— Хорошо, оставим это. Итак, вы подумали, что это чья-то злая шутка. Я имею в виду открытку. А потом позвонили Нечаевой. У вас ведь был роман двадцать пять лет назад. Вернее, он начался двадцать пять лет назад. И, как я понял, продолжается до сих пор. Других женщин в вашей жизни не было.
— Вы догадливы, — усмехнулся Сажин.
— И что сказала Наина Львовна?
— «Какая чушь, не бери в голову».
— Так почему же вы все-таки приехали?
— Вы не поверите. Я сутки мучился этим. И все время думал: а вдруг? С одной стороны, как вы правильно заметили, это сильно повлияло бы на мою политическую карьеру. Хотя, по сути, я не виноват. Я даже не знал, что кто-то из них ждет ребенка. С Наей мы крупно поссорились еще в начале весны. Я ушел, хлопнув дверью. А в сентябре мне позвонила Люся, в общежитие, и сказала: «Она уезжает». И я ринулся на вокзал. Мы почти полгода не виделись. Оказывается, в эти полгода и случилось. С другой стороны… Он ведь может быть моим сыном, вы понимаете? Какой бы он ни был, это же сын! Мой сын! При одной мысли об этом все во мне меняется. И я вдруг понимаю, что готов изменить всю свою жизнь. Я слишком ее люблю. Я всегда хотел, чтобы у нас был ребенок. Но разве так может быть? Нет. Это невероятно! Что за двадцать пять лет она мне ничего не сказала!
— Значит, вы уверены, что это не Наина Львовна? Ну, мать Монти?
— Если бы был, я бы сюда не приехал, — отрезал Сажин. — Я же говорю, что мучился сутки. Потом решил: нет, не может быть. Она мне не врет. Поехал на деловую встречу, которая была у меня назначена на девять вечера. И, вы не поверите! Мне в голову ничего не шло! Я никак не мог сосредоточиться! Представлял себе, как здесь, в ночном клубе, они будут все выяснять. А я этого не услышу. И мне опять никто ничего не скажет. А я и не попробую узнать правду. Получается, что я струсил. Карьера дороже семьи. Или все-таки семья? Поверьте, это нелегкий выбор.
— Неужели же это так страшно? Если Монти -ваш сын?
— Мои враги уцепятся за это, если узнают, и будет скандал. Репутация политического деятеля должна быть безупречна. Был бы жареный факт, а раздуть из него пожар — пара пустяков. Я могу с пеной у рта доказывать, что ничего не знал. А они будут говорить, что знал. Что бросил ребенка в роддоме. Факт? Факт! И неизвестно, что скажет сам Мо… Матвей. Ведь у него будут брать интервью. А, судя по тому, что мы в этот вечер друг другу наговорили, парень страшно зол. Он хочет отомстить. Какой избиратель будет голосовать за человека, отказавшегося от собственного сына? Предавший семью ни у кого доверия не вызывает. От меня отвернутся все.
— Но вы все-таки приехали?
— Да, — кивнул Сажин. — Как видите.
— И какую картину вы застали?
Сажин пожал плечами и сказал:
— Стриптиз.
— Что? — удивился Алексей.
— Монти демонстрировал стриптиз, — пояснил Сажин. — Развлекал своих гостей. Это была откровенная провокация. Я приехал последним. Люди, сидящие в зале, выглядели не лучшим образом. Ная, правда, ко всему привычная, она даже улыбалась, глядя на сцену. Ада еще как-то держалась. Ася закрыла лицо руками, это я отлично помню. А Люся… По-моему, ей стало плохо. Она у нас вообще… чувствительная.
— Людмила Федоровна замечательный человек, ведь так? — спросил Алексей.
— Да. Замечательный, — энергично кивнул Дмитрий Сергеевич. — Я безмерно ее люблю и уважаю. И не надо думать, что ей повезло. Если бы вы только знали, как все было…
ДЕСЯТЬ ЛЕТ НАЗАД
Как же она переживала, что так жестоко обошлась с Наей! Люся сама дала бы ей денег, чтобы подруга могла снять комнату, но та обиделась и больше не заходила. Люся терзалась. Но между Наей и Петей она без колебаний выбрала Петю. Тот настаивал:
— Твоя подруга должна съехать.
— Но почему? Почему?!
— Если ты пойдешь у нее на поводу, она превратит твою квартиру в притон!
— Она не такая!
— Я сам все видел. — Петя насупился. Потом, поморщившись, сказал: — Она и меня поставила в глупое положение. Если я сейчас скажу: Люся, давай распишемся, и я к тебе перееду, ты подумаешь, что это из-за квартиры.
— Ничего я не подумаю, — покраснев, сказала Люся.
— Нет уж, останусь в общежитии.
И Петя к ней не переехал. Да и далеко ему было ездить с утра в институт, на лекции. А он не любил пропускать занятия. Петр Рябов шел на красный диплом. Он вообще был парнем толковым, и в родном колхозе его возвращения ждали с нетерпением. Люся тоже понимала, что это неизбежность. Она нашла подробный Атлас СССР и, шевеля губами, высчитывала, пользуясь линейкой, сколько километров до Петиной маленькой родины.
— А поезда туда ходят? — спрашивала она.
— От железнодорожной станции автобус ходит, Три раза в день.
— Господи, как же мы будем? Это ж десять часов на поезде! И автобус! А где ты будешь жить?
— Дома, где ж еще? С матерью.
