для него настоящим проводником в этой области знаний. Полтора месяца спустя после процитированного выше письма Ромм сообщал А.С. Строганову:
«Особое удовольствие мы получаем от бесед с г-ном Верне. Мы изучаем историю только в соответствии с его советами. Он исправил в нескольких местах некоторые ошибки Роллена в его “Древней истории” [речь идет о неоднократно переиздававшемся в XVIII веке на разных языках труде французского историка Шарля Роллена (1661–1741) «Древняя история египтян, карфагенян, ассирийцев, мидян, персов, греков и македонцев»]. Он дал нам свою рукопись, и этот жест доверия еще больше усилил к нему привязанность Попо. Мы ходим к этому замечательному человеку каждый четверг».
И месяц спустя:
«Г-н Верне неизменно остается для нас в Женеве первым человеком. Его моральные качества, его разговор, одновременно веселый, легкий и познавательный, то доверие и уважение, какое Попо испытывает к нему, делают его для нас весьма ценным и полностью соответствуют моим пожеланиям. Всегда хорошо находить в других и обращать себе на пользу добродетели, коих сами мы лишены».
Мнение учителя разделял и ученик: «Чем мы больше ходим к господину Вернету, тем больше нравится, ибо он показывает много учености в своем разговоре, очень весел и так прост в своих поступках, что весьма с ним легко обходиться». О теплом отношении Верне к семейству Строгановых говорит и следующий пассаж одного из посланий Попо отцу:
«Мы весьма рады были получивши ваше письмо и узнавши, что вы получили наши письма. Мы исполнили то, что вы приказали сказать господину Саразину и господину Вернету. Сей посылает вам свой портрет с желанием достигнуть его лет со столь малою слабостию. Я бы весьма желал, чтобы вы к нему писали письма. Господин Саразин очень вас благодарит за то, что вы его не позабыли».
Еженедельные встречи с Верне прервались только весной 1787 года, с наступлением теплого времени, о чем Павел написал отцу: «Мы больше не видим г-на Верне, потому что он уехал в деревню в двух лье отсюда. Эта потеря меня очень огорчает. Мы записали большую часть разговоров, которые он вел с нами».
Впрочем, история была отнюдь не единственным предметом, которым Павел занимался в Женеве. Как мы видели, Ромм уже в своем первом письме из Швейцарии сообщил А.С. Строганову о том, что нашел хорошего учителя немецкого языка. Этот молодой лютеранский пастор из Готы, которого Ж. Сенебье рекомендовал за хорошее произношение, и в самом деле оказался способным наставником: уже после восьми уроков Попо смог написать отцу несколько строчек по-немецки готикой, а через два месяца – даже часть письма. Ромм тоже взялся осваивать этот язык вместе со своим подопечным и к началу января 1787 года мог похвастаться такими же успехами, написав, как и он, часть послания А.С. Строганову по-немецки. В том же письме он поделился с графом своими соображениями о данном предмете:
«Вместе с тем я считаю нужным в сей момент отдать предпочтение немецкому языку перед всеми другими, включая латынь, поскольку он является, после французского и русского, наиболее распространенным и наиболее необходимым языком в [Российской] империи. Наш преподаватель, лютеранский пастор из Готы, – человек еще молодой, любит литературу, хорошо знает этот язык и имеет хорошее произношение. У него здесь очень хорошая репутация».
Впрочем, продолжались занятия с Павлом и по русскому языку. Здесь главная роль по-прежнему принадлежала А.Н. Воронихину. Он должен был следить за тем, чтобы Попо правильно, без ошибок произносил утреннюю молитву по-русски. По вечерам они читали сочинения на русском языке – об естественной истории и о Борисе Годунове. Судя по тем письмам, которые юный граф писал отцу по-русски, прогресс в изучении этого языка шел у него достаточно быстро.
Львиная же доля учебного времени Павла Строганова зимой 1786/87 года, согласно плану Ромма, отводилась на естественные науки. В конце ноября 1786 года юный граф сообщал отцу: «Мы здесь будем ходить в химические и физические курсы три раза в неделю». В середине декабря занятия шли уже полным ходом: «Мы здесь начали ходить в один химической курс, и оныя наука мне очень нравится. Здешной учитель весьма хорош и ясен».
Этим «хорошим и ясным учителем» был известный женевский химик Пьер-Франсуа Тенгри (1743–1821). Уроженец Франции, Тенгри, завершив в 1770 году учебу в Париже, перебрался в Женеву, где довольно быстро приобрел высокую репутацию своими исследованиями по химии, минералогии и фармацевтике. В частности, он успешно занимался изучением состава и свойств швейцарских минеральных вод. С 1774 года он читал публичные курсы по химии, на которые и посчастливилось попасть юному графу со своим наставником. Тенгри был также обладателем богатого кабинета (частного музея) естественной истории. Позднее он напишет химический трактат об изготовлении красок, до наших дней пользующийся популярностью у художников.
Жан-Пьер Сент-Урс. Портрет господина и госпожи Тенгри. 1803 г.
