Александр Александрович фон РейнгольдтПринц Эмиль Шёнайх-Каролат
Поэзия принца Каролата — а он прежде всего поэт — это прощальный привет своему прошлому, благоухающий цветок на могиле грустных, но дорогих воспоминаний. Действительно, более субъективного, более искреннего писателя среди немецких «восьмидесятников», пожалуй, и не найти. И в этом глубоком субъективизме принца Каролата, а также в полной его независимости от литературных партий и кружков, кроется главная причина того, что до самого последнего времени этот высокодаровитый писатель оставался малоизвестным даже в самой Германии. Только со времени появления превосходной статьи известного критика Лео Берга об этом замечательном писателе (1895) можно считать литературное значение принца Каролата окончательно выясненным. К тому-же, талант его в последнее время вступил в новую фазу развития: от чисто субъективного творчества, от бурного лиризма и презрительной разочарованности во вкусе Байрона, поэт перешел к более спокойному, проясненному настроению, основным мотивом которого является социальное чувство, сострадание чужому горю. По мнению немецкого критика, поэтическое развитие Каролата повторяет вкратце великие фазы европейской литературы или, вернее, его индивидуальность проходит через все главные формы европейской творческой индивидуальности: «Lieder an eine Verlorene» и повесть «Thauwasser» — это новый Вертер, со всем его разливом чувствительности, сентиментальности. Поэмы «Angiolina», «Сфинкс», «Смерть Дон Жуана» и отчасти «Geschichten aus Moll» обозначают высшее развитие байронизма, с примесью надтреснутого романтизма Гейне. Наконец, в тех-же «Geschichten», затем в цикле песней «Wanderfahrt» и в рассказе «Bürgerlicher Tod», автор подходить близко к повседневной жизни, к судьбе «маленьких людей с большим горем», а в повести «Der Heiland der Thiere» он идет еще дальше...
Если мы на минуту остановимся на первом, вертеровском периоде принца Каролата, то увидим, что господствующим мотивом, или вернее, постоянно повторяющимся диссонансом его поэзии является неудавшаяся юношеская мечта — несчастная любовь («Lieder an eine Verlorene», 1878, повесть «Thauwasser», 1881, некоторые «Geschichten aus Moll», 1884). Общий смысл произведений этого периода тот, что «мы должны погибнуть от наших сильнейших и священнейших чувств»... «Через всякую человеческую жизнь высшего разряда проходит темное веяние разлуки и смерти». Но уже в первой повести вас поражает оригинальность каролатовской формы, его манера рассказывать. Повесть до конца выдержана в грустном настроении; так и чувствуется, что туманы, слезы и влажность сырой погоды, «оттепели» (Thauwasser), застилают взоры автора, а между тем вы замечаете полное отсутствие расплывчатости, столь обычной у сентиментальных писателей: вся повесть написана простым, сжатым языком; ни малейшего пафоса или напыщенности; описания почти сухи, черствы, многое не договаривается; манера вообще напоминает хронико-подобный стиль гениального Генриха фон Кдейста. Эта-же особенность манеры Каролата придает какую-то строгую красоту и тонкую художественность его коротеньким «Geschichten aus Moll».
Поэтические произведения второго периода литературной деятельности принца Каролата собраны им в книге «Dichtungen» («Поэмы», 4-е издание 1897 г.). В них чувствуется сильное влияние Гейне, Мюссе и особенно Байрона. Три главные поэмы могут быть смело поставлены выше всего, чем богата современная лирическая поэзия. «Анжиолина» — это песнь о красоте, поверженной в уличную грязь; «Сфинкс» — дает ответ на вечно роковой вопрос: «почему на всем земном шаре не отыщется местечка, которое не было-бы омрачено слезами, пролитыми из-за женщины». В третьей поэме, «Смерть Дон-Жуана», разработан древний немецкий мотив об искуплении грешного мужчины чистою девушкой. Таким образом, в этих трех поэмах женщина представлена в символических образах жертвы, демона и ангела, т. о. в тройной роли, решающей мужскую судьбу: как упрек мужчине, как причина его страданий и как его избавление. Женские образы Анжиолины, Санты и Диавы совершенно фантастичны, это абстракции, лишенные всяких индивидуальных очертаний; тем не менее это создания смелой поэтической фантазии. Мысль, объединяющая всю эту трилогию красоты, выражена в следующем пятистишии:
«Es ist das Weibliche die dunkle Frage.
Die Jeden, der hinaus in’s Leben stürmt,
Als ernster Prüfstein sich entgegentürmt.
