Я скривилась, как от зубной боли. Неприятного разговора не избежать. Это точно. А может быть оно и к лучшему? Может быть, даже хорошо, что "папаЖора" сам узнал о случившемся. И мне не придется выдумывать как объяснить все странности творящиеся вокруг меня.
То, что "папаЖора" никогда без мамы не приезжал ко мне домой, тоже было негласным правилом. Если Георгию Антоновичу требовалось со мной встретиться, то он выбирал для разговоров исключительно людные места.
Звонок на пару давно прозвенел, а я все стояла у окна в коридоре и рассуждала что же дальше делать. Идти мне на занятия или же просидеть оставшееся время в кафе за чашечкой чая.
Не успела я додумать свою мысль, как была окликнута.
— Госпожа Зыкова, и почему я не удивлен встретить вас не в аудитории, а в коридоре академии? — ко мне приближался сам Датский.
Я мысленно взмолилась всем богам, находящимся от меня в радиусе ста километров. Попросила помощи в избавлении от господина декана, собственной персоной заслонившего мне весь свет из окна своими богатырскими плечами. Но боги, по всей видимости, были крайне заняты и не откликнулись на мой зов, оставив самостоятельно разбираться с злобствущим начальством.
— Видимо, вы слишком хорошего мнения обо мне, — не стала юлить.
Сегодня декан был одет в синий приталенный и слегка зауженный костюм, так же белоснежную рубашку, отчего его плечи казались еще шире относительно узкой талии и длинных ног.
Интересно, а он случайно в американский футбол не играет? Наверняка бы он прекрасно смотрелся в экипировке футболиста. Пришедшая в голову мысль заставили улыбнуться помимо воли.
— Я сказал что-то смешное? — лицо декана помрачнело.
От такого можно ожидать всего чего угодно. Зря Лужева завидует моему близкому знакомству с Датским. От него у меня сплошные неприятности. Даром что вместе чай пили на кухне и купались в одной ванной. Никаких бонусов мне это не принесло.
— Нет, что вы? Это у меня защитная реакция на страх, — выдавила, думая как бы так быстрее улизнуть от высокого начальства без особых потерь. Получить на орехи от отчима полбеды, а вот выволочка от декана совсем не входила в мои планы.
— Госпожа Зыкова, вы меня боитесь? — спросил Принц Даниилович как-то слишком угрожающе.
— Я не просто боюсь, я замираю от страха, как кролик перед удавом, — трагически произнесла в ответ.
На красивом лице мужчины отчего-то заиграли желваки. И что я такого сказала, от чего он разозлился?
— Немедленно в мой кабинет, — рявкнул, не хуже чем недавно "папаЖора".
— За что? — вот тут я на самом деле испугалась. — Почему?
— Там узнаете. Кроме того, в нем хорошая звукоизоляция, — мужчина как-то по-военному развернулся на каблуках модных туфлей и зашагал в сторону деканата.
Я обреченно выдохнула. Ну почему это опять должно происходить именно со мной? Что надо всем этим людям? Почему они не оставят меня в покое?
Однако послушно поплелась следом, понимая, что не выполни я приказание, следующий шаг декана может быть каким угодно.
Датский уже миновал приемную, когда в ней оказалась я. К моему удивлению, первой, кого я увидела, была Клавдия Степановна, сияющая словно майская роза. Она и цвела в розарии, вернее поливала горшечные растения на окне приемной. На ее рабочем столе красовался огромный букет кроваво-красных роз, источающих божественный аромат.
— А, Мадонна. Доброе утро. Как у тебя дела? — пропела жизнерадостная женщина.
— Хуже, чем у вас. Намного, — буркнула.
— Эх, молодежь, молодежь, и чего вы не радуетесь жизни? Берите пример с меня. Жизнь прекрасна. Солнышко светит. Птички поют. Все хорошо, — Клавдия Степановна вроде бы говорила мне, но в думах была где-то далеко. Кажется, знакомый Датского пришелся по вкусу его секретарше. Вон как летает женщина. Аж парит над землей, словно нимфа восьмидесяти килограммовая.
— Мне бы ваш позитив.
Я все еще толклась в приемной, когда из другого кабинета донеслось:
— Госпожа Зыкова, вы через столицу путь держите?
— Я пошла, — сделала страшные глаза Клавдии Степановне.
— Закройте дверь, — раздалось резкое, когда я еще только ступила на порог.
— Хорошо, — согласилась, притягивая за ручку за собой дверь.
— Долго это будет продолжаться? — рявкнул декан, стоило нам оказаться отрезанными от приемной.
— Я вас не понимаю, — конечно, я понимала зачем меня зовут в кабинет, и даже предполагала, что будут ругать, но не думала, что это выльется вот в такое… страшное.
— Я все понимаю, когда студенты болеют и по этой причине прогуливают… не посещают занятия, — поправил себя декан. — Но когда они начинают бравировать своим состоянием, требуют за это послабления, бонусы, я считаю, это уже наглостью. Одно дело попросить дополнительное время для выполнения работы, а другое наглядно пренебрегать моими распоряжениями.
Чем больше мужчина говорил, тем ниже опускалась у меня челюсть от удивления. Потому как я совершенно его не понимала.
— Неужели обязательно выставлять меня в таком свете? Я все же должностное лицо… а вы через мою голову так себя ведете. Это очень…нехорошо с вашей стороны, — декан смог усмирить свой пыл.
— Да что я опять сделала, о чем не знаю? — воскликнула в сердцах. Я на самом деле даже не могла представить за что меня отчитывают, словно маленькую девочку.
— Зачем так поступать? Я не пойму, — устало произнес он. Рука мужчины потянулась к волосам и взъерошила их, добавив облику Датского толику очарования. Он мне показался эдаким уставшим колоссом, на которого свалились десятки, если не тысячи дел одновременно.
— Да как так? Почему вы постоянно обвиняете меня в том, чего я не делала? — начала злиться, чувствуя как вязну в каком-то страшном киселе из недомолвок и чьих-то интриг.
— А вот это не ваших рук дело? — на стол спланировал лист.
— Что это? — спросила, чувствуя просыпающуюся тревогу.
— Вот и я хотел бы знать что это? — он подтолкнул в мою сторону документ.
Я бросила на него взгляд. Затем вчиталась.
— Не поняла. Чья это жалоба? — удивленно спросила у Датского.
— Неужели не видите? Ваша, — язвительно поинтересовался декан.
Кто-то от моего имени написал жалобу на имя ректора академии. Суть жалобы сводилась к тому, что у меня слабое здоровье, а Принц Датский еще и без того усугубляет ситуацию, заваливая меня дополнительными заданиями, выполнение которых требует незамедлительно. Я прошу оказать воздействие на сатрапа-декана, пока не стало поздно и я не загремела в больницу. А иначе я подам на академию в суд, чтобы взыскать моральный и материальный вред за испорченное здоровье. В связи с чем прошу принять меры, пока не обратилась в соответствующие органы. Внизу документа, напечатанного на принтере красовалась закорючка, отдаленно похожая на мою, но не моя.
— Я этого не писала, — бросила на стол лист, словно он был ядовитым.
— Но под кляузой ваша подпись. Не так ли? — Датский не верил мне.
— Нет. Я ничего подобного не подписывала, а тем более не составляла. У меня даже мысли не было жаловаться.
— Тогда кто это сделал? — требовательно спросил мужчина.
— Откуда я знаю? Тот же человек, который и курил в туалете, а потом написал неприятные слова в ваш адрес. Или вы до сих пор думаете, что я курю после того, что со мной случилось? — напомнила декану о поездке в больницу.
— Нет. Не думаю, — Датский немного смутился. — Но может быть кто-то…
— Вы еще скажите про заговор с моим участием, — воскликнула, чувствуя самообладание начинает меня подводить. — Я не знаю кто написал вот это, — схватила лист бумаги только для того, чтобы снова его бросить. — Я не знаю кто курил в туалете. Я не знаю кто написал на вас гадости. А тем более не знаю кто настолько меня ненавидит, что делает вот такие вещи. Я ничего не знаю. Я знаю только одно — это не я. Это точно не я. И если вы мне не верите, то это ваши проблемы, мне больше сказать нечего.
Перевела дух, чувствуя как внутри начала зарождаться дрожь от нервного истощения. Как бы я не старалась сдерживаться, но все равно чувствовала, что еще немного и сорвусь. И хорошо, если это случится не в присутствии посторонних. Мама всегда учила, что женщина должна прятать слабые места. Показывать свою уязвимость не стоит ни в коем случае, а иначе в следующий раз воспользуются и ударят в то же место и тем же оружием.
— Ну, допустим в прошлый раз были не вы… — начал было Датский.
— Кстати, а кто вам сказал, что это я — вандал? — внезапно спросила, переключая внимание.
— Мне поступило… донесение, — как-то неуверенно произнес декан.
— Анонимное? — уточнила, вспомнив ящик, висящий на первом этаже. Каждый студент мог высказать все что он думает по поводу учебного и производственного процесса, оставив сообщение. Подписывать его было не обязательно.
Датский медленно кивнул.
— И вы поверили? — разочарованно воскликнула.
— Ну, я же извинился.
— Когда? — пыталась сообразить когда же было столь замечательное событие, но память отчаянно сопротивлялась.
— Ну, как же… я думал, что вы поняли.
Покачала головой, не зная как и реагировать на подобное заявление.
— А еще девушек обвиняют в нелогичности… Вас мужчин не понять… — начала я.
Однако меня прервали. В кабинет без стука влетела Клавдия Степановна с выпученным глазами и с порога простонала:
— К нам едет министерская проверка по какой-то жалобе. Они уже поднимаются.
Декан вскочил с места, бросив короткий взгляд в мою сторону.
Я отрицательно покачала головой, говоря, что это не моих рук дело. Внутри все туже затягивался узел страха.
— Зыкова, идите на занятия, — скомандовал Датский, тем самым выпроваживая меня из кабинета.
Гордо вздернув голову, как будто это не меня только что выгнали, вышла прочь.
Теперь сама уже желала встретиться с Георгием Антоновичем Иванченко. Пожалуй, в моей ситуации только он мог помочь.
Из деканата я прямой наводкой пошла на следующую пару, которая прошла на удивление спокойно. Впрочем, как все другие в этот день. Я никогда ранее так не жаждала встречи с отчимом.