Кроме лекций по химии Павел посещал также курс экспериментальной физики Марка-Огюста Пикте (1752–1825), еще одного выдающегося представителя научного мира Женевы. Получив в 1774 году юридическое образование, Пикте тем не менее избрал для себя стезю естествоиспытателя и стал помощником Ж.-А. Малле, первого директора Обсерватории. К тому моменту, когда в числе его слушателей оказались П. Строганов и Ж. Ромм, Пикте уже снискал себе немалый авторитет исследованиями по астрономии, физике и метеорологии, а также – своим кабинетом физики, одним из лучших в Швейцарии (к концу жизни ученого там находилось более пятисот научных приборов). С 1784 года Пикте вел на платной основе открытый курс экспериментальной физики, а после того, как в 1786 году сменил во главе кафедры философии – одной из главных естественнонаучных кафедр Академии – самого О.Б. Соссюра, то стал читать там курсы химии и геологии. В 1787 году он начал издавать Journal de Genève, где, в частности, регулярно публиковал материалы метеорологических наблюдений. Однако пик его научной карьеры придется на последующие десятилетия: в 1790 году он, после смерти Малле, возглавит Обсерваторию, в том же году станет основателем Женевского общества физики и естественной истории (сегодня это Общество присваивает отличившимся молодым исследователям премии Пикте), в 1796 году учредит авторитетный журнал Bibliothèque Britannique, а в 1817 году организует первую метеорологическую станцию на перевале Сен-Бернар. И это еще далеко не все из научных заслуг знаменитого естествоиспытателя, которые принесли ему звания члена лондонского (1791) и эдинбургского (1796) Королевских обществ и члена-корреспондента парижской Академии наук (1803).
Вместе с Попо оба курса посещал и Ромм, с одобрением отзывавшийся об этих преподавателях в письме А.С. Строганову: «Наши профессора химии и физики – господа Тенгри и Пикте – оба талантливы и очень доходчиво излагают. Попо нравятся их уроки». Кроме того, учитель и ученик посетили несколько публичных лекций по математике Луи Бертрана (1731–1812), ученика великого Л. Эйлера. Однако в дальнейшем Павел предпочел заниматься данным предметом со своим наставником.
О повседневном распорядке занятий юного графа мы можем получить представление из его письма отцу:
«Мы встаем в 6 часов. С 6 до 7 я одеваюсь и молюсь по-русски. Сделав это, я встречаюсь с господином Роммом для занятий немецким с 7 до 8 часов и даже дольше в те дни, когда мы не ходим в манеж. Затем мы принимаем завтрак с фруктами, что занимает полчаса, а потом работаем с выписками из курсов поочередно химии и физики до 10:30. Тогда приходит наш учитель немецкого, и мы работаем с ним до 12 с четвертью, а потом я занимаюсь рисованием с Андреем до 1:30. В 3 часа по вторникам, четвергам и субботам мы идем на курсы физики, а по понедельникам, средам и пятницам – в фехтовальный зал, где находимся до 4 часов, а затем идем на курсы химии. С 5 до 6 мы читаем русскую рукопись с Андреем, а с 6 до 7 читаем или делаем выписки по истории; в настоящий момент мы делаем выписки из очень интересной рукописной работы г-на Верне об ассирийцах и вавилонянах. С 7:30 до 9 мы с Андреем занимаемся математикой, затем молимся – вот так, дорогой мой папа, мы и проводим наше время. По понедельникам, вторникам, пятницам и субботам мы ходим в манеж, а в промежутках между занятиями гуляем».
Марк-Огюст Пикте (1752–1825) успешно сочетал научные штудии с политикой, избегая, однако, всяческих крайностей, на которые тот век был весьма богат
Но занятия Попо не исчерпывались даже этим чрезвычайно насыщенным расписанием. Месяц спустя он сообщал отцу:
«Мы здесь начали ходить в один астрономической курс; сия наука очень приятна, но очень трудна. Однако мы до сих пор с помощью господина Ромма все превозмогли. Оной курс дает господин профессор Мале, тот самой, которой был в России для наблюдения перехода Венеры над солнцем. Изо всех курсов, которыя мы здесь следуем, физической больше всех нравится, потом астрономической, а, наконец, химической».
Жак-Андре Малле (1740–1790). Еще до того, как основать Женевскую обсерваторию, он снискал себе научную известность, отправившись в 1768 году в Лапландию, чтобы оттуда наблюдать прохождение Венеры по диску Солнца
Таким образом, еще одним учителем Павла стал основатель женевской Обсерватории, знаменитый астроном и математик Жан-Андре Малле (1740–1790). Уроженец Женевы, Малле в молодости провел немало времени во Франции и Англии, где учился у лучших астрономов этих стран, в частности у неоднократно упоминавшегося здесь Ж. Лаланда. В 1769 году по приглашению петербургской Академии наук он совершил путешествие в Лапландию, чтобы наблюдать прохождение Венеры по диску Солнца. Вернувшись на родину, Малле с 1770 года и до конца своих дней возглавлял в Академии Женевы кафедру астрономии.
К сожалению, юному Строганову не удалось попасть в ученики к еще одной женевской знаменитости – Шарлю Бонне, поскольку этот выдающийся философ и натуралист уже отошел к тому времени от активной деятельности. За свою долгую жизнь Бонне ни разу не покидал Швейцарии, тем не менее его имя знала вся просвещенная Европа. Еще учась на факультете правоведения, он занялся естественными науками и уже в 20 лет (случай уникальный!) получил звание члена-корреспондента парижской Академии наук за открытие партеногенеза травяных тлей. В 1743 году, защитив диссертацию, он стал доктором права и в тот же год за свои фундаментальные исследования о насекомых был принят в члены лондонского Королевского общества. Изучая растения, Бонне внес немалый вклад в создание теории фотосинтеза (позднее его идеи развил Ж. Сенебье), а также был одним из предшественников теории эволюции и фактически основоположником психофизиологии. Феноменальные научные достижения позволили ему войти и в политическую элиту Женевы: с 1752 по 1768 год он состоял членом Большого совета. Когда из-за слабнущего зрения Бонне не мог более пользоваться микроскопом и вынужден был оставить естествознание, он стал автором широко известных в то время философских трудов, в которых с позиций христианской метафизики критиковал деизм и атеиз