Принц для Сумасшедшей принцессы — страница 42 из 89

А зря…


— Слышь, Огвур, — барон игриво толкнул орка в бок, — а ведь та припадочная баба орала сущую правду!

Тысячник, терпеливо сносивший лечебные манипуляции некроманта, смазывающего чем-то вонючим его многочисленные синяки и ссадины, упрямо поморщился:

— Клянусь гоблинами, я все равно отберу Ланса у троллей!

— А может, стоит просто попросить, ты же у них теперь живое воплощение бога? — продолжал вредно хихикать сильф. — Эх, да ты хоть понимаешь, что нас из-за тебя чуть не убили?

— Правильно, — поддакнул некромант, щедро намазывая плечо тысячника какой-то белой мазью. — Нужно уметь эффектно появляться и тихо исчезать. И, надеюсь, отныне сие полезное правило запомнится тебе навечно…

— Почему ты так в этом уверен? — недоуменно приподнял брови Генрих. — Это что, твое новое заклинание?

— Лучше! — проказливо хихикнул маг. — Это троллья мазь от насморка, я наконец-то понял, какой последний ингредиент оказался в нее намешан. Смею тебя заверить, нос он прочищает отлично, а медленно соображающие орочьи мозги прочистит ничуть не хуже…

— И в чем же состоит суть лечения? — искренне заинтересовался сильф. — Долго ждать требуемого эффекта?

— Да нет… — хитро начал маг, как вдруг Огвур дико вскрикнул, подпрыгнул и вприпрыжку помчался по траве, изрыгая жуткие проклятия и поочередно хлопая себя то по груди, то по плечам…

— Последний и весьма ценный ингредиент тролльего снадобья — это дикий красный перец, — спокойно сообщил Марвин, провожая удаляющегося орка донельзя удовлетворенным взглядом. — Жгучий ну просто до невозможности! Не зря я его на собственном носу опробовал…

— Здорово! — восхищенно заржал барон. — Значит, ты намазал нашего провинившегося Огвура этой гоблиновой штукой?

— Ну да, чтобы немного проучить! — с наигранной скромностью признался некромант. — Дабы он наглядно убедился в том, что любимая солдатская фраза: «Война — войной, а обед — по расписанию» — иногда приносит больше вреда, чем пользы!

Глава 12

Мне бы очень хотелось знать, найдется ли в нашем мире хоть один человек, ни разу в жизни не совершивший ошибки или просчета. Человек, не пожалевший о каком-нибудь совершенно неудачном дне, ознаменованном тотальным невезением, и не клявшийся себе — никогда впредь не повторю этой глупости… Увы, ошибки случаются у всех, даже у самых умных и предусмотрительных из нас, причем как у людей, так и у богов. Неизбежный процесс взросления и обретения личного опыта основан отнюдь не на подвигах и достижениях, а на допущенных нами ошибках. Мы быстро забываем то, чего добились собственным терпением, выдержкой и смекалкой. Но то, ради чего мы корячились и маялись, набивали шишки и шли на жертвы, не забывается никогда.

Все самое ценное и необходимое не приходит к нам случайно или по милости богов, а добывается собственными кровью и потом, вбиваясь в память крепче, чем гвоздями, с болью и страданием. И поэтому основные вехи нашей жизни отмечены в основном не наполненными доблестью поступками, которыми можно гордиться, а преступлениями, несуразностями, промахами, ложью, изменами… Почему-то неправильные действия всегда оставляют в нашем сознании наиболее яркий след, наводя на соответствующие выводы: жизнь не настолько прямолинейна, как это кажется на первый взгляд. Почему к власти приходят обманщики и мерзавцы? Почему люди верят в ложь и боятся правды? Почему эгоизм так ловко управляет нашим сознанием, наглухо забивая совесть и здравый смысл? Почему уходит любовь? Увы, я до сих пор так и не сумела найти ответов на эти непростые вопросы…

Но я твердо уверена в одном: оплошности являются таким же необходимым элементом нашего существования, как пища, вода и воздух. Мудрость приобретается нелегкой ценой, и цена эта измеряется личными ошибками, порой фатальными. Каждая возникшая перед нами проблема таит в себе бесценный дар, способствующий нашему осознанию самого себя. Мы учимся правильно применять свои способности, оцениваем возможности, узнаем сильные и слабые стороны своей личности, постигаем свою душу. А поэтому мы зачастую сознательно создаем себе проблемы: ведь эти дары бытия учат нас главному — жить.


— Ох, внучка, внучка, ну и страшную же беду сотворила ты на этот раз! — Ворчащий старческий голосок холодным ручейком вливался в мое блуждающее во тьме сознание, возвращая его к свету и неся с собой пробуждающие покалывания, жестоко терзающие мое изломанное болью тело. — Это надо же до такого додуматься да подобное над собой сотворить… — Незримая наставница, не прекращая сурового поучения, потихоньку оглаживала мои руки, перебирая переломанные косточки и складывая их в единое целое. — Здесь ингвы[53] пройти не смогли, Ринецея не сумела, принцу Астору вся его магия не помогла, а она — глянь-ка чего наделала… — Нежные прикосновения невесомо скользнули по моим коленям, сращивая разбитые суставы и возобновляя ток крови в венах. — Э-хе-хе, — то ли восхищенно, то ли осуждающе продолжала сетовать Смерть, методично переходя от позвонка к позвонку, от ребра к ребру, — вот сумасшедшая-то и в самом деле! Вроде взрослая женщина уже, а до сих пор в голове ветер гуляет…

«Ну и что, пусть гуляет, — хотелось проказливо хихикнуть мне, но оказалось — хихикать мне нечем. — Зато от него так красиво развеваются локоны!»

