– Надеюсь, ты не станешь пытать инспектора только за то, что он проводил меня домой?
Бабушка нагнулась вынуть пирожки из духовки.
– Это вообще случайно вышло. Ты же знаешь, сегодня у меня выходной, вот мы с Неттой и заскочили в участок выразить ему свою поддержку.
Поддетый лопаткой корж плавно скользнул из сковороды на плоскую тарелку.
– Слово за слово, и мы ему уже помогаем. Видела бы ты, чего ему только не принесли горожане! Кстати, госпожа Кранах тоже была.
Сито пронеслось над кексами, припорошив их сахарным настом.
– А про его синдром слышала? – Я понизила голос. – Главное – вести себя как ни в чём не бывало, чтобы не травмировать ещё сильнее.
Нож для резки пиццы пронёсся на реактивной скорости, расщепив лепёшку на восемь ровных сегментов.
Бабушка наконец распрямилась, отложила приборы и заговорила:
– Десять лет назад я настояла, чтобы ты жила со мной, поскольку хотела для тебя стабильности. И безопасности. Каждый ребёнок в них нуждается.
Такого начала я не ожидала, поэтому, притихнув, слушала, что она скажет дальше.
– С тех пор ничего не изменилось. Ты, конечно, заметила, что наша семья слегка отличается от других. Но ведь у всех свои особенности, не так ли?..
– Так, – поддакнула я, не вполне понимая, к чему она ведёт.
Лоб бабушки омрачился, а взгляд прошёл сквозь меня, вонзившись в того, кого на кухне не было.
– А когда есть… особенность, всегда найдутся желающие ею воспользоваться. Но следует помнить, что в мире есть могущественные и опасные силы, от которых надо держаться подальше. – Бабушка сделала паузу, будто приглашая меня прокомментировать, но я не знала что ответить, и она вздохнула. – Ты ведь понимаешь, что можешь обо всём мне рассказать и в любую минуту обратиться за помощью? И если что-то случится или кто-то попросит тебя о чём-то важном, ты мне обязательно сообщишь, правда?
– Ты сейчас о чём-то конкретном, ба? – уточнила я.
– Я лишь хочу, чтобы ты помнила об осторожности, Виски. Завтрашняя ярмарка, потом бал… Что, если тебе уехать из города на несколько дней? Ты ведь давно мечтала побывать в столице. Я позвоню своей двоюродной сестре, она живёт там неподалёку. Погостишь у неё, считай это мини-каникулами.
– Уехать? Без тебя? И впервые слышу, что у тебя есть двоюродная сестра.
– Ладно, может, она не совсем двоюродная и мы с Анной не общались лет двадцать… тридцать… пятьдесят, но, уверена, она будет рада повидать внучатую племянницу.
– О существовании которой пока даже не подозревает?
Наметившаяся у бабушки на лбу складка подтвердила догадку, но через миг её глаза наполнились сталью.
– Это не обсуждается, – отрезала она, отворачиваясь к плите, и принялась энергично выскребать на сковородку остатки теста. Брызги масла с шипением запрыгали вокруг последней порции оладий. – Я уже забронировала для тебя билет на завтрашний поезд, он отправляется со станции в семь утра.
– Никуда не поеду! – возмутилась я. – Так-то ты решаешь проблемы? «Это не обсуждается», и всё?
Бабушка резко развернулась, наставив на меня деревянную ложку, с которой сорвалась капля теста.
– Я честно пыталась по-хорошему, надеясь на ответный шаг с твоей стороны, и мне неприятно заставлять тебя, но если придётся…
– Спасибо за предупреждение! Теперь я знаю, чего ожидать!
Она раскрыла рот для ответа, но осеклась, заметив в проёме Касинеля.
– Прошу простить за вторжение, я лишь желал предложить помощь по обустройству ужина. – Его глаза с некоторой опаской пробежались по выставленным блюдам и остановились на сковороде с оладьями. – О, вы тоже их печёте?
– Простите? – переспросила бабушка. – «Тоже»?
– Виски рассказала, что учит вас готовить. Не сомневаюсь, что с такой одарённой наставницей ваши усилия скоро принесут плоды.
– Конечно! – поспешила вклиниться я. – Если уж за что-то берусь, то довожу до конца. Всё правильно, ба, молодец, теперь можешь переворачивать оладьи другой стороной.
Встав спиной к Касинелю, я состроила умоляющую рожицу. Её лицо вытянулось, потом втянулось обратно.
Бабуля прожгла меня взглядом, после которого от особы с более чувствительной совестью остались бы только дымящиеся ботинки, поддела край блинчика лопаткой и сладчайше уточнила:
– Уверена, одарённая ты моя? А не кажется ли тебе, что серединка ещё не допеклась?
– Э-э, ну ты там сама смотри по обстоятельствам, я же учила тебя импровизировать! – Я сунула Охотнику поднос с чашками, подтолкнула его в коридор, а сама схватила заварочный чайник и блюдо с кексами. – Мы с инспектором пока отнесём это в гостиную.
Чаепитие прошло на удивление гладко. Бабушка с мастерством опытного дознавателя атаковала Касинеля самыми разными вопросами, большая часть из которых разбилась о потерю памяти и его ясный спокойный взгляд. Я же сосредоточилась на незаметной проверке еды. Всё оказалось чисто. Что уже само по себе было подозрительно.
