Обожженные тропическим солнцем матросы «Бравого» работали по 16–18 часов в сутки. И днем и ночью, в любую погоду моряки неустанно упражнялись в наводке орудий и торпедных аппаратов. Знали: впереди сражение.
220 дней продолжался этот беспримерный в истории переход. «Бравый» прошел более 18 тысяч миль.
14 мая 1905 года русская эскадра вошла в Цусимский пролив, началось сражение с японским флотом. «Бравый» шел рядом с эскадренным броненосцем «Ослябя». Его пушки беспрерывно стреляли по японским миноносцам, пытавшимся подойти к броненосцу и выпустить по нему торпеды.
«Ослябя», получив тяжелые повреждения от артиллерийских снарядов, повалился на левый бок. Множество моряков оказались в воде. «Бравый», под ураганным огнем шести японских крейсеров ринулся на помощь.
Над поверхностью моря висела удушливая пелена: из труб броненосца, почти лежавших на воде, выходили громадные клубы черного дыма. Задыхаясь, матросы стали поднимать на борт моряков «Ослябя».
Корпус миноносца содрогался от близких разрывов снарядов. Раскаленные осколки пробивали корпус, надстройки. Многие уже были ранены, но продолжали спасать товарищей. Матросы прыгали в воду, чтобы помочь выбившимся из сил людям добраться до борта.
Вдруг корпус «Бравого» содрогнулся: прямое попадание. Из машинного люка со свистом вырвался густой пар.
— Разбит котел! — доложили на мостик.
Но «Бравый» продолжал спасать людей. Моряки миноносца были верны правилу: «Сам погибай, а товарища выручай».
Японский адмирал приказал уничтожить русский миноносец, дерзнувший приблизиться к гибнущему броненосцу. По «Бравому» вели огонь уже десять кораблей, вокруг него беспрерывно вздымались столбы воды.
Еще один снаряд врезался в борт миноносца. Ооколки разрушили паровую магистраль, вышел из строя второй котел.
На палубе бушевало пламя, но морями, отстреливаясь из всех своих шести пушек, подбирали раненых и обожженных товарищей. Только забрав всех, кто держался на воде — сто восемьдесят три человека, почти в три раза больше своего экипажа, — миноносец вышел из-под огня японских крейсеров.
На море спускалась ночь. Вдали показался крейсер «Владимир Мономах». «Бравый» направился к нему, но не догнал: при двух оставшихся в действии котлах миноносец развивал скорость не более одиннадцати узлов.
Перегруженный людьми, поврежденный, корабль легко мог стать добычей японской эскадры. Командир принял решение самостоятельно прорываться во Владивосток.
У орудий дежурили комендоры: в случае встречи с вражескими судами моряки будут драться до последнего снаряда.
Крутом мелькали огня — рыскали японские крейсера и броненосцы. Густая темнота пока скрывала «Бравый». Но что будет на рассвете?
— Срубить мачту! — приказал командир.
Раздались удары кувалд, мачта рухнула в воду.
Теперь «Бравый» выдавали лишь четыре почерневшие от пожара высокие трубы. Матросы живо развели мел для чистки медных деталей, добавили малость сажи и пустили в ход малярные кисти. Трубы превратились в серые.
Настало утро. На горизонте показались японские корабли; они не заметили «Бравого». Вскоре вражеская эскадра осталась далеко за кормой.
Однако над «Бравым» нависла новая опасность: кончалось топливо. А до Владивостока далеко…
В угольных ямах матросы тщательно выметали каждую горсточку антрацита. Но пламя в топках затихало. Тогда стали ломать деревянную обшивку кают, табуретки, стулья, ящики из-под продовольствия. В топки бросали все, что могло гореть: чемоданы, матросские сундуки, книги, старую одежду.
Скорость неумолимо снижалась. Пять, три узла…
Утром 17 мая вдали показались очертания острова.
— Аскольд! — воскликнул штурман. — До Владивостока три десятка миль.
А миноносец беспомощно закачался на волнах: котлы погасли.
— Передайте во Владивосток: нуждаемся в экстренной помощи! — приказал командир.
Над палубой быстро протянули аварийную антенну, застучал ключ радиотелеграфиста. Депеша была передана. Ответа не было. Еще раз передали зов о помощи. И снова молчание.
— Наши сигналы не доходят до Владивостока, — доложил радиотелеграфист. — Нужна высокая антенна.
А где же ее взять? Мачта давно на дне океана…
Внезапно усилился ветер. На черной, шипящей воде замелькали белые злые гребешки — предвестники шторма. Матросы с тревогой следили за дрейфом корабля: «Бравый» сносило в сторону минных полей, прикрывавших подступы к Владивостоку. Неужели кораблю, совершившему столь далекий и трудный переход, избежавшему японского плена, суждено взорваться на собственных минах?
Две с половиной сотни моряков напряженно думали, как выйти из положения, что предпринять.
— А если змей? — предложил машинист Варзанов. — Обычный воздушный змей, на тонком лине, и к нему прикрепить конец антенны…
Все так и ахнули: ну и молодчина Саша Варзанов! Вот голова-то!