Отца Петр Рябов не знал. Вырастившую его в одиночку мать он почитал так же свято, как икону, которой его перекрестила в день рождения восьмидесятипятилетняя прабабка, глава семьи и деревенская староста. Властями не назначенная, официально не признанная и соответствующих бумаг не имеющая, но споры между местными разбирала она, и никто ее решения не обсуждал. Прабабушка давно умерла, но на деревне ее помнили и рассказывали о ней легенды. О ее справедливости и мире, который при ней царил. Мать Петра Рябова тоже ждала с нетерпением возвращения сына. А ждать ей пришлось долго: сначала армия, потом институт. Люся с трепетом думала о женщине, к которой скоро уедет Петя. Она уже решила, что будет ездить к любимому при каждом удобном случае. Как-то ее примут?
Вышла замуж Ада, и, вернувшись из-свадебного путешествия, забежала на минутку к подружке.
— Ну как? — накинулась на нее Люся. — Рассказывай!
— Лучше не спрашивай, — отмахнулась Ада.
— Что случилось? — всплеснула руками Люся. -Он заметил?!
— А разве этого можно не заметить? — усмехнулась подруга.
— Но Слава же погиб! Ревновать-то не к кому!
— Ты думаешь, мой муж в это поверил? Сколько одиноких мам рассказывает детям о папе-летчике, разбившемся в авиакатастрофе? Или об авариях, в которых якобы погиб их отец в тот момент, когда они уже хотели расписаться?
— Но ведь это же правда! В твоем случае — чистая правда! — разгорячилась Люся.
— Не совсем. Ты же знаешь, что Слава меня бросил. Что он хотел жениться на другой.
— Об этом рассказывать вовсе не обязательно, -поджала губы Люся. — Если хочешь, я сама с твоим мужем поговорю.
— О чем? — испугалась Ада.
—Расскажу ему, как все было. Что ты встречалась с моим братом. Фотографии покажу. Место, где он похоронен.
— Думаешь, моему мужу это интересно? — грустно спросила Ада. — Ему важен сам факт. Его жена оказалась не девственна.
— Он кому-то рассказал? Я имею в виду, родителям?
— Слава богу, нет! Хватило ума. Это наша с ним тайна. Ничего, утрясется, — она все также грустно улыбнулась и спросила: — Ну а ты как?
— Все хорошо.
— Как Петя? Расписываться не собираетесь?
— Ему ж в колхоз.
— Ну и что? — пожала плечами Ада. — Распишетесь, он останется здесь. А работу мы ему найдем.
— Нет, — покачала головой Люся. — Он честный. В родную деревню поедет.
— Ну, как знаешь.
— Еще два года впереди. Ему еще учиться и учиться.
Люсе было двадцать с маленьким хвостиком, и ей казалось тогда, что два года — это ба-а-альшой срок. Огромный. Тогда это была десятая часть ее жизни. Потом стала пятнадцатой, двадцатой, и с каждым годом время летело все быстрее и быстрее. Но тогда она подумала, что разлука с любимым будет не скоро, и сильно не загрустила.
Не прошло и полгода со дня свадьбы, как Ада пришла с новостью.
— Я беременна, — без предисловий сказала она.
— И что? Рада? — жадно спросила Люся, которая теперь мечтала о детях страстно. Но сначала надо соединиться с Петей. Расставить все по местам. Ада же равнодушно ответила:
— Не знаю. Ведь надо же иметь детей. Так положено, если люди женаты. Папа рад.
— А Слава?
— Слава? Все нормально, — невпопад ответила Ада. И Люся догадалась, что у Лопухиных проблемы. Но дальше эту тему обсуждать не стала.
Когда у Ады родился мальчик, приехала в роддом с цветами поздравить. Откинув уголок одеяльца, неожиданно всплакнула:
— А тот был лучше. Такой хорошенький!
— Тише ты, — испуганно оглянулась Ада. — Не хватало еще, чтобы кто-то узнал о родах на нашей даче!
— Ему сейчас уже три годика, — вздохнула Люся.
— Слышать об этом не хочу, — оборвала Ада. -Не осложняй мне жизнь.
И вновь Люся не стала развивать больную тему. Аду она навещала. Нянчиться с младенцем ей было не впервой. Тогда, правда, и недели не выпало, о чем она горько жалела. Зато теперь помогала Аде с охотой. В отличие от Наи, которая лишь брезгливо скривила рот:
— Фу! Пеленки!
В то время женщины друг от друга отдалились. Люся знала, что Ная очень много работает, ей приходится несладко. И у нее вновь роман. И вновь с Димой. Но ссора из-за Пети вбила между ней и Наей клин. Отношения все еще были прохладными. Люся по этому поводу переживала, а Ная хоть бы что! Она просто не заходила к подруге, чтобы невзначай не наткнуться на Петю. Так оно и шло.
Два года пролетели незаметно. Не успела Люся опомниться, как Петя пришел к ней с бутылкой вина, положил на стол красный диплом, и торжественно сказал:
— Надо бы обмыть.
Она то смеялась, то плакала. Учеба закончилась! Какое счастье! Петя уезжает по распределению в родной колхоз! Какое горе!
— Приезжай ко мне, — глухо сказал Петя, подняв голову с ее груди. Они лежали в постели, горел ночник, в комнате было душно, Люся чувствовала, как по лицу текут слезы. Ей было так хорошо! И так больно.
— Ну, хочешь, я останусь? — с отчаянием спросил он.
— Нет, что ты! Тебя ж там ждут!
— Когда-нибудь это закончится. И я вернусь.