Точку в беседе поставила кукушка, вылетевшая из напольных часов и возвестившая полночь.
– Похоже, он хороший человек, – задумчиво протянула бабуля с порога, наблюдая, как Касинель шагает к калитке.
– Так и есть, – насторожённо подтвердила я.
– И с физической подготовкой всё в порядке, сумеет за тебя постоять, – продолжила она, побултыхав недопитый Касинелем чай и вглядываясь в осадок.
– За меня?
Бабуля отставила чашку, прищурилась в последний раз на удаляющуюся широкую спину и кивнула.
– Ладно, можешь никуда не уезжать, но с двумя условиями: людные места будешь посещать только в его сопровождении…
– Легко! Я ведь уже сказала, что мы с Неттой и Чезаре помогаем инспектору.
– …и наденешь кренделёк.
– Что?! Добровольно поставить на себя маячок? Нет уж, спасибо.
– Тогда – утренний поезд, – отрезала бабушка.
Я стиснула зубы.
– Ладно, кренделёк так кренделёк.
Видя, что одержала победу в главном, бабуля смягчилась.
– И, конечно, никаких свиданий с ним.
– Ба, – покраснела я.
– Этому молодому человеку уже явно исполнилось двадцать один, – строго заметила она. – Вот станешь совершеннолетней, тогда встречайся с кем захочешь. После моего одобрения, конечно. К тому же не забывай, что он многого о себе не помнит.
– Из-за травмы, – быстро вставила я.
– Из-за травмы, – иронично подтвердила она и подняла палец. – А именно память делает нас теми, кто мы есть. Инспектору ещё предстоит сложить свой пазл.
Бабуля вернулась в гостиную, а я задержалась, чтобы захватить чашку. От колыхнувшихся на дне остатков повеяло травами и ноткой чего-то знакомого… До меня дошло. Ну конечно! Чай Прозрения, или по-другому «чай души», потому что помогает выявить суть того, кто его выпил. Без деталей, просто, к чему человек тяготеет: свету или тьме, чего в нём больше. Вот почему бабушка не стала возражать против Охотника – она в него заглянула. И когда только успела подменить «Эрл грей»?
Глава 19
Перед сном я предприняла ещё одну попытку призвать свои силы: зажгла на полу по кругу свечи-таблетки с ароматом яблока, уселась в центре и, прикрыв глаза, представила себя на берегу моря. Потом в пустыне. Затем на краю утёса. Наконец – в совершенно пустом зале «Весёлого ворона». Озарения так и не случилось, зато чуть не заснула.
Позёвывая, задула огненные лепестки и, кажется, отключилась ещё в процессе вползания под одеяло.
Разбудил меня не заведённый на полвосьмого будильник, а телефонный звонок, прервав какой-то сумбурный сон. На дисплее высветился незнакомый номер. Подавив желание скинуть вызов и перевернуться на другой бок, я нажала «принять».
– Слушаю.
– Виски Финварра?
Остатки сна мгновенно слетели, потому что в трубке раздался голос сержанта Роука. Он звучал так же приглушённо и безэмоционально, как накануне, под действием помадки.
– Да, сэр!
– Ты велела сообщить, если где-нибудь будет замечен юноша с костяным вороном. Так вот, его видели патрульные.
Я уже прыгала по комнате, натягивая юбку-шотландку, и пыталась нырнуть в футболку, не выпуская сотовый из рук.
– Давно? Где? Что он делал?
– Информации много, расскажу при встрече. Приходи как можно скорее в полицейский участок, тут есть пара вещей, на которые тебе стоит взглянуть.
– Да! Сейчас буду!
На том конце линии отсоединились. Как жаль, что Кас сегодня ночует в общежитии! Бежать за ним времени нет, сержант Роук не будет ждать до утра, поэтому я тихонько выскользнула из дома, подняла капюшон толстовки и со всех ног бросилась в район, где располагался участок.
Фасад департамента полиции освещался статичными прожекторами, но в окнах свет не горел. На пустынной парковке сиротливо притулилась одна-единственная машина, видимо, сержанта Роука. Стоило подойти ближе, как включилась автоматическая система полива газона. Я поскорее проскочила двор и вошла в здание.
На турникете горел зелёный огонёк – спасибо предусмотрительному полицейскому. Только его самого нигде не было видно. «Аквариум» оказался пуст, как и общий зал. Дневной гул голосов и телефонные трели сменились гнетущей тишиной. Из полумрака проступали очертания столов и стульев, белели приклеенные к экранам стикеры с пометками, кто-то оставил на столе недоеденный пончик.
– Сержант Роук, вы здесь? Это я, Виски Финварра!
В глубине здания раздался шум – кажется, со стороны кабинета суперинтенданта. Может, они оба там, совещаются? Я поспешила в коридор, ведущий к резиденции шефа полиции. Миновав вереницу портретов на стенах и поворот к мягкому уголку, постучала в дверь кабинета, из-под которой пробивался свет, и, не дожидаясь разрешения, вошла.
Там горела настольная лампа, от фарфоровой чашки струился пар, наполняя комнату ароматом кофе, а над повёрнутым к окну креслом виднелась полицейская фуражка, и я направилась к нему.
– Суперинтендант? Мне только что звонил сержа…