Из тонкой деревянной планки сделали рейки, к ним прикрепили кусок морской карты. Порывистый ветер мгновенно поднял змея над кораблем. Радиотелеграфист снова застучал ключом. И Владивосток принял депешу! Ответили: «Высылаем миноносец».
Моряки ликовали:
— Качать Варганова!
Смущенного машиниста несколько раз подкинули на руках.
Теперь, когда надобность в «летающей» радиоантенне миновала, змей подтянули к палубе, прицепили к нему военно-морской флаг и снова отпустили.
Часа через два со стороны Владивостока показался миноносец. Приняв с него топливо, «Бравый» направился в бухту Золотой Рог. Над ним реял боевой флаг.
Жители Владивостока горячо приветствовали израненный, но не сдавшийся врагу миноносец.
Вскоре многим членам экипажа «Бравого», в том числе и машинисту Варзанову, за мужество и храбрость вручили Георгиевские кресты.
Так «Бравый» и остался служить во Владивостоке.
Корабль прожил долгую жизнь.
В 1917 году матросы «Бравого» участвовали в установлении Советской власти в Приморье.
В период гражданской войны многие моряки миноносца сошли на сушу сражаться с интервентами, с белогвардейскими бандами.
Каких только захватчиков не повидал Владивосток в те годы! Японцы, американцы, англичане, итальянцы… И все старались увести «Бравый». Но корабль стоял в гавани с разобранными машинами, без руля и гребных винтов, — матросы надежно упрятали все это от глаз интервентов.
25 октября 1922 года Владивосток был очищен от врагов. В тот же день на «Бравом» застучали молотки. Водолазы подняли со дна бухты затопленные части машин и орудий. Миноносец в кратчайший срок был введен в строй.
«Бравый» стал первым боевым кораблем советского Военно-Морского Флота на Тихом океане.
Мачты «Потемкина»
Всмотритесь в фотографию броненосца «Потемкин». Видите, какие у него толстые мачты? Это клепаные полые трубы диаметром в полтора метра; снаружи — скобтрапы, внутри — металлическая винтовая лестница.
Так вот, совсем недавно я поднимался на фок-мачту «Потемкина», на которой в июльские дни 1905 года гордо реял революционный красный флаг. Да-да, на ту самую мачту, где в девятьсот пятом подняли флаг Революции.
С октября 1900 года — момента спуска на воду — «Потемкин» был взят охранкой «на учет». «Дело» 46-орудийного стального гиганта с экипажем в 750 человек непрерывно пополнялось новыми и новыми донесениями тайных агентов: матросы создали подпольную социал-демократическую организацию, матросы читают «Искру»…
«Кровавое воскресенье» — расстрел безоружных питерских рабочих 9 января 1905 года — еще сильнее и глубже всколыхнуло душу моряков. На броненосце начали готовиться к восстанию; его решили начать после летних маневров, когда сосредоточится вся эскадра. Но революционный порыв матросов был так велик, что восстание вспыхнуло раньше намеченного срока.
14 июня «Потемкин» находился в море, у острова Тендра. Из Одессы на корабль доставили мясо, оказавшееся тухлым. Матрасы отказались от обеда.
Экипаж построили на верхней палубе. Командир пригрозил виселицей. Старший офицер, обходя фронт, опрашивал каждого, будет ли есть борщ. Первые три десятка матросов ответили отрицательно.
— Накрыть их, мерзавцев, брезентом и расстрелять! — рассвирепел командир.
Офицеры и кондукторы[4] принесли брезент.
— К оружию, братцы! — раздался вдруг клич одного из матросских вожаков, Афанасия Матюшенко.
Старший офицер, выхватив из кобуры револьвер, смертельно ранил руководителя подпольной революционной организации Григория Вакуленчука.
Загремели выстрелы. Офицеры, пытавшиеся сопротивляться, были убиты. На мачте «Потемкина» взвился красный флаг.
Броненосец пошел в Одессу — там рабочие строили баррикады, вели уличные бои с казаками.
В торжественных похоронах Вакуленчука участвовало почти все население города.
А командующий войсками засел с жандармами в городском театре, разрабатывал план действий против рабочих и моряков. И вдруг выстрелы с моря: ударили орудия «Потемкина».
«Буржуазия трепетала, и власти метались в страхе перед революционными пушками, — вспоминал участник событий. — Спешно ставились батареи в гавани, на бульваре и на высотах по берегу моря. Буржуа забирали деньги и драгоценности и тысячами выезжали. На вокзале элегантные дамы усаживались в товарные и в грязные вагоны четвертого класса. Всех их гнал ужас перед бомбами 12-дюймовых орудий «Потемкина».
Для усмирения мятежного броненосца царь послал эскадру. Восставший исполин с развевающимся красным флагом прошел сквозь строй кораблей. Эскадра молчала: никто не стрелял по броненосцу.
Но «Потемкин», отрезанный от портов, нуждался в топливе, пресной воде и продовольствии. Надеясь пополнить запасы в заграничном порту, он зашел в Констанцу. Румынские власти отказали. Броненосец взял курс на Феодосию. И здесь не удалось получить ни топлива, ни воды. Неделю спустя «Потемкин» вернулся в Констанцу. Матросы сдали корабль румынским властям, а сами сошли на берег как политические эмигранты.