Я только успела принять душ и высушить волосы, как в дверь позвонили.
— Вот засада, — по-прежнему держа в руке массажную щетку, отправилась открывать. — Мамочка, как я рада тебя видеть, — с порога кинулась на шею родительнице.
Не только мама могла манипулировать мною и приказывать, но и я. Зная наверняка как действует на мамочку телячьи нежности, я сразу же настроила ее на позитивный лад.
— Донюшка, моя деточка, я так по тебе скучала, — принялась обнимать, забыв все обличительные слова, которые собралась произнести в мой адрес, видя в несобранном виде.
Мама была пунктуальна до мозга костей и не любила людей, которые не поддерживали ее в подобном. А я иногда страдала некой рассеянностью, потому частенько и получала от родительницы на орехи.
— А как скучала я, ты не представляешь, — не имело значения то, что жили не так уж далеко друг от друга, какие-то сто километров, которые при наличии хорошей машины преодолевались всего за полтора часа.
— Доня, мы опаздываем, — строго произнесла мама, когда время обнимашек истекло.
— Мамулечка, я сейчас быстро. Мне осталось только одеться.
— И накраситься, — строго произнесла она.
Мама считала, что женщина должна быть всегда во всеоружии, это касалось не только одежды, аксессуаров, но и макияжа.
"Вкус прививают смолоду" — любила она повторять, тяжело вздыхая, когда речь заходила о "перекройке" под себя "папыЖоры".
Однако надо ей отдать должное, она добилась огромных успехов. Из мужчины в мятой форме и дырявых носках "папаЖора" превратился в настоящего полковника со стильной прической. А дырявые носки ушли в прошлое. Теперь, стоило дырочке обозначиться на носке, "папаЖора" шлепал к мусорному ведру и выбрасывал прохудившуюся вещь. За что получал одобрительный поцелуй от мамы. Видя все это, я тихо посмеивалась. Дрессура — уровень Бог.
— Да, мамуль. Какую мне помаду выбрать: розовую или телесного цвета? — спросила, зная наперед что она ответит.
— Я должна видеть в чем моя дочь собирается выходить из дома, — произнесла она строгим голосом.
— Туника, которую ты мне купила в прошлый раз и лосины в тон.
— Может все же наденешь платье? — мама считала, что платье гораздо более к лицу молодой девушке.
— Отлично. Тогда надену голубое. Помнишь, мы его купили в… — мне не дали договорить.
— Надевай, и побыстрее, — мама явно спешила.
— Уже бегу, — я отставила родительницу в коридоре, а сама побежала в спальню. Не маленькая, найдет дорогу на кухню или в гостиную.
Не успела достать из открытого шкафа платье, как услышала недовольное:
— Что ты ешь на завтрак? — возмущение доносилось из кухни.
Так. Понятно. Мама прямиком направилась к холодильнику. Я глубоко вздохнула, надеясь не сорваться. Вот кто ее просил лезь в него? Оно ей надо? Чего совать свой нос туда, куда не стоит?
— Мама, это для гостей. А на завтрак я ем овсянку, — прокричала я, натягивая платье.
Бедная моя колбаса, сейчас она летит прямиком в мусорку. А ведь я только позавчера ее купила в соседнем супермаркете. Придется вновь идти в магазин после отъезда родительницы.
Я очень любила маму, но ее приверженность к здоровому питанию сильно напрягала.
— Для гостей, говоришь? — мама появилась на пороге спальни с батоном колбасы наперевес.
— Ой, ты меня напугала, — чуть не взвизгнула.
— Вот дуреха, родной матери испугалась. А кто к тебе в гости ходит? — елейным тоном поинтересовалась мамочка.
Лучше бы я держала язык за зубами. Она же теперь от меня не отвянет, пока не выяснит все до мельчайших подробностей. Я ее знаю. Лучше сразу признаться во всех грехах, а то потом беды не оберешься. Ведь, придется придумывать несуществующих гостей, запоминать их биографии, годы жизни и время посещений, чтобы не попасться. Еще не известно кто в нашей семье больше полицейский "папаЖора" или мама Аля.
Я опустила глаза долу, изобразила скорбное выражение лица. Все как мама любила.
— Мам, должна тебе признаться…
— В чем? — взгляд матушки стал хищным. Она почуяла добычу.
— Эту колбасу я купила себе. Иногда… очень редко… правда, очень-очень редко… я балую себя вредными вещами. Знаю, что это неправильно. Но ничего не могу с собой поделать… — начала я каяться.
— Доня, ну, зачем ты врешь маме? — ласково спросила она. А затем полезла ко мне обниматься.
— Неужели ты думаешь, что я буду против того, чтобы ты встречалась с друзьями? Милая моя, да я только "за". Знаю, как тебе трудно найти общий язык со своими сверстниками. Они не понимают какая ты у меня тонкая и возвышенная натура. Шекспира читаешь, Диккенса. А они? Они по барам и кабакам сидят. Легкие прокуривают. Но даже и с такими надо общаться. Ведь заводить связи надо именно в вузе, а то потом будет поздно. Я так рада за тебя, моя девочка. Ты даже не представляешь. Я совершенно не против, если ты приведешь кого-нибудь из друзей в наш дом. Я буду только рада. И здесь встречайся. Дружи. Это очень важно. Девочка моя, как же я рада.
Маму совершенно не смущало, что в одной руке она держала колбасу, а другой обнимала меня. И запах копченостей не раздражал обоняние, как это обычно было.
Чудны твои дела, Господи.
Говоришь маме правду, она не верит, начинаешь врать, принимает все за чистую монету.
— Спасибо, мама, — только и смогла вымолвить.
— Так, пообнимались, а теперь в темпе вальса собираться. Мне дали водителя до шести часов вечера, — тон родительницы сразу же изменился, когда речь зашла о делах.
— Да, мамочка. Сию секунду, мамочка. Только глазки подкрашу, мамочка, — я засуетилась.
Многострадальная колбаса была возвращена на полку холодильника, чему я обрадовалась. Дальше маман проводила ревизию на кухне тихо и молча. Я подозревала, что она составляла список чего мне не хватает до полного счастья по ее мнению. Например, масла из виноградных косточек или свежего имбиря.
— Здрасьте, — поздоровалась сразу же, как только загрузила свою тушку на заднее сидение "ментовской" машины.
Почему-то к старым моделям автомобилей, используемых еще чуть ли не с советских времен, не пристало "полицейская" машина. Видимо, два понятия не были совместимы.
— Здравствуйте, — поздоровался молодой парень, сидящий за рулем. По возрасту он был моим ровесником, а может быть чуточку старше.
— Дочь, не отвлекай водителя, — строго произнесла мама.
Так, все понятно. Парень за рулем, мне не пара. Мама четко давала понять кто мне подходит, а кто нет. Все молодые люди у нее делились на две категории: "перспективные" и "самые обыкновенные". Похоже, что наш водитель относился ко второй.
— Как скажешь, мамочка, — злить маман, тем более перед походом по магазинам, я не собиралась, зная, во что мне может вылиться ее плохое настроение. Меня заставят мерить заведомо мне не подходящее, при этом громко обсуждать это с продавцами, охать и вздыхать. Терпеть такое издевательство даже я не в силах.
Всю дорогу мама вполголоса рассказывала мне какое грандиозное торжество планируется на день рождения "папыЖоры".
Я рассеянно кивала, особо не вникая в подробности. Главное, надо было кивать время от времени, говорить "да ты что?", закатывать глаза от бешеных цен и делать умный вид по поводу и без повода. С этим я справлялась виртуозно, даже особо и не напрягаясь. За время жизни с мамой, я научилась выдавать все те фокусы, которые мама от меня ожидала.
— Ты меня слушаешь? — во второй раз спросила родительница.
— Да, мама. Очень внимательно. Только у меня нос зачесался, вот я и чихнула, — ответила невпопад, после того как чуть не уснула под мерное бормотание родительницы. Она старалась говорить тихо, чтобы чужие уши не слышали ее.
Спрашивалось, зачем вообще говорить различного рода секреты, если боишься что их услышат?
— Ты не простыла? — она заволновалась. — До дня рождения выздоровеешь?
— Я не болею.
— Это хорошо. На празднике ты должна быть лучше всех.
— А зачем? — спросила, надеясь застать маму врасплох.
— Там и узнаешь, — не тут-то было. Родительница всегда начеку.
Второй раз спрашивать было бесполезно. Все равно не расскажет, если сама не захочет.
— Высади нас возле главного входа, — скомандовала мама водителю.
После того как мы вылезли и отошли на небольшое расстояние, я спросила:
— Мам, а это нормально, что ты используешь водителя "папыЖоры"?
— Я его жена и имею право, — сказала, как отрезала.
Мама была уверена, что все блага мужа принадлежат и его жене в том числе. И переубедить в обратном ее невозможно. Впрочем я не пыталась.
— Вначале мы пройдемся по первому этажу, — предупредила мама, начиная обход бутиков.
Я вздохнула, понимая, что на каторге было бы намного легче.
ГЛАВА 7
— Доня, вот еще пара платьишек, — мама дернула шторку в кабинке с такой силой, что та отскочила в сторону, как ужаленная.
— Мама, — вскричала. — Я же тут голая.
— Да кто на тебя смотрит? — пожала она плечами, не считая, что совершает что-то предосудительное, выставляя меня на всеобщее обозрение.
— Отлично, мама. Раз на меня никто не смотрит, то смысла переодеваться в кабинке я не вижу. Буду это делать вне ее, — и я решительно направилась к выходу, в то время когда на мне из одежды были только трусики и бюстгальтер.
Не то чтобы я желала, дабы на меня пялились случайные посетители магазина. Нет. Я вовсе этого не хотела. Но мое терпение лопнуло. Мы были в пятом по счету бутике и в каждом повторялось одно и тоже. Я заходила в примерочную, а мама, с регулярностью местной электрички, курсировала от вешалок ко мне. При этом совершенно не обращая внимание на мою стыдливость.
А раз так, то к чему она мне? Ненужна вовсе. Минута позора, зато все увидят не только фрагменты тела, а целиком. И тогда уж точно не будут заглядывать в приоткрытые щели примерочной.
— Доня, ты куда? Ты что делаешь? — мама вовремя спохватилась, схватив меня за руку и втянув внутрь примерочной.