Ob früh, ob spät, für Jeden wird am Ende
Das Weibliche sur Lebens-Sonnenwende»1
Поемы, как и чисто лирические циклы («Westwärts», «Wanderfahrt», «Fatthume») — написаны красивыми, звучными стихами. Не знаешь, чему больше изумляться: глубине-ли и богатству мыслей, благородству и картинности языка, или рифмической изобретательности автора. Мастер стихотворной формы, Каролат был-бы одним из величайших лириков, еслиб его образы были более выдержаны, еслиб их контуры были более определенны и не расплывались под влиянием разнородных настроений автора. Между чисто лирическими стихотворениями особенно хороши сонеты. Интересно наблюдать, как в этом периоде настроение поэта от кипучего демонизма переходит к какому-то холодному равнодушию, кратким, но типичным выражением которого может служить сказка «О короле, который только трижды смеялся» и который умер в тот момент, когда перестал верить. Умерло сердце. «Поэтом мертвых сердец» называет Каролата немецкий критик. Но жить можно и с умершим сердцем, и если жизнь излечивает всякие раны, то тем более сердечные раны поэта. Принц Каролат вышел победителем из жизненной «переделки» — он стал цельным, настоящим художником. Восток, с его неподвижною созерцательностью, успокоил его тревожную душу. Бури затихли. Теперь субъективное чувство поэта объективируется. Прежняя любовь его становится «вечною», вечностью в любви, и, наконец, любовь отождествляется с понятием Божества. Любовь — это Бог. Стряхнув с себя байронизм, наш автор обратился к другим, более жизненным литературным формам. Он написал ряд повестей, между которыми находим настоящие жемчужины современной беллетристики. Мы говорим о повестях «Der Freiherr», «Regulas», и «Der Heiland der Thiere».
Прочтите эту грустную историю пожилого холостяка («Барон»), и вы увидите, как далеко ушел художник от своей юношеской чувствительности. От этой повести так и веет осенью жизни! С деревьев падают желтые листья. Тон рассказа выдержан до конца. Или возьмите рассказ «Regulus», имеющий к тому же высокое общественное значение. Юноша-идеалист приговорен военным судом к растрелянью, и рядовой, простой деревенский парень, конвоирует его до прусской крепости. Вот и все; но посмотрите, что сделал автор из этого простого сюжета! Описание двухдневного перехода, противозаконное пребывание в родительском доме, отношение пастора и его жены к сыну-арестанту — все эти краткие эпизоды до такой степени реальны и трогательно правдивы, что никогда уже не изгладятся из памяти читателя. По нашему мнению, это лучший из всех рассказов Каролата. Повесть «Der Heiland der Thiere» — грандиозная культурно-историческая картина, где все кипит и движется; точно средневековой «еретик», стоить в центре фигура полубезумного фанатика Мартина, этого «милостивца бессловесной твари». Повесть производит потрясающее действие своим страшным, бесподобным финалом.
Из других социальных рассказов отметим ночную картинку «У реки» (в «Geschichten aus Moll») и повесть «Bürgerlicher Tod», которые замечательны по глубоко-гуманной тенденции и по резкому напоминанию о несчастной судьбе «бедных людей», погибающих по милости жестокосердого и равнодушного общества. Во второй повести автор в горячем монологе молодого проповедника приводит мысли Томаса Карлейля о нравственном состоянии немецкого общества. Мы выше уже коснулись одной особенности каролатовской манеры: пластичности и одушевленности его описаний, при всей поразительной сжатости слога. Теперь укажем на другое оригинальное свойство Каролата. Между душевным миром его героев и окружающей природой существует тесная связь, полное созвучие. Природа у Каролата облечена в те же цвета и тоны, как и душевный строй его героев. Тем же приемом пользовались Шекспир, Байрон и другие великие поэты. Художественный реализм всегда занимает средину между прямым, обыденным реализмом и чистой символикой. В этом отношении особенно хороши сказка: «О короле, который трижды смеялся» и поэмы «Смерть Дон Жуана» и «Сфинкс». Если же душевное состояние и судьба героя не могут быть приведены в прямую связь с явлениями природы, то автор прибегает иногда к аналогиям, к символике в ее простейшей форме, как напр., в двух маленьких рассказах «Свечка» и «Ночная бабочка» (предлагаемых читателям «Сев. Вестн.»): в первом мы видим потухающее пламя, которое бьется и борется «подобно отверженной душе»; во втором, ночная бабочка устремляется прямо в прекрасный пылающий огонь, чтобы «с божественным упрямством» найти в нем верную смерть.
Нам остается еще сказать несколько слов о личности писателя. Принц Эмиль фон Шёнайх-Каролат ведет свой род от бывших владетельных князей Каролат-Бейтен в Силезии (с XVI века). Другой Шёнайх (Кристоф Оттон) за свою героическую поэму: «Арминий или освобожденная Германия», благодаря Готшеду, удостоился попасть в лауреаты (1752), но затем был совершенно забыт. Рано потеряв родителей, принц Каролат поступил в эльзасский кавалерийский полк, но скоро вышел в отставку. Война застала его уже в Цюрихе, где он слушал лекции у Шерра и Кинкеля. Затем Каролат много лет провел в Египте, Тунисе и южной Европе. В настоящее время он живет преимущественно в своем поместье в Польсгорде, в Дании, или в Газельдорфе, в Гольштинии. Он любит суровую природу и уединение, простых бесхитростных людей. «Там», пишет он, «я чувствую себя счастливее, нежели в салонах и при дворах».