Он не должен был быть на той яхте. Он обещал мне. Почему же он поехал?
Красивая песня повторяется, а я думаю обо всем том, что произошло за эти несколько дней. Так много перемен.
И чувствую, что все-таки падаю… словно кто-то подрезал мне крылья.
Я боюсь, и я ни в чем уже не уверена. Дело не только в Генри. Я скучаю по своей квартире, по библиотеке, по простым радостям общества моих книг. Я скучаю по стабильности, по уверенности в завтрашнем дне. Я отчаянно желаю вернуться к этому, как черепашка хочет вернуться под защиту своего уютного панциря.
Ночь проходит быстрее, чем я думала. А когда солнце поднимается над горизонтом, голос Джона Кейла смолкает. Утираю слезы и умываюсь.
«Пришел черед взрослой девочки».
22
Вот же, блин, ночка выдалась, а! Оказаться на гребаной яхте в бурю, наедине с женщиной, которая чем-то отравилась и которая к тому же блюет из-за морской болезни и все это время умоляет, чтобы я подержал ей волосы и чтобы все уже кончилось.
Подвинься-ка, Стивен Кинг – теперь я тут настоящий мастер ужаса.
Когда мы, наконец, проезжаем ворота замка, все, о чем я могу думать, – это горячий душ и гребаная кровать. Идеально. И чтобы ко мне прижималась Сара, теплая, голая.
Помогаю Лауре выбраться из машины. Она еле держится на ногах, измученная. Но в замке меня ждет настоящий хаос. Члены съемочной группы носятся и орут, а еще тут… Уиллард.
Какого черта тут делает Уиллард?
Краем глаза замечаю Ванессу Стил – она подает оператору знак, чтобы начинал съемку. Но прежде чем я успеваю хоть что-то сказать, появляется миниатюрная Пенелопа фон Титиботтум и пытается меня ударить, со всей силы.
– Ну ты говнюк!
Успеваю отступить, уклониться, но едва.
Следом по ступенькам спускается Сара, маленькая и хрупкая. На плече у нее висит сумка… с книгами.
– Сара… Что происходит?
Она вся бледная, смотрит на меня своими большими темными глазами.
– Ты вернулся. Ты в порядке? Кто-то пострадал? Я очень тревожилась из-за шторма.
– Все в порядке. Мы все в порядке.
В тот момент она меняется в лице.
– Ты сказал, что не поедешь. Ты сказал, что прекратишь участие в телешоу. А вместо этого ты уехал на всю ночь… Думаю, я заслуживаю хоть каких-то объяснений.
Потираю лоб.
– Я собирался прекратить, да… но так проще. Осталось всего несколько дней, Сара. Так правда будет лучше – поверь мне.
– Лучше для кого? – ее глаза наполняются слезами, и мне хочется сдохнуть. По ее голосу слышу – она чувствует себя преданной. – Я ждала тебя. Я верила тебе, как дура. А ты всю ночь был с Лаурой, и кто знает, чем вы там занимались…
– Ничем не занимались! – рявкаю я в ответ, потому что – ну какого хрена! – Между нами с Лаурой ничего не было.
Ну и конечно же, именно в тот момент воцаряется тишина, и до нас доносится тихий голос Лауры, которая говорит Корделии:
– Генри просто чудесный. Он всю ночь меня обнимал.
Сара бледнеет и снова смотрит на меня обвиняюще.
– Пока ее выворачивало наизнанку! – ору я. – Прямо на меня! Вот, понюхай – я пахну рвотой, а не чужой киской.
В тот момент мы слышим громкий возглас. Мы с Сарой оборачиваемся и видим, как Лаура, пошатнувшись, падает без чувств. К счастью, рядом оказывается Уиллард – он успевает подхватить девушку прежде, чем она ударяется о землю. Медленно он опускается на колени, с ней на руках. Лаура открывает глаза, видит его.
– Вы меня поймали.
– Ну да, – мягко отвечает Уиллард.
– Я – Лаура.
– А я – Уиллард. Можете падать ко мне в объятия в любое время.
Лаура прикрывает рот ладонью.
– От меня ужасно пахнет.
Он окидывает ее взглядом, уже совершенно очарованный.
– Ничего страшного.
Пенелопа нарушает эту нежную сцену, становится рядом с Сарой, уперев кулаки в бока.
– Ну? Он прервал участие в шоу?
Голос Сары звучит как набат.
– Нет.
Из глаз Пенни буквально сыпятся искры – причем нацеленные аккурат мне в лоб.
– И похоже, не собирается, да? Так и собирается мутить с другими девицами?
– Да ни с кем я не собираюсь мутить, какого хрена, – возражаю я. – Все совсем не так.
Но, похоже, Сара думает, что все именно так.
– Да.
– Я так и знала, – Пенни качает головой. – Хорошо, что я успела позвонить Уилларду. Пошлем кого-нибудь из персонала за вещами. Пойдем, Сара.
Хватаю Сару за руку.
– Клянусь, все совсем не так. Я все могу объяснить.
Она явно с усилием восстанавливает дыхание.
– Нет, я думаю… думаю, Пенни права. Мне… нужно обо всем подумать. Слишком много всего. И я не останусь здесь, если ты собираешься… – она осекается, отводит взгляд. – Мне нужно быть подальше отсюда. От всего этого.
От меня – вот что она имеет в виду. И «подальше» – просто еще одно слово, означающее изгнание. На миг я буквально теряю голову.
– Да какого хрена! – пинаю столик, стоящий у подножия лестницы. Хрустальная ваза падает прямо на пол, разбивается на тысячи осколков.
