ровизию. Общее их число не превышало оговоренных двадцати человек. Сьонед удивило, что так много людей изъявило желание по первому ее зову присоединиться к каравану, направлявшемуся на другой край света.
После ужина все расположились вокруг костра. Мардим лениво напевал любовную песню и, доходя до особенно откровенных эпизодов, лукаво поглядывал на Сьонед. Камигвен, уютно свернувшаяся в надежных объятиях Оствеля, ворчала, что при таком тусклом свете невозможно шить свадебное платье. Оствель поддразнивал ее, а Сьонед заливалась смехом, мечтая о том, чтобы ее с будущим супругом связывали такие же теплые, непринужденные отношения. Она не знала этого человека, лишь несколько лет назад видела его лицо в Огне. Тогда ее, почти девочку, очаровали голубые глаза и то, что скрывалось в их глубине. Впрочем, все это могло ей только показаться… Зачем ехать за сотни мер, чтобы выйти замуж за совершенно незнакомого человека?
— Устала или просто задумалась? — с доброй улыбкой спросил ее Оствель.
— И то и другое. Всего понемножку, — ответила Сьонед. — Но больше всего меня страшит, что через несколько дней придется переправляться через Фаолейн.
— Ничего, зато потом тебе долго не попадется никакой воды, — утешил Оствель, в глазах которого играли насмешливые искорки. Или то были отблески костра? — Пустыня для вас, «Гонцов Солнца», самое подходящее место. Скажи мне, Сьонед, ты тоже вроде Камигвен, которую начинает тошнить при виде ванны?
Ками ткнула его кулаком в ребра. — Следи за своими словами, или меня начнет тошнить от тебя больше, чем от воды!
Оствель фыркнул, подобрал под себя длинные ноги и встал.
— Антоун, Меат, пойдем проверим лошадей, пока моя нежная возлюбленная не сломала мне руку…
Мардим, которому так и не удалось смутить Сьонед своими песенками, заявил, что он не в голосе и хочет спать. Большинство остальных последовало его примеру, завернулось в одеяла и улеглось на землю, тактично перебравшись подальше от костра, у которого задержались Сьонед и Камигвен. Без музыки было слишком тихо. Сьонед потянулась за веткой и подбросила ее в огонь. На душе у нее было невесело.
— Ками, ты и Оствель еще немного побудете со мной после… — Девушка запнулась. Почему-то язык не поворачивался выговорить слова «после свадьбы». А сказать «после того, как я стану принцессой» она тоже не могла: этот титул принадлежал не ей, а той женщине, которую Сьонед видела в Огне много лет назад. — Мне ведь там и поговорить будет не с кем… — жалобно добавила она.
— Конечно, если хочешь, мы останемся. Только мы тебе не понадобимся. У тебя будет он…
— Именно этого я и боюсь, — пробормотала девушка.
— В чем дело? Ты ведь долго ждала этого, а сегодня весь день была такой веселой…
— А если мы не сумеем поладить? — порывисто воскликнула Сьонед. — Вдруг ему со мной и поговорить будет не о чем? Ками, посмотри на меня. Кто я такая? Никто! «Гонец Солнца» с шестью кольцами, едва знающая свое ремесло и родившаяся в захолустье, о котором никто и не слыхивал! Ты серьезно думаешь, что я гожусь в принцессы?
— «Гонцу Солнца» подобает бояться только тени, — пошутила Камигвен. — Перестань прибедняться. Конечно, вы полюбите друг друга.
— А если нет? Я не знаю его, а он не знает меня. Я не хочу связывать себя с человеком, которого не люблю.
— Послушай меня, Сьонед… Взгляни в Огонь. В нем ни одной тени, так что ты не сможешь погрузиться в нее и исчезнуть. Там только свет.
Вняв совету подруги, Сьонед подбросила в костер еще одну ветку и заглянула в пламя, увидев в нем мужское лицо. Боль, от которой потемнели голубые глаза и исказился чувственный рот принца, заставила ее вздрогнуть. Руки непроизвольно потянулись к нему, и Сьонед вскрикнула, когда Огонь лизнул ее пальцы и мозг.
— Сьонед!
Девушка не ощущала холодной воды, которую лила на ее обожженные пальцы Камигвен, не слышала взволнованных голосов вокруг… Боль пронзила ее кисти и плечи, дошла до самого сердца и даже до того участка мозга, который умел сплетать нити из солнечного света. Она раскачивалась взад и вперед, задыхаясь от муки. Но постепенно ее страдания стали утихать, и Сьонед наконец смогла поднять глаза.
Ее окружали озабоченные друзья.
— Извините… — пристыжено пробормотала она и покачала головой, прижав к животу саднившие руки.
— Искры полетели, только и всего, — объяснила случившееся Камигвен.
— Будь осторожнее, Сьонед, — посоветовал Меат, сочувственно похлопав ее по плечу. Девушка молча кивнула, боясь посмотреть ему в глаза.
— Да, — буркнул Оствель. — Мы должны доставить тебя принцу в целости и cохранноcти, чтобы невеста не морщилась от боли, когда жених станет целовать ей ручки. А теперь спать! Завтра будет трудный день… — Когда все ушли, Оствель опустился рядом с Сьонед, заставил ее поднять подбородок и внимательно всмотрелся в лицо.
— Извини… — повторила она.
— Это я должна извиняться, — вмешалась Камигвен. — Я только хотела, чтобы ты еще раз посмотрела на него и поняла, что тебе нечего бояться.
