли выйти отсюда сам. Может, это уже не квартира. Может, это его склеп.
Артемий Петрович лежал в пыльной спальне, натянув на голову одеяло, пряча лицо с зажмуренными глазами в подушку. Как человеку спастись от себя, от сознания, от слишком ясных представлений? Как быть человеку, которого предал даже сон?