идея. – (Ну хоть кто-то это заметил.) – И потом, когда мне было так плохо, вы проявили доброту, а я вела себя ужасно. – Она покачала головой, и сердце у меня забилось быстрее. – Вы могли с полным правом вышвырнуть меня из дворца еще вчера ночью, но не сделали этого, – заключила она. – Спасибо вам.
Ее слова меня тронули, поскольку я уже понял, что в чем в чем, а в неискренности ее упрекнуть нельзя. Эта мысль плавно подводила к вопросу, не коснуться которого было невозможно, если нашим отношениям суждено развиваться дальше. Я подался вперед, поставив локти на колени. Это был переход на более неформальный и личный уровень, нежели тот, на котором я сегодня общался со всеми остальными.
– Америка, до сих пор вы были очень откровенны. Это качество вызывает у меня глубочайшее восхищение, и я, с вашего позволения, хотел бы кое о чем вас спросить. – (Она настороженно кивнула.) – Вы говорите, что оказались здесь по ошибке, поэтому полагаю, что вы не желаете участвовать в Отборе. Существует ли какая-то надежда на то, что вы испытываете ко мне какое-то подобие… романтических чувств?
Она принялась теребить оборки на платье. Пока я сидел, дожидаясь ответа и убеждая себя, что это все только потому, что ей не хочется демонстрировать слишком горячую заинтересованность, прошел, казалось, целый час.
– Ваше высочество, вы очень добры. – (Ура!) – Привлекательны. – (Ура!) – И заботливы. – (Уррра!)
Я до ушей расплылся в идиотской улыбке. Это воистину здорово, что после вчерашнего вечера она умудрилась увидеть во мне какие-то положительные качества.
– Но в силу веских причин, полагаю, это маловероятно, – закончила она еле слышно.
Впервые за все время я мысленно поблагодарил отца за выучку, которая позволила не выдать своих чувств. И даже мой голос, когда я задал следующий вопрос, прозвучал спокойно:
– Не будете ли вы так добры пояснить?
Она снова замялась.
– Боюсь… боюсь, что мое сердце принадлежит другому.
И тут у нее покатились слезы.
– Ох, пожалуйста, только не плачьте! – взмолился я вполголоса. – Понятия не имею, как обращаться с рыдающими женщинами!
Засмеявшись сквозь слезы, она промокнула уголки глаз. Мне радостно было видеть ее такой – искренней и непосредственной. Ну разумеется, у нее не могло никого не остаться дома. Она была такая настоящая, что ее не мог не разглядеть какой-нибудь очень умный и расторопный молодой человек. Мне оставалось только гадать, каким образом она здесь очутилась, хотя, откровенно говоря, это было не мое дело.
И пусть она и не принадлежит мне – я жажду видеть ее улыбку.
– Хотите, я сегодня же отпущу вас к вашему возлюбленному?
Она ответила мне усмешкой, которая больше походила на гримасу.
– В том-то и дело… Я не хочу возвращаться домой.
– Правда?
Я отклонился назад, провел рукой по волосам, и она снова рассмеялась.
Если ей не нужен ни я, ни он, какого тогда черта ей вообще нужно?
– Могу я быть с вами совершенно честной?
Это всегда пожалуйста. Я кивнул.
– Я должна остаться. Это важно для моей семьи. Если вы разрешите мне пробыть здесь всего неделю, для них это уже будет благословением.
Значит, хотя заполучить корону она не стремилась, я все-таки обладал чем-то желанным для нее.
– Вы хотите сказать, вам нужны деньги?
– Да. – (По крайней мере, у нее хватило порядочности выглядеть пристыженной.) – И потом… есть… люди, – она с многозначительным выражением посмотрела на меня, – которых мне невыносимо сейчас видеть.
Картинка в моей голове сложилась. Они больше не вместе. Но она все еще к нему неравнодушна, хотя и не принадлежит ему. Я кивнул, понимая ее затруднительное положение. Появись у меня возможность на недельку сбежать от гнета своих обязательств, я бы с радостью за нее ухватился.
– Если бы вы позволили мне задержаться еще ненадолго, мы могли бы заключить сделку.
А вот это уже интересно.
– Сделку?
Что она вообще может мне предложить?
Америка закусила губу:
– Если вы позволите мне продолжить участие… – У нее вырвался вздох. – В общем, сами подумайте. Вы принц. И вы целыми днями заняты. Управляете страной и все такое, а еще нужно найти время, чтобы выбрать из тридцати пяти, ну ладно, из тридцати четырех девушек единственную и неповторимую. Не слишком ли это, как вам кажется?
Хотя все это было высказано шутливым тоном, правда заключалась в том, что она попала не в бровь, а в глаз, ухватив самую суть моих страхов. Я кивнул, соглашаясь с ее словами.
– Не лучше ли, если у вас будет кто-то внутри вражеского лагеря? Кто-то, кто окажет помощь? Ну друг, понимаете?
– Друг?
– Ну да. Позвольте мне побыть здесь, и я буду поддерживать вас. Я стану вашим союзником. Вам не нужно ухаживать за мной, вы ведь уже знаете, что я не испытываю к вам никаких чувств. Но вы сможете в любой момент поговорить со мной, и я постараюсь вам помочь. Вчера ночью вы сказали, что ищете девушку, способную разделить с вами радости и заботы. Что ж, пока вы не нашли ее, я могу временно исполнять ее роль. Если хотите.