Прекрасное лицо Сары становится мертвенно-бледным, взгляд затуманивается, и все тело замирает.
Моя грудная клетка сжимается так, словно вот-вот рассыплется в крошку.
Ее нет… она там, в том аду, который создал ее отец…
– Сара… нет… – с болью шепчу я.
Но прежде чем я успеваю обнять ее, Пенни оттаскивает ее прочь и кричит:
– А ну прочь от нее! Пошел прочь!
Взгляд Пенелопы совсем дикий, и она скалится, готовая вцепиться в любого, кто приблизится к ее любимой сестре.
Мы все замерли на каких-то несколько секунд, но кажется, прошло намного больше времени. А потом тот ужасный хрип вырывается из груди Сары, и она приходит в себя, в панике хватая ртом воздух, цепляясь за Пенни. Подняв голову, она вдруг смотрит на меня.
Я хочу приблизиться, но она отшатывается, тащит за собой Пенелопу, вскидывает руку.
– Нет, не надо.
Все просто, мать мою, отвратительно. Как такое вообще возможно? Как может что-то настолько совершенное – самые совершенные мгновения моей жизни – вдруг пойти крахом?
Стараюсь, чтобы мой голос звучал спокойно, ровно.
– Сара, прошу… просто… пожалуйста.
Сам не знаю, о чем прошу.
– Нет, держись… держись от меня подальше.
Напоследок бросив на меня взгляд, полный боли, она разворачивается и направляется к дверям, вместе с Пенни. Иду за ними, но спотыкаюсь и сам не понимаю, как падаю на колени.
Может быть, от изнеможения. А может быть, от осознания, что единственные отношения в моей жизни, когда я думал, что все наконец-то сделаю правильно. А единственная женщина, которую я действительно люблю, ради которой готов вырвать из груди свое гребаное сердце… не хочет быть со мной даже близко.
Лаура уже поднялась на ноги, отошла в сторону, и я вижу, как Уиллард направляется к дверям, вслед за Сарой.
– Уиллард! – зову я. – Подожди.
Взгляд его карих глаз мягкий, почти сочувственный.
– Извини, приятель. Она – мой лучший друг. Может… просто дай ей небольшую передышку, ладно?
И он тоже уходит.
Не знаю, сколько я сижу вот так, на коленях, уронив голову на руки. Чувствую, что люди ходят вокруг, слышу их шепот, а потом вдруг порыв прохладного воздуха проносится через двери. И сквозь дымку, охватившую мой разум, прорывается четкий яростный голос, который я слишком хорошо знаю.
– Ради всего святого, что здесь происходит?
А вот и бабуля.
Ну твою мать…
Поднимаю голову, вижу, как она приближается ко мне – словно божество грома, молний и смерти. Но в центре фойе ее перехватывает Ванесса Стил.
– Королева Ленора, я надеялась, что мы встретимся. Для меня огромная честь познакомиться с вами.
Ванесса протягивает руку.
Большая, большая, просто огромная ошибка.
Королева вскидывает голову и смотрит на протянутую руку Ванессы сверху вниз. Ее взгляд такой острый, что удивительно, как этот взгляд не отсекает руку начисто.
– Девочка, ты знаешь, кто я?
– Эм… да… Вы – королева Весско.
Королева говорит очень четко, и в ее голосе звучит яд:
– Нам не принято пожимать руку. Нам принято кланяться.
И как многие даже очень сильные личности до нее, продюсер отступает… и кланяется. Бабушка проходит мимо, не обращая на нее внимания – направляется прямо ко мне.
Но вот что странно… я не чувствую ни стыда, ни трепета. Внутри словно застряла пуля, которая вращается, разрастается. И хотя я крупно облажался, у меня нет никакого желания объясняться – не сейчас. Даже перед королевой.
Мне хочется уединиться, как следует обдумать, как исправить весь это бардак. В общем, бабушке придется подождать.
– Генри, что проис…
Встаю и поднимаю ладонь.
– Я скоро все расскажу вам, Ваше Величество.
Глаза ее распахиваются, а грудь вздымается, когда она делает вздох, словно дракон, готовый выдохнуть пламя.
– Скоро?! Нет, ты объяснишься…
Я смотрю ей в глаза и говорю не терпящим возражений тоном, как никогда не позволял себе раньше:
– Не. Сейчас.
Она так ошеломлена – кажется, я лишил ее дара речи и хорошо, если не довел до инфаркта, – что закрывает рот. Разворачиваюсь, направляюсь в библиотеку и запираюсь там.
Последующий час или два я сижу в кресле у камина, наблюдая, как танцуют языки пламени, облизывая камни, окружающие их.
И я размышляю, обдумываю – наверное, впервые в жизни. Да, размышления помогают.
Я вижу все так ясно, как будто читаю карту – каждую ошибку, каждый неверный поворот. Но сделанные ошибки не заставляют меня увязнуть. Я просто отказываюсь тонуть в жалости и отвращении к себе, в сомнениях или сожалениях. Ни в этот раз, никогда более.
Таков был старый Генри, а я больше не он.
Каменистое дно в самом деле меняет тебя. А один-единственный взгляд на небеса меняет тебя даже больше.
Я коснулся самого совершенства, держал в своих объятиях… а потом она ускользнула. Она существует, просто я не могу дотянуться. Ждет, пока я подниму свою задницу и разберусь со всем дерьмом. Докажу, что могу стать тем мужчиной… и королем… которого она заслуживает.