– Машина приехала за 4 минуты. Галочка. Первым выпрыгнул доктор. Галочка. В военной форме. Галочка. В военных ботинках. Галочка. Без автомата. Нет галочки.
За моей спиной уже стояла моя команда, упакованная, как спецназ.
Трудно было не догадаться, что все-таки это учебная тревога. Я чуть вспылил. Вы знаете, иврит для меня не родной язык, а выученный, так сказать, простой, рыночный. А тут во мне проснулось такое красноречие. Я красиво объяснил военным, что думаю про их папу, маму и многие поколения, чуть не дошел до Адама.
Но те были нормальные ребята. Они и сами понимали, что занимаются фигней. Один невозмутимо спросил:
– Все? Ты высказался?
– В общем, да. А что, нужно продолжать до ваших предков среди обезьян?
– Тогда просто в следующий раз прихвати пушку. А теперь можете возвращаться.
Я думал, что меня снова оштрафуют. Но ничего такого не произошло. Оказалось, что такого рода тренировку провели на всех базах по границе, а мы даже оказались лучшими.
Вот так глупо я проводил время в армии, не трогая оружия. И слава богу.
Хотя, вру, был один раз, когда потрогал.
Была совершенно стандартная ситуация. Прислали повестку. Я, как обычно, не торопясь поплыл в армию. Офицер, распределяющий по базам, которого я помнил еще как стажера, работавшего у меня в отделении, вдруг сказал:
– Боря, мы знаем, ты классный доктор, и есть место, где без твоей помощи не обойтись.
Нужно совершенно не знать армейских порядков, чтобы не понимать: когда тебя изначально хвалят, значит, собираются подсунуть ужасное дерьмо.
Я понял, что попал.
– Ладно, не гони, – ответил я офицеру. – Что вам от меня надо?
А тот, сукин сын, отвечает, что на территорию Израиля со стороны Египта прорвалось кочевое племя бедуинов, которые просят защиты от другого племени, угрожающего им кровной местью. А поскольку многие из них никогда не видели врачей, то я буду служить на ближайшей базе и оттуда оказывать медицинскую помощь.
– Все, – подумал я. – Пропали мечты о нудной, но спокойной жизни.
– Тогда, – говорю я, – давай договоримся.
Надо сказать, что, по правилам, первые два дня службы резервисты должны проводить на стрельбище.
– Я помогу лечить бедуинов, – сказал я , – но вместо стрельбищ сейчас поеду домой, а потом, когда будут развозить по базам, вернусь.
Офицер безоговорочно согласился, что показалось еще более подозрительным. Эти сборы будут еще большее дерьмо, чем я предполагал, подумал я.
Я приехал вовремя и честно, как и полагалось, на базу. Меня встретил доктор с совершенно обезумевшими глазами.
– Наконец-то, – сказал он. Вскочил в свою машину и укатил.
Как выяснилось, он был психиатр, которого вызвали к бедуинам принимать роды. Я не пришел в восторг от необходимости делать это, потому что все, что знал из акушерства, давно позабыл. Но мне повезло. Обошлось. Но подобные случаи бывали не так часто. Израиль успел договориться с Египтом о передаче обратно бедуинского племени. И меня почти не дергали.
Один раз поймали нескольких арабов, которые пытались убежать от пограничников, и двое из них пожаловались, что болеют. Как всегда, это произошло среди ночи, и я увидел группку несчастных людей, запертых под арест в одной комнате. У двоих действительно была температура. Я их осмотрел, понял, что ничего особенного их жизни не угрожает. Через переводчика сказал, что сейчас вернусь и принесу лекарство.
У меня в вагончике стоял огромный картонный ящик с медикаментами, присланный для бедуинов какой-то благотворительной организацией. Я нашел нужные антибиотики и пошел обратно. Переводчик уже смылся. Я дал таблетки больным. Но остальные бедуины начали волноваться. С трудом, но я все-таки понял, что они тоже хотят лекарство. Я на некоторое время задумался. Нельзя же просто так давать антибиотик, но, объяснив жестами, что вернусь, ушел. Покопавшись в своем волшебном ящике я нашел коробочку с витаминами. Я их притащил обратно и раздал. Один из бедуинов поцеловал мне руку. Может, я сделал больше, чем все остальные вместе взятые в развитии арабо-израильских отношений. Но когда я со спокойной душой собрался спать, в мою дверь постучали. В три часа ночи. Это были два усталых пограничника. Не резервисты, как я, а профессионалы.
– Можно мы оставим это у тебя? – спросили они. У них было два здоