— А что случилось? — спросил Данияр, его-то в аудитории не было в момент инцидента.
— Представляешь, нашей Мадонне кто-то весь стол пастой вымазал, вот она и изгваздалась по самые уши, — радостно сообщила девушка.
— А ты прямо от удовольствия не знаешь куда себя деть, — съязвила.
— Так… мне интересно что ты делала у декана в кабинете? — Лужева потянула носом. — Какой запах, можно в обморок упасть. Ты стыбзила у Принца одеколон и облилась им с ног до головы? — Марина никогда не выбирала выражения.
— Не твое дело, — огрызнулась, стараясь не покраснеть как маков цвет.
Вот вроде ничего предосудительного не делала, а чувствовала себя настоящей преступницей.
— На воре шапка горит, — сделала она заключение. — Точно украла, была поймана на месте, разбила флакон за что и была отчитана, — Марина придумывала на ходу.
— Это правда? — удивленно спросил Данияр, сверля меня своими зелеными глазищами.
Еще этого мне не хватало. Чтобы я сейчас ни сказала, все будет извращено, обрастет дополнительными домыслами и догадками. В таких ситуациях лучше уйти в глухую оборону. Может быть сплетники поговорят и успокоятся.
— Ни перед кем ни в чем я не собираюсь оправдываться. Отстаньте от меня, — я развернулась и пошла в противоположном направлении, не желая больше общаться.
— Значит, все правда, — понеслось мне вдогонку.
От обиды хотелось завыть, затопать ногами, сообщая всему миру, что окружающие идиоты.
Одно я поняла хорошо, сегодня, как и в ближайшее часы нормальной учебы не будет. Каждый, оказавший в зоне поражения запахом одеколона декана, начнет приставать с вопросами "что да как"?". Пора сматываться из академии, менять одежду, а иначе все будет повторяться.
Уже садясь в машину, я подумала, что с появлением нового декана у возникло столько проблем, сколько не было за все годы обучения в академии.
Домой я приехала еще в более отвратительном расположении духа, чем была. За то время, когда стоял автомобиль на стоянке какой-то мелкий грызун забрался под капот машины и там сдох, завоняв мне весь салон. Когда я почувствовала сладковатый запах, тянущий со стороны двигателя, то поняла, что неприятности на сегодня не закончились. Пришлось останавливаться на обочине, искать источник неприятного запаха, выковыривать палочкой начавшую медленно разлагаться тушку чего-то расплющенного. Когда я ее доставала, то у меня сложилось впечатление, что дохлое тельце специально засунули, протолкнув между решеткой радиатора.
— Донна, кажется, у тебя начинается паранойя, — произнесла, трогая машину с места.
Ощущение, что вокруг сгущаются тучи, причем подвластные чьей-то злой воле не покидали.
Я гнала от себя глупые мысли, но они все лезли в голову всю дорогу, пока ехала до дома.
А дома добавила мама. Стоило только оказаться в квартире, как она позвонила, а я по глупости ляпнула, что уже дома. Что тут началось? Мне влетело за наплевательское отношение к учебе, за то, что я не ценю все то, что для меня делает она и "папаЖора", что я неблагодарная дочь, которая думает только о мальчиках и так далее, и тому подобное. Чем больше я выслушивала мамины причитания, тем сильнее понимала, что у нее стряслось что-то серьезное. Просто так, на пустом месте, она бы не завелась.
Мне надоело слушать обличительную речь родительницы.
— Мам, скажи, что случилось, — задала закономерный вопрос. — Что ты как с цепи сорвалась?
Она замолчала. Видимо, переваривала услышанное. Я уже подумала, что сейчас она начнет меня упрекать в дурном воспитании.
Но нет.
— Сегодня день смерти… — она не договорила.
Как я могла забыть? Еще дочь называется. Ведь именно сегодня была годовщина смерти отца и маминого первого мужа, которого она безумно любила и чья смерть оказалась для нее огромным ударом, впрочем, как и для меня.
— Ты была на кладбище? — спросила. А мысленно начала себя корить, что не поехала домой и не поддержала маму в такой тяжелый день.
— Только приехала, — глухо произнесла она. — Там так тихо… и никого нет.
Я знала о чем она говорит. Каждый раз приходя на кладбище она надеялась, что произойдет чудо. Но его не случалось, хоть она и верила. Это было нашей с мамой тайной.
— Мам, не грусти, — постаралась ее успокоить.
— Да я стараюсь, дочка, но все как-то… иногда накатывает, — еле слышно шелестело в телефонной трубке.
— Ма, у тебя прекрасный муж, который тебя любит, чудесная работа, которую любишь ты, не совсем пропащая дочь, это не так и мало, — в редкие случаи жизни мы с мамой менялись местами. Я становилась взрослой, а она маленькой, требующей утешения. Я ее прекрасно понимала, ведь у меня тоже были моменты слабости.
— Я знаю, Донна. Знаю. Жора он хороший… добрый… ласковый, хоть и медведь, — она усмехнулась собственным мыслям. — И ты у меня хорошая… Нет. Самая лучшая девочка на свете. И с работой мне повезло. Заниматься любимым делом это, считай, что не работать ни одного дня в жизни. Но, понимаешь… накатывает. Как прибой. Мне становится до жути жалко себя… его… и так хочется увидеть, хоть одним глазком… хоть на немного. Я стою и думаю… вот сейчас… он подойдет… обнимет… поцелует. Мне кажется, что я уже слышу шаги, чувствую движение воздуха, еще миг… и он дотронется. Но ничего не происходит. Понимаешь? Ни-че-го. Я опять одна среди сотен могил… и все они молчат. Я ненавижу тишину. А там тихо…
— Мам, там кладбище. Там должно быть тихо. И шуметь там вряд ли кому взбредет в голову, — принялась объяснять очевидные вещи.
— Я знаю. Но я все жду… и жду…
— Ма, не трави себе душу. Слышишь? Не трави. А то я пожалуюсь твоему мужу, — пригрозила, зная единственного человека, которого мама если не побаивалась, то уважала.
— А вот это не честно, дочка, — мамин голос поменял интонацию, в нем появились привычные властные нотки. Так уже лучше. А то раскисла. Еще немного додавить и будет все отлично.
— А честно было меня вытаскивать за платьем?
— Так я же из благих побуждений. Ты же сама ни за что не сподобишься купить что-либо новое, пойдешь в чем есть.
— Ну, и пошла бы. Ничего страшного бы не случилось, — принялась уводить маму в сторону от грустной темы. Когда она садилась на любимого конька, можно было смело сказать, что кризис миновал.
— Не надо позорить нас с папой Жорой, — мама почему-то считала, что если я надевала что-то не соответствующее случаю, то это было равносильно измене государственному строю страны.
— У меня это вряд ли получится, с такой-то мамой, — улыбнулась собственным мыслям.
— Так, дочь. Мне стало легче. Спасибо. А ты все же подумай над своим поведением, — напоследок произнесла ма, прежде чем попрощаться.
— Подумаю… как же… — облегченно выдохнула. — Эх, папа-папа, почему ты нас покинул?
Я прошла в кухню, нагрела чайник, налила себе крепкий кофе и задумалась, вспоминая прошлое.
Отца я хорошо помнила, хоть и была маленькой девочкой, когда он погиб. Это в него я удалась светленькой, ведь мама у меня от природы русоволосая. У папы были голубые глаза, широкие плечи и самая красивая улыбка на всем белом свете. Мама всегда говорила, что именно из-за нее она и вышла за папу замуж. Однажды увидев, она не смогла ее забыть. И, похоже, это на всю оставшуюся жизнь.
Последнее воспоминание об отце, яркой звездочкой сияющее в памяти, было связано с поездкой на рыбалку, которую он очень сильно любил. Из-за нее он и погиб. Если бы не эта любовь, то он бы был жив до сих пор. А так его нет. Погиб один человек, а боль утраты переживают многие. И ничего с этом нельзя поделать. Как бы не хотелось все изменить.
Ну, почему он тогда поехал на рыбалку вместе с Геннадием? Почему? Для чего сел в моторку поплыл к середине озера? Неужели нельзя было удить рыбу на берегу? Ведь, можно. Но почему он любил ловить рыбу на глубине. Что случилось в тот погожий день? Кто виноват в том, что лодка перевернулась?
Как так получилось, что мой отец утонул а Геннадий просто чудом смог добраться до берега?
Следствие сказало, что это был несчастный случай. Мол, никто не мог даже предполагать, что так случится. Но если люди управляют источником повышенной опасности, то они должны предполагать последствия или нет?
Почему выжил именно Геннадий, а не мой отец? Ведь жить мой отец был более достоин, чем другой… спасшийся.
От дум у меня начала болеть голова.
Чтобы там не думала, мама, но по поводу смерти отца я переживала. Очень сильно. Пусть и не показывала этого. Мне его чертовски не хватало. Его ласки. Его совета. Его молчаливого присутствия.
Как же мне не доставало всего этого.
Я глубоко вздохнула, силясь не расплакаться. Я сильная. Я смогу.
Все равно уже ничего не изменить.
Я прошла в ванную и включила воду. Пусть набирается. Теплая вода всегда действовала на меня умиротворяюще. Достала с полочки банку с солью и щедро сыпанула в воду. Вот так будет гораздо лучше. Приятный аромат поплыл по комнате.
— Это вам не французский одеколон, — я усмехнулась, вспомнив о декане.
Разделась. Прежде чем кинуть одежду в стирку поднесла к носу, вдохнула. Все же у декана хороший вкус. Приятный одеколон. Вот только наносить его надо в небольшом количестве и на чистую кожу, а не пытаться им смыть чью-то глупую шутку.
В свете последних происшествий все происходящей вокруг меня уже не казалось таким уж случайным стечением обстоятельств.
Кому я перешла дорогу? Марине Лужевой? Похоже. Прямых улик у меня не было, но все указывало именно на нее.
Я переступила бортик ванной и с наслаждением опустилась в воду. Она была именно той температуры, которую я любила, не очень горячая, но и не еле теплая. Вода всегда помогала мне снять напряжение.
Лежала в воде и думала, что зря не захватила телефон, ведь можно было бы включить какой-нибудь плейлист подобающий случаю и тогда бы мое счастье было полным.
Хотя… и так хорошо…
Меня разбудил громкий стук. В первые мгновения я даже не смогла сообразить где нахожусь и что делаю. Вода в ванной почти остыла, что говорило — я проспала достаточно долго.