— Что, не сумела управиться с заклинанием Огня? — спросил Оствель и только присвистнул, когда Сьонед пристыжено кивнула. — Хотелось бы мне поскорее повидать твоего принца. Если мужчина может заставить ошибиться такого «Гонца Солнца», как ты, это…
— Это не он, а я виновата, — ответила Сьонед и вдруг взорвалась:
— А Ками говорила, что мне нечего бояться!
— Конечно, нечего, — подтвердил Оствель. — Просто Огонь был слишком ярким. Тень здесь ни при чем, Сьонед, а бояться следует только ее.
— Но пострадать можно и от Огня, — прошептала Сьонед, глядя на свои руки. ***
Рохан успешно скрывался от тетки до самого вечера. Андраде, отослав Тобин отдохнуть и восстановить потерянные силы, искала юного принца, но так и не смогла найти. Гордость не позволяла ей спрашивать, где он может быть. Надо было заботиться о своей репутации; кроме того, Андраде отказывалась признать, что не может найти человека, явно находившегося неподалеку. Ей была давно знакома отвратительная привычка племянника исчезать в самый нужный момент. Андраде решила переупрямить принца, прекрасно зная, что он сам выберет время и место для встречи.
Когда поздним утром следующего дня Андраде пришла к Тобин, чтобы объяснить ей происшедшее накануне, Чейн еще спал — не столько от крайнего физического и душевного утомления, сколько от крепкого вина, выпитого на голодный желудок, чтобы забыть о Зехаве, пронзенном драконьими когтями. Стремясь остаться наедине, обе женщины спустились в сад.
— Все это было очень странно, — призналась Тобин, когда Андраде спросила, что она думает по поводу вчерашнего. — Я всегда удивлялась, как фарадимы умудряются управлять солнечным светом.
— Вчера ты помогла мне, но не вздумай повторить это в одиночку, — предостерегла Андраде. — Равновесие — вещь тонкая, и управлять им может только хорошо обученный человек. — Она сделала паузу, увидев, что над кустом роз неподалеку склонился садовник. — Но когда приедет Сьонед, я попрошу ее заняться с тобой.
— Сьонед? Это ее имя?
— Да, но с более сильным ударением на втором слоге. Первый почти проглатывается, и получается что-то вроде «Сь'нед».
— Красивое имя, — задумчиво сказала Тобин. — Рохан уже знает, что ему предстоит добавить к этому имени титул «принцесса»?
— Я думала, что ты сама скажешь ему… Да, Сьонед предстоит стать его женой. Рохан еще не знает об этом, но ждать осталось недолго.
— Мне понравилась эта девушка. Я словно прикоснулась к ней. Там были… цвета, и я словно держала их в руках. Чудесные цвета…
— Похоже, ты испытала это не впервые… — Андраде глядела на принцессу, приподняв бровь.
— Временами я чувствую нечто подобное с Чейном, — медленно сказала Тобин.
— Как будто заглядываю внутрь его, а он переливается разными цветами… Это значит, что я могу стать фарадимом?
— Сьонед кое-чему научит тебя, но и только. Это опасно.
— Я помню, как Кессель потерялся в тени, — тихо ответила принцесса. — Мы с матерью заботились о нем, пока он не умер.
Андраде отвернулась, вспоминая красивого молодого «Гонца Солнца», некогда посланного сюда. Он не справился с солнечным светом на исходе дня. Потеряться в тени было самой страшной опасностью, подстерегавшей фарадима, поскольку воображаемые нити, не прерванные до наступления темноты, не расплетались, а забытые в ночи цвета больше никогда не знали солнечного света. Лишенное души тело вскоре умирало: его сущность следовала за солнцем, садившимся в Темные Воды.
— Значит, ты знаешь, к чему приводит самонадеянность, — сказала Андраде.
— Кстати, о самонадеянности. Точнее, о высокомерии. Кажется, Рохан затеял со мной игру в прятки.
— Мать сказала, что вчера поздно вечером он ненадолго заходил в комнату отца. Однако где он скрывается сегодня утром, я не знаю. — Тобин опустилась на стоявшую в тени скамью. — Ты права, и я отвечу тебе, не дожидаясь вопроса. Да, я знаю почти все места, где он может прятаться, но тебе не скажу. Он придет сам, когда будет готов к этому. Не трогай его, тетя. Пока не надо. Я волнуюсь за него.
Андраде села рядом, борясь с досадой. Вполне возможно, что Рохан не в состоянии говорить с кем бы то ни было. Даже с родней, и тем более с ней, Андраде.
— Все равно ему рано или поздно придется сделать это.
— Ты упрекаешь его в трусости? — Вовсе нет. Но почему он не с Зехавой? Тобин вздохнула.
— Наверно, он слишком похож на меня. Тоже не может поверить в смерть отца
— ни в близкую, ни в дальнюю. Может быть, в этом все дело?
Андраде поняла. Еще вчера Зехава был бодрым и полным сил человеком, а сегодня умирал. Жизнь еще теплилась в нем и отказывалась покидать израненное тело.
— Все равно наследному принцу запрещено следить за смертью собственного отца, — продолжила Тобин.
— Варварский обычай. Рохан должен видеть это, иначе образ Зехавы всю жизнь будет стоять у него перед глазами и не даст смириться с мыслью, что отец мертв и прах его сожжен.