— Умоляю вас, скажите, что мне теперь делать!
— Теперь вы должны удалиться, Ваше Величество! — тихо отвечает архиепископ...
Она поднимается... Только бы не уронить державу... Коронационное кольцо больно сжимает палец. Потом Виктория с трудом снимет его, потому что архиепископ ошибся и надел кольцо не на тот палец...
Вечером на праздничном обеде премьер-министр поздравляет королеву. Она счастлива. Никогда ещё она не ощущала свою жизнь такой наполненной смыслом.
Но так полагают отнюдь не все. Представители знатных английских семейств подметили во время церемонии коронации множество погрешностей и небрежностей. На следующий день эти погрешности и небрежности уже известны всей столице, затем — всей стране. Спустя какое-то время коронацию уже определяют как «грошовую». Распространяется слух, будто в самый час церемонии пролетел над Вестминстерским аббатством чёрный лебедь. Это весьма маловероятное событие трактуется в качестве очень дурной приметы.
Что, собственно, произошло? На трон английских королей взошла какая-то девчонка. Такое ведь уже было, ведь уже короновали официально Джоанну Грэй! И чем это кончилось?! Разумеется, теперь-то никто не собирается отрубать голову молодой королеве. Но всё более проясняется роковой вопрос: а нужна ли стране монархия? Быть может, английская монархия сойдёт с подмостков истории вместе с этой голубоглазой девочкой?
И как будто нарочно, молодая королева заболевает тифом и врачам едва удаётся спасти её жизнь.
Своей постоянной резиденцией, своим фактически жилым домом королева Виктория избирает Букингемский дворец. Сент-Джеймс ей не по душе. В роскошном Виндзоре ей тоскливо, потому что в дворцовом склепе погребены британские короли. Поэтому королева избирает для жилья Букингемский дворец. Но прежде Букингемский дворец не считался официальной королевской резиденцией. Король Георг III купил это строение у герцога Букингемского и преподнёс как свадебный подарок своей невесте Шарлотте. Но официальной королевской резиденцией дворец становится впервые.
Целый год ушёл на перестройку и отделку залов и комнат. Во дворце были устроены и благоустроены и тронный зал, и залы для приёмов, и многочисленные жилые покои. Теперь это был дом королевы. В будущем ему предстояло сделаться главной столичной резиденцией потомков Виктории.
Когда она впервые приехала в Букингемский дворец уже королевой Англии, уже для того, чтобы осмотреть его помещения и распорядиться соответственно о его новом устройстве, дворец показался ей большим, неуклюжим, тёмным. Ей вдруг страстно захотелось каким-то образом вдохнуть жизнь в это строение, которое она выбрала — сама выбрала! — в качестве своего дома. Она приказала посадить на куртинах перед дворцом герань. Ведь цветущая герань — такая живая, такая ярко-пунцовая!..
Ярко-пунцовую герань и сейчас можно увидеть перед дворцом. Прошло много-много лет. Не один потомок Виктории уже занимал в свой черёд английский трон. Букингемский дворец, смутно напоминающий своими колоннами какой-нибудь храм Древнего Рима, выглядит также и каким-то приземистым, крепким, очень жилым. Дом королей!..
Вскоре после коронации в придворном кругу, наиболее близком королеве, произошёл чрезвычайно неприятный случай. С лёгкой руки лорда Мельбурна вокруг королевы группировались жёны его сподвижников-вигов. Вдовствующая герцогиня Кентская вдруг осознала, что её совершенно отдалили от дочери. А тут ещё этот ужасный случай, так отразившийся на репутации королевы и в определённом смысле способствовавший падению премьер-министра.
Тридцатидвухлетняя леди Флора Гастингс[56], придворная дама, обратилась к врачу с жалобами на желудочные боли. Казалось бы, ничего необычайного не произошло, но обстановка женского соперничества, воцарившаяся среди придворных дам, привела к весьма неприятному обороту. Леди Флора принадлежала к придворному окружению вдовствующей герцогини, враждебному дамам, окружавшим теперь королеву. Вскоре в дворцовых гостиных распространился слушок о вероятной беременности леди Гастингс. Фактически речь могла идти не просто о женских сплетнях, но о репутации двора молодой королевы. Что за люди окружают юную, незамужнюю девицу? Кто такие — женщины из окружения её матери? Тотчас припомнились истории смутные о любовных интригах герцогини Кентской...
При всей своей юной девической ещё наивности королева знала, откуда, что называется, берутся дети. И в данном конкретном случае можно считать, что она не проявила себя ханжой. Впрочем, и вникать в перипетии интимной жизни леди Флоры Виктория также не стала. Леди Гастингс должна была подвергнуться серьёзному медицинскому осмотру, который должен был, в свою очередь, опровергнуть или подтвердить наличие беременности. Осмотр показал, что придворная дама герцогини Кентской никогда не знала мужской близости.
