– У нас была связь, это – ты. Я – твоя сестра, она – твоя девушка, – сказала Рита.
После весьма продолжительной паузы Ерофей произнес:
– Кто-то убивает близких мне людей? Зачем? Кто-то хочет насолить мне?
– Ничего себе «насолить»! – передразнила его Рита. – Ой, кто-то хочет сделать мне плохо и убивает близких мне людей!
– А что тогда? Подбираются ко мне? – недоумевал он.
– Не знаю. Ты должен мне помочь, – серьезно сказала Маргарита. – Мне надоело оставаться приманкой и все время ждать, когда на меня нападут и убьют, и тогда ты узнаешь, кому все это было нужно.
– Маргарита, я бы с радостью помог тебе, но я ничего не знаю.
– Знаешь. Ты должен сказать все, что касается тебя и твоего отца! Нашего отца! Это очень важно! Вспоминай все-все мелочи.
– Мелочи? – задумался Ерофей.
– Прямо от рождения! Вот прямо с горшка!
– Детство как детство. Знаешь, Рита, если ты неправильно думала обо мне, то ты неправильно думаешь и об отце нашем!
– Чего так?
– Он никогда не был милым человеком, каким старался быть на публике. Тебе повезло, что он не жил с вами, это был самый настоящий деспот. Вампир. Чудовище. Моя мать была еще девчонкой, когда он женился на ней, и полностью подчинил себе. Она и слова не могла сказать, не то чтобы пожаловаться. А вот она как раз была очень милым и добрым человеком и вовсе не уводила твоего отца из вашей семьи. Олег Александрович угробил мою мать. Я это понял, когда подрос. Отец не разрешал мне дружить ни с кем, но когда я все-таки был вынужден пойти в школу, начал общаться с другими детьми, увидел их родителей, то первым моим вопросом стал: «Почему моя мама отличается от других мам? Почему она никогда не улыбается?» Отец не давал ей нарядно одеваться, краситься, он бил ее.
– Это ужасно, – вздрогнула Рита. – Извини, когда я попросила тебя все вспомнить, я и не предполагала, что твои воспоминания будут столь печальны.
– Я готов, если это как-то поможет! – Ерофей встал с песка и подал ей руку. Они так же медленно побрели в сторону санатория «Черномор», где последние дни Рита жила в коттедже Ерофея. Она отказалась, после того как сгорел их коттедж, переселяться в номер в корпусе, что ей, конечно же, был предложен. Она пошла к брату.
– Что тебя сподвигло пойти ко мне, раз ты боялась и думала тогда еще про меня плохо?
– Федор, улетая, сказал, что ты не взял обещанный тебе миллион за медведя. Это было странно. Кто от такого отказывается?
– Только дураки, – пожал плечами Ерофей, – но это мой медвежонок, которого я чуть не угробил. Это я должен был заплатить Федору за все, что он сделал для моего питомца. Спасибо ему. Я любил медвежонка.
– А уж как разыграл тогда! Налетел на нас! Где медведь?! Верните!! Как же ты не хотел, чтобы плохо подумали про Марусю, – покачала головой Маргарита.
Они поднялись с пляжа по лестнице и побрели по улице.
– А мог бы взять миллион, уехать, как ты хотел, и начать новую жизнь, – продолжила она.
– Начну еще. Приду в себя и начну. А потом, куда я надолго уеду? Здесь могила матери, да и Маруськина тоже.
– Ерофей, скажи, а твоя мама не пыталась уйти от него? Вырваться из лап тирана? – спросила Маргарита.
– Она была так закомплексована, забита, запугана. Но однажды маме пытался помочь один мужчина, Юрий Владимирович Соколов. Я несколько раз видел его, он очень тепло относился ко мне, я видел их вместе с мамой. Я тогда впервые увидел, как она улыбается. Отца в эти моменты дома не было. Он имел тенденцию отдыхать по два раза в год в одиночку, без семьи. Это я уже сейчас понимаю, что, может, они с мамой, я имею в виду Юрия Владимировича, были любовниками, а может, и нет, но то, что он очень хорошо относился к матери – это точно! А потом…
– Что? – спросила она.
– Потом Юрий Владимирович исчез из нашей жизни, как-то внезапно, и дома был грандиозный скандал, после которого мама месяц не могла встать. Он ее чуть не убил тогда, у нее было все отбито. Отец жутко избил ее.
– Господи, это чудовищно! Ладно ты был маленький, но этот мужчина? Что же он не защитил и не спас? Не заступился? Как он мог бросить, когда все открылось, зная, что собой представляет ее муж? – возмутилась Рита.
– Не знаю, я его не видел больше. Мама прожила потом недолго, – понизил голос Ерофей.
– Какой ужас.
– Я тогда был еще подростком, не все понимал, но меня до сих пор не покидает чувство, что я мог что-то для нее сделать. И ничего не сделал, не защитил.
– Ребенок ничего не мог сделать, не вини себя. Это взрослые отношения взрослых людей.
– Если это та информация, что ты ищешь, то можешь спросить у Галины Степановны. Я помню, она заходила к маме, лечила ее, да и отца она осматривала до последних дней.
– Семейный доктор?
– Похоже на то.
– А ведь можно спросить. Если твоя мама погибла от побоев, а Галина Степановна это скрыла, то она тоже виновата. А мы этот клубок должны распутать до конца. Потому что лично мне кажется, что нынешние преступления берут свое начало из прошлого, – сказала Маргарита. – А к тебе-то как относился отец?
– Вот лично ко мне хорошо. Ничего не могу сказать, поэтому и я не мог его бросить в старости, хотя обида за маму у меня всегда была. Отец меня никогда не бил, всегда поддерживал. Нет, он меня любил, я это чувствовал. Это правда.
– А не просил он у тебя прощения перед смертью? – спросила Маргарита.
– Перед смертью? Прощения? Нет, это был очень уверенный в себе мужчина, считавший, что все, что он делает в жизни, обсуждению не подлежит, – ответил Ерофей.
Глава 25
Один раз, когда Рите было лет пятнадцать и ей удаляли аппендицит, она себя чувствовала так же плохо. То есть очень плохо, словно ее тело разобрали на части. Тогда говорили, что это от наркоза, так Рита и запомнила. И, слава богу, никаких операций ей в жизни больше не делали. Поэтому было удивительно вернуться в то чувство нереальности заново… Она лежала на спине, Рита это понимала, но пошевелиться не могла.
Над ней склонилось весьма доброжелательное лицо Галины Степановны.
– Эх, невезучая ты девка, Рита.
– Почему? – прошептала она, хотя голоса своего не услышала.
– Потому что тебе раньше умереть надо было, чтобы сейчас не мучиться. В чем дело, Маргарита? У тебя было столько возможностей! Я имею в виду, умереть! А ты так сопротивляешься! Нехорошо.
Маргарита скосила глаза и увидела, что, действительно, она лежит распятая на столе в обнаженном виде, руки и ноги прикручены к нему.
– Что вы делаете?
– Что? Что ты там шепчешь? – склонилась к ней Галина Степановна. – Наверное, хочешь узнать, что происходит? А? Хлопни хоть своими ресницами в знак согласия. Хлипковатые вы здоровьем, москвичи. Вот Ерофей быстро в себя пришел, видишь, сидит на стуле.
Маргарита повернула голову в сторону и увидела своего брата, прикрученного точно так же, как и она, только не к столу, а к стулу. Он смотрел на нее своими большими голубыми глазами, полными ужаса, рот его был заклеен скотчем. Выглядел он очень бледно, лицо было зеленоватого оттенка.
– Вот видишь, хороший мальчик. А если он будет себя и вести хорошо, то я верну ему голос, а затем и движения. Я к нему более благосклонна, и на это есть причины. Хочешь узнать? Чего мигаешь, девочка. Ты ни при чем, так жизнь сложилась собачья. Тебе просто не повезло, ничего личного.
Маргарита так и осталась с повернутой головой, из угла глаза текла слеза. Она видела и врача санатория, и Ерофея с перепуганными глазами. Галина Степановна села на стул, закинула ногу на ногу и закурила.
– Черт! Черт! Черт! Чувствую сильную потребность поделиться с вами своими мыслями. Одному из вас хочу объяснить, что вынуждена была так поступить, а другого убедить, что это лучше для его судьбы. Наш Олег Александрович был тем еще подлецом, – покачала головой Галина Степановна. – Но он неплохо платил за свои «шалости». И я пошла к нему на содержание, и никто меня упрекнуть в этом не может. А вот девочку, что он взял буквально со школьной скамьи, мне иногда даже было жалко. Относился Олег к жене безобразно, словно к бездушной скотине, а сам вел себя очень вольготно с дамами. Но один раз он сильно струхнул, когда избил ее беременную. Нет, он и раньше избивал ее до полусмерти, но всегда вызывал меня, и мы подлатывали девочку. Но вот беременная, взятая на учет… Это могло уже не сойти ему с рук, да и мать твоя, Ерофей, тогда была настроена решительно. Она так и сказала ему, что если с ребенком что-то случится, то она заявит на него в милицию. А с ребенком и случилось, – перевела она взгляд на сжавшегося Ерофея. – А случилось вот что – ребенок умер в утробе матери. Этот гребаный Олег Александрович убил его. Вот тогда он занервничал! Он походил на слизняка, умолял меня и просил о помощи. Этот гад не хотел в тюрьму. А когда его жена пришла бы в себя после наркоза и ей сообщили бы, что ее ребенок мертв, тогда беды было бы не избежать. Ему нужен был ребенок любой ценой.
– Вы подменили ребенка? – ужаснулась Маргарита. – Где? Где вы его взяли? В доме малютки?
– Олегу повезло, впрочем, как и всегда везло, – усмехнулась она. – Он выходил сухим из воды. Одна женщина в том же роддоме вовсе не радовалась рождению ребенка, и знаете, откуда я это достоверно знаю? Потому что это была я. Да, друзья мои, рожала без мужа в тридцать пять лет. Привыкла жить одна, для себя… Поняла, что беременна, только на четвертом месяце, вот не было никаких признаков! Редко, но бывает такое. Пила я тогда уже прилично, поэтому ну совершенно мне все это было ни к чему. На аборт опоздала, а в роддоме оставить тоже был не вариант. Поселок небольшой, узнали бы все и заклевали. И брать не хотела. А тут так все сошлось, можно сказать, подфартило. Олег потом деньгами мне еще и компенсацию огромную выплатил. Так что я для тебя, сынок, сделала все, что могла. Тебе в такой семье, с такой хорошей мамой, которая нашла в тебе отдушину, и с таким состоятельным папой было намного лучше, чем со мной, пьяницей. А я еще и слово с Олега взяла, что он никогда тебя не обидит, я-то рядом была все это время, и могу сказать, что это слово он сдержал. Я ни разу не видела, чтобы Олег тебя обижал, а может, и догадывался, что ты его сын. Я забеременела от Олега, но никогда ему об этом не говорила, – хохотнула Галина Степановна. – Мужики такие дураки! Баба нутром чует, а они – ничего!