— Даже ребятенка своего невинного не пожалела, — брюзжала бабушка, выправляя мои перемолотые в мелкое крошево челюсти и восстанавливая выбитые зубы. При этих ее словах в моем размозженном сердце ворохнулся приступ панического страха, но я тут же успокоилась, потому что бабушка любовно огладила мой живот: — Да нет, жив наш бесценный малыш, ничего с ним не случилось. Ох и крепкий же парень вырастет… — ласково ворковала Смерть, перебирая мои залитые кровью волосы, заботливо вычищая из них кусочки мозга и восстанавливая раздробленную черепную коробку, — будущий повелитель…

Внезапно я поняла, что вполне способна видеть правым глазом, а чуть позже — и левым. Затем в мои уши ворвался разрозненный набор противоречивых звуков, постепенно сложившийся в мелодичное птичье пение. А потом в легкие неожиданно влился целый водопад свежего, упоительно сладкого воздуха, я вздохнула, закашлялась и… рывком приподнялась на локтях, удивленно осматривая этот новый мир, в который я вторглась без приглашения, да еще и столь дерзким образом…


Мы сидели на краю бездонного обрыва, бестрепетно болтая опущенными вниз ногами, смеясь и ничего не боясь. А чего, спрашивается, должны бояться люди, только что пережившие возрождение из мертвых? В нескольких шагах за нашими спинами валялась безобразно сплющенная рудничная клеть, еще хранившая на своих прутьях капли запекшейся крови да несколько лоскутков черной и белой кожи. Мы перешагнули через страх и боль, прошли сквозь смерть, а сейчас — легкомысленно предавались самым обыденным жизненным удовольствиям, почему-то сразу ставшим необычайно приятными и притягательными. Вот ведь как случается: потеряв все, начинаешь ценить малое…

Молоко в кувшине оказалось изумительно холодным, а булочки, лежащие в сплетенной из соломки корзиночке, — обжигающе горячими. Шумно прихлебывая из запотевших глиняных кружек и громко чавкая, мы с упоением воздали должное потрясающей стряпне моей бабушки Смерти. Кса-Бун, будто маленький, до ушей перемазался в сахарной пудре, чуть ли не целиком заглатывая обсыпанную маком и марципанами выпечку да на все лады, пафосно расхваливая мастерство божественной кухарки. Наконец корзинка с угощением опустела. Я собрала крошки и высыпала их перед спустившейся с дерева малиновкой, честно заслужившей свою часть трапезы. Наверно, раскидистая, перекошенная от старости ива, росшая на краю обрыва, служила ей постоянным домом, потому что среди листьев я заметила маленькое гнездышко, а в нем — три пестрых яйца размером не больше ногтя. Под нашими ногами клубился молочно-белый туман, причудливыми завитками выплывая из темного провала под скалой и неся с собой пряный запах мокрой травы. Чуть рассеянный, отливающий опалом свет струился меж низко нависших облаков, придавая окружающему нас ландшафту налет некоей сонной, мистической нереальности. И мне вдруг стало так хорошо, что хотелось остаться здесь навечно, ничего не делая, а бесконечно предаваясь ленивым мечтаниям и убаюкивающей полудреме.

— Что это за чудное место? — спросил Кса-Бун, старательно облизывая липкие от сахара пальцы и улыбаясь во весь рот. — Если это Обитель затерянных душ, то посмертное существование является гоблински приятной штукой. Кормят тут на убой, а одевают, — он бережно погладил свои щегольские штаны, — по-королевски!

Я тоже обзавелась новым походным костюмом: от прежней одежды у меня осталась только кольчуга из драконьей чешуи, как и наше оружие, без видимого ущерба перенесшая страшное падение в шахту.

— Эк ты широко замахнулся, дружище, — весело рассмеялась я. — Думаю, это точно не Обитель, и до нее нам еще очень далеко. Наверно, попасть на Радужный уровень не так-то просто…

— После того как хозяйка нас угробила, а потом госпожа Смерть милостиво вернула нам жизни — я уже готов поверить во что угодно! — торжественно отчеканил Кса-Бун, прижимая к груди растопыренную ладонь и церемонно кланяясь. — Чести пройти Порталом смерти и вернуться обратно на землю удостаиваются немногие шаманы из нашего племени!

— И все же я не верю, что достичь обиталища богов так просто… — задумчиво произнесла я.

— Намного сложнее, чем тебе кажется, дитя мое! — вдруг поддержал меня незнакомый, но очень красивый голос. — Радужная обитель принимает лишь тех, у кого чиста совесть и светлы помыслы. А вот нераскаявшихся отступников и злодеев — наказывает по-справедливости…

— Пресветлые боги! — ошеломленно выдохнул канагериец, хватаясь за топор. — Это еще кто? Госпожа, прикажете его убить?

Я безудержно расхохоталась, по достоинству оценив как нелепую реакцию своего отважного телохранителя, так и общий комизм ситуации. Убить это существо?!