«Если хотите»… То, чего я хотел, похоже, было невозможно, но я мог, по крайней мере, помочь этой девушке. И может быть, насладиться ее обществом подольше. Отец, разумеется, пришел бы в ярость, узнай он, что я использую одну из кандидаток с такой целью… что в моих глазах сделало эту идею намного более привлекательной.
– Я познакомился почти со всеми девушками в этом зале, и ни одна из них не подходит на роль друга лучше, чем вы. Буду рад, если вы останетесь.
Она на глазах расслабилась. Я знал, что бессмысленно стараться завоевать ее чувства, но не мог не попробовать.
– Как думаете, я смогу вас все-таки называть «моя дорогая»? – поинтересовался я шутливо.
– Ну уж нет, – прошептала она в ответ.
Вряд ли намеренно, но это прозвучало как вызов.
– Пожалуй, я попытаюсь. Отступать не в моем характере.
Америка поморщилась, будто от раздражения.
– Их всех вы тоже так называли? – кивнула она в сторону остальных.
– Да. И им, судя по всему, это нравилось, – с притворным самодовольством бросил я.
В ее глазах, когда она ответила, по-прежнему читался вызов.
– Именно потому это и не нравится мне.
Америка поднялась, давая понять, что разговор окончен, и я против воли снова восхитился ею. Ни одна другая девушка не рвалась раньше времени закончить общение. Я коротко ей кивнул, и она ответила довольно неловким книксеном, а затем вернулась на место.
Я улыбнулся про себя, сравнивая Америку с другими участницами. Хорошенькая, хотя и слегка угловатая. Обладает необычной красотой, и я видел, что сама она не отдает себе в этом отчета. В ее внешности ничего… аристократического, хотя, пожалуй, в ее гордости есть определенное величие. И разумеется, я ни в малейшей степени ее не интересовал. И все равно я не мог отделаться от желания попробовать добиться ее.
Так Отбор впервые сыграл мне на руку: она здесь, и у меня, по крайней мере, был шанс.
– Если я попросил вас задержаться, пожалуйста, останьтесь на своих местах. Остальные могут проследовать за Сильвией в столовую. Я присоединюсь к вам в самое ближайшее время.
Девушки принялись коситься друг на друга, одни с недоумением, иные с выражением превосходства на лице. Я был уверен, что сделал правильный выбор, и теперь настала пора отчислить лишних. Мне казалось, это будет несложно, ведь мы были едва знакомы. За что им цепляться?
Все, кроме восьми девушек, вышли. Оставшиеся стояли передо мной, улыбаясь.
Я посмотрел на них и неожиданно пожалел, что ничего не сказал им, прежде чем выстроить перед собой.
– Спасибо, что задержались, – начал я и принялся расхаживать перед ними туда-сюда. – Я… э-э… хотел бы поблагодарить вас за… за то, что приехали во дворец и дали мне возможность познакомиться с вами.
Почти все захихикали или потупились. Кларисса перекинула через плечо волосы.
– Как ни жаль, полагаю, у нас с вами ничего не получится. Э-э… можете быть свободны.
Последняя фраза прозвучала скорее как вопрос, нежели как утверждение, и я порадовался, что меня сейчас не слышит отец.
Одна из девушек – кажется, Эшли – немедленно ударилась в слезы, и я напрягся.
– Это из-за того, что я выкрасила волосы? – предположила ее соседка.
– А?
– Это потому, что я Пятерка? – спросила Ханна.
– А что, вы Пятерка?
Кларисса бросилась ко мне и стиснула мою руку:
– Я исправлюсь, честное слово!
– Что?!
К моему облегчению, кто-то из гвардейцев оторвал ее от меня и вывел из зала. Я проводил девушку взглядом, совершенно огорошенный этим излиянием чувств. Я думал, они научены вести себя, как подобает леди. Что с ними такое?
– Но почему? – спросила одна из девушек так кротко, что этот простой вопрос причинил мне физическую боль.
Повторялась история с Дафной.
Я не уловил, кто именно это был, но обернулся и увидел на лицах всех восьмерых одинаково подавленное выражение, как будто их постигло полное крушение надежд. Но мы ведь познакомились двадцать минут назад. Как такое возможно?
– Мне очень жаль. – На душе было препогано. – Я ничего не почувствовал.
Вперед выступила Миа. По ее лицу едва ли можно было сказать, что она с трудом удерживается от слез, и в глубине души я восхитился ее самообладанием.
– А наши чувства? Неужели они совсем ничего не значат?
Она склонила голову набок, требовательно глядя на меня своими карими глазами.
– Ну конечно значат…
Может, лучше уступить? Ведь я не обязан никого исключать в первый же день. Но как будут развиваться эти отношения? Я принимаю решение, она говорит, что это было слишком скоропалительно, и я иду на попятный?
Нет. Я сделал выбор и должен идти до конца.
– Простите, что причинил вам боль, но не так-то легко выбрать из тридцати пяти талантливых, очаровательных, прекрасных девушек одну-единственную, которой предстоит стать моей женой, – честно признался я. – У меня нет другого выхода, кроме как прислушиваться к своему сердцу. И не только ради моего счастья, но и ради вашего тоже. Надеюсь, наше краткое знакомство не помешает нам расстаться друзьями.