Похлопываю Уинстона по плечу, и, поклонившись, он направляется к самолету.
Возвращаюсь к Саре, вглядываясь ей в лицо, запечатлевая в памяти каждую ее черточку. Приподняв рукав пальто, снимаю платиновый браслет с гравировкой, кладу в ладонь Сары.
– Пригляди за ним, пока меня нет, ладно? Мне приятно будет думать, что две самые главные для меня вещи – в одном месте.
Она кивает и улыбается. Сначала ее взгляд полон любви… а потом она начинает плакать, крепко обнимает меня, прижимается.
– Прости меня, – говорит она, уткнувшись в мое пальто. – Я не собиралась плакать.
Нежно целую ее волосы, обнимаю ее.
– Плачь сколько хочешь, любимая. Ты плачешь за нас обоих.
В эти последние мгновения мы обнимаемся… а потом я должен отбывать.
Целую ее нежно, глубоко, смотрю в ее прекрасные глаза и вспоминаю слова, сказанные когда-то очень давно. Слова, которые утешали меня, когда мне больше всего нужно было утешение.
Прижимаю ладонь к щеке Сары и улыбаюсь.
– Все будет хорошо, Сара. У нас все будет хорошо, правда?
Она глубоко вздыхает и улыбается в ответ.
– Да.
ЭпилогТри года спустя
Генри сдержал обещание. Он писал мне письма каждый день, когда мы были в разлуке, и оказалось, что он просто потрясающий писатель. В основном его письма были романтичными, а некоторые – озорными, непристойными. Как раз такие письма солдаты и пишут своим девушкам, оставшимся дома. От некоторых мое сердце сжималось – когда он описывал, как после очередного боя потерял слишком многих. Некоторые были философскими, когда он словно пытался разобраться в своих мыслях и убеждениях, пересказывая мне. Но все эти письма были полны надежды на будущее – на наше будущее, как и на будущее страны и народа. Он не раз говорил о том, каким лидером хочет стать.
Я отвечала на все эти письма, пытаясь соответствовать ему. Оказалось, что в своих письмах я была еще смелее, еще испорченнее, чем обычно… хотя под руководством Генри я весьма продвинулась на пути непристойностей. Ну а в те моменты, когда ему нужно было утешение, когда словам было не под силу передать то, что он мог бы получить в моих объятиях, я исписывала целые страницы словами «Я люблю тебя» просто потому, что иногда никаких иных слов и не требуется. В других письмах я рассказывала о своей работе, о детях, с которыми встречалась, о том, что дети везде одинаковые, вне зависимости от того, где они живут и на каком говорят языке… Что в них заключен огромный потенциал, надежда, способность любить и быть любимыми. Некоторые мои письма описывали мои мечты – о нас с Генри, о наших детях, о том, как я надеялась, что однажды мы станем источником настоящей силы для нашего народа.
Все наши письма хранятся в личном сейфе в Гатри-Хаус. Как странно было думать, что однажды, много лет спустя, кто-то прочтет их, что они станут частью истории, как переписка Джорджа и Марты Вашингтонов. Для нас это был простой обмен словами между Генри и Сарой – но теперь мы понимаем и принимаем место, которое однажды займем в мире. Мы – те, кто мы есть.
Когда срок службы Генри подошел к концу, он удивил меня – нашел и приехал на одну из баз Ассоциации, где я работала. В глазах других он был потрепанным бородатым солдатом, но я узнала его сразу же. Эти глаза, эта улыбка… я побежала к нему и крепко обняла. В тот миг мы оба поняли, что два года вдали друг от друга сделали нашу страсть, наше обожание только сильнее.
Теперь Генри живет в Гатри-Хаус, работает с Парламентом и королевой на пользу лучшего будущего для Весско. А у меня здесь собственная квартира. Мама навещает меня и каждый раз жалуется на шум и на толпу, но все равно приезжает. Пенни исполнила несколько небольших ролей в шоу разной степени успешности, но самым успешным ее проектом стала реклама пасты для отбеливания зубов. Теперь ее лицо на афишах в Лос-Анджелесе – она примерно раз в неделю шлет мне фотографии, сама до сих пор не может поверить.
Я провожу целые дни в дворцовой библиотеке, как член литературно-благотворительной организации. Мне все еще нелегко в новых местах с новыми людьми, но меня это не сдерживает – как я когда-то сказала Генри, у всех нас свои особенности.
Мы с Генри проводим вместе почти все наши ночи. Здесь это иначе, чем в Каслбруке. Папарацци безжалостны и, кажется, так и жаждут заполучить снимки нас с Генри, когда мы возвращаемся после очередной бурной ночи. Нам приходится хорошенько скрываться.
К счастью, Генри отлично умеет скрываться – пока нас так и не поймали.
Как раз прошлой ночью мы обсуждали его речь, которую сейчас он дает перед Парламентом. Я сказала ему, что если он будет нервничать, он может просто представить меня обнаженной… Он ответил, что хочет немного освежить это в памяти – а потом нам было не до разговоров.
Сейчас я сижу вместе с принцем Николасом и королевой и слушаю речь Генри – он излагает позицию Дома Пембрук касательно военного сотрудничества Весско с другими государствами. Он сам пишет себе речи для выступлений, согласовывая с бабушкой, и как уже говорила… он просто потрясающий писатель. Закончив речь, Генри неспешно обводит взглядом всех членов Парламента.
– Это решение дается мне нелегко. Я видел, какую цену приходится платить за войны, и мне больно за каждого из солдат, которых мы потеряли, словно они были членами моей семьи. Потому что так и есть, – а потом его голос меняется, наполняется силой, находящей отклик в других. – Но мир не всегда серый. В некоторые моменты грань между добром и злом – ясная, ощутимая. И тогда каждый из нас должен сделать выбор. Кто-то сказал, что зло процветает, когда хорошие мужчины и женщины бездействуют. И потому я прошу вас встать рядом со мной сегодня, встать рядом со всеми сыновьями и дочерями Весско и объявить громко, в один голос: мы не станем бездействовать.
Зал наполняется какофонией громовых аплодисментов, и каждый член Парламента поднимается, чтобы встать рядом с Его Королевским Высочеством, наследным принцем Генри.
Позже Генри спускается с подиума и пробирается сквозь толпу членов Парламента, пожимая руки, кивая по пути. Как только он приближается к нам, его брат тут же поднимается – обнимает его и широко улыбается.
– Отлично, Генри. Ты говорил как настоящий политик.
– Нет, – вмешивается королева. – Он говорил как король.
Лучшей похвалы быть и не может, и Генри… краснеет.
Невольно торжествую – мы в самом деле повлияли друг на друга. Любовь к Генри сделала меня дикой и смелой, а его любовь ко мне сделала его спокойным, иногда робким. Мы и правда забавная пара – лучше, чем в любой книге из тех, что я читала. А это – лучшая похвала, которую только могу дать я сама.
Генри поворачивается к Оливии и нежно ее обнимает.
– Ух ты, Оливка, – он смотрит на ее живот, округлившийся под блузкой. – Кажется, мне придется называть тебя Пименто, такая ты стала кругленькая.
Оливия смеется, а потом мы выходим к ожидающим нас автомобилям и возвращаемся во дворец.
После моей речи мы все вместе – Сара, Николас, Оливия, бабушка и я – отправляемся в желтую гостиную на чашечку чая. И я приступаю к обсуждению темы, о которой часто думал в последнее время.
– Я хочу, чтобы после Нового года Сара переехала ко мне в Гатри-Хаус.
Бабушка чуть не подавилась чаем.
– Исключено!
– Почему нет? Она же и так практически живет там. Так пусть живет официально.
Королева изгибает бровь.
– Твое определение слова «официально» и мое весьма различаются.
Пожимаю плечами.
– Закон вот-вот изменят – и больше не будет причин делать вид, что мы не заняты друг другом при любой возможности. В каждой из комнат Гатри-Хаус. После того, как мы с королевой активно лоббировали принятие закона, мы почти набрали нужное количество голосов среди членов Парламента. Надеюсь, закон примут уже в следующем году, максимум – через пару лет, и тогда я и мои будущие наследники будем свободны в выборе пары. Ну а наш с Сарой первый ребенок – неважно, мальчик или девочка – будет следующим наследником трона.
– Слишком много информации, Генри, – язвительно замечает Оливия.
– Спасибо, Оливия, – говорит бабушка. – Я думаю точно так же.
Королева отставляет чашку.
– Нужно двигаться маленькими шажками, мой мальчик. Традиции следует соблюдать, как положено. Честно говоря, сам факт того, что Сара сопровождает тебя, когда ты отправляешься по делам государственным или семейным, еще лет десять назад вызвал бы скандал. Вы же даже не помолвлены.
Отмахиваюсь.
– Это просто формальность.
Николас смеется.
– Ты звучишь чертовски уверенно для мужчины, который пока даже не спросил согласия.
– Я – реалист, – подмигиваю Саре. – Я же знаю, что передо мной не устоять.
Моя красавица закатывает глаза.
– Как бы там ни было, – сухо говорит королева, – мы должны подавать хороший пример молодым леди Весско, – она поглаживает Сару по руке. – Объясни ему, дорогая.
За последний год они очень сблизились. Бабушка взяла Сару под крыло и стала для моей любимой девочки прекрасным учителем.
Совсем не как император Палпатин для Дарта Вейдера.
– О, я право не знаю, королева Ленора, – отвечает Сара. – Я ведь современная независимая женщина. И то, что мы с Генри живем вместе до свадьбы, может служить очень хорошим примером для женщин Весско. Как там говорилось? «Попробуйте перед покупкой».
– Попробуйте… – цедит королева и смотрит на Сару. – Вы меня дразните, Сара фон Титиботтум? – строго спрашивает она.
Лицо Сары становится очень серьезным, но в глазах танцует огонек.
– Да, Ваше Величество. Простите. Ваш внук оказывает просто ужасное влияние.
Это точно.
Играю бровями, а Сара делает вид, что хмурится, прежде чем продолжает:
– Но я согласна с вами, Ваше Величество. Я не должна переезжать в Гатри-Хаус до свадьбы. Народ нас так сильно поддерживал, и мы не должны рисковать, не должны обижать более консервативных граждан… какой бы соблазнительной ни казалась эта идея.