Виктория представила себе, как выглядят теперь со стороны её приказания! Она сделала то, что только и возможно было сделать: посетила больную леди Флору, милостиво беседовала с ней и объявила всем, что сразу после выздоровления леди Флора вернётся к своим обязанностям придворной дамы.
Но леди Флора Гастингс уже никогда не вернулась к обязанностям придворной дамы, равно как и к другим каким-нибудь житейским обязанностям она тоже никогда больше не вернулась. Потому что умерла!..
И вот когда Виктория поняла, что такое английская пресса! О «бессердечной королеве» писали все, едва ли не хором. Не писала разве что «Лондонская газета», та самая «Газетт», основанная в восемнадцатом веке для публикации распоряжений правительства, судебных постановлений и сообщений о назначении чиновников и о банкротствах. Все остальные писали.
Писала «Манчестер Гардиан», крупная газета, выходившая с 1821 года. Писала «Таймс», существовавшая с 1785 года на улице «Патерностер».
И самое забавное: всё это, конечно, было её, королевино, и газеты, которые её ругали, и правящая партия вигов, и оппозиционная партия тори, — всё это было её, Её Величества!
Но на самом деле она не знала, что делать, что предпринять. Лорда Мельбурна винили во всём происходящем. Гастингсы, родственники леди Флоры, винили его в унижении своей родственницы. Но это было ещё что, женские сплетни, одиозные дрязги. В стране происходило кое-что поважнее!
Вместе с промышленностью развивалось и рабочее движение. Чартизм охватил население городов. Возможно было ожидать рабочих выступлений, каких угодно волнений. На страницах английских газет замелькало новое слово: «социализм».
Пресса упрекала лорда Мельбурна прежде всего в том, что он приобрёл неограниченное влияние на королеву. Уже все полагали, что он дурно влияет на девочку, старый повеса!
В мае 1839 года правительство Мельбурна пало.
Виктория не ожидала ничего подобного. Она ведь была ещё так молода, так неопытна в делах правления. Она привыкла доверять Мельбурну, как доверяла бы отцу, любимому отцу (если бы он у неё был!). Она не хотела расставаться с Мельбурном, она не хотела терять его, доброго друга, советчика, который так много знал, так интересно говорил о музыке...
Теперь она вела себя, словно капризный ребёнок. Лидер тори, сэр Роберт Пиль, пытался объяснить ей, что следует удалить из её королевского окружения жён вигов, сподвижников Мельбурна. Виктория сердито отказывалась подписывать приказы об увольнении этих дам... Она внезапно припомнила давний уже и почти шутливый разговор с бывшим премьер-министром о возможности уменьшения её придворного штата. И вот теперь она невпопад отвечала сэру Пилю, напоминала ему о том, что должна, обязана иметь подобающий английской королеве штат! И совершенно напрасно сэр Роберт Пиль пытался объяснить, что никто и не собирается лишать королеву положенного штата; ей всего лишь предлагается заменить дам, назначенных по совету лорда Мельбурна, дамами-тори!
Однако Виктория упрямилась по-детски. Она не понимала, почему её хотят лишить верного друга. Нет, нет! Она знала, что в жизни всегда необходимо чем-то (или кем-то!) жертвовать, то есть жертвовать во имя высших целей. Но почему именно ей, именно сейчас нужно пожертвовать лордом Мельбурном? Нет, это вовсе не непременно. Она — королева. Она не позволит управлять собой.
Простенькое нежелание девочки заменить одних придворных дам другими спровоцировало правительственный кризис. Мельбурн всё же вынужден был подать в отставку. Королева, согласно английским законам, не являлась самовластным монархом, исполнение её прихотей ограничивала конституция.
Тем не менее сформировать новое правительство не смогли. Тщетно старались лорд Веллингтон и сэр Роберт Пиль. Королева бунтовала. Пилю пришлось уйти с поста премьер-министра. Его место снова занял лорд Мельбурн. Но опять же окончательная победа осталась за Пилем. Выборы, проведённые в 1841 году, снова отдали власть тори. И сэр Роберт Пиль оставался премьер-министром до 1846 года.
Но за это время много чего успело произойти.
Цесаревич Александр, старший сын всероссийского императора, наследник престола, совершал путешествие по Европе. Юноша достиг совершеннолетия, и в программу его образования входили непременные путешествия — первое — по необъятной России, во время которого он знакомился со своими будущими владениями, и второе — по Европе. Это второе путешествие оказывалось в определённом отношении даже более важным, чем первое. Поскольку именно поездка по государствам Европы позволила бы Александру Николаевичу увидеть высокородных невест и — соответственно — присмотреть себе будущую супругу, непременно, разумеется, дочь, внучку или племянницу какого-нибудь немецкого принца или герцога. Романовы давно уже (как, впрочем, фактически все династии Европы) сделались немцами по крови.
Далее события развивались таким образом, что молодой наследник Николая I очутился как бы между молотом и наковальней; скажем так: между молотом сердечной склонности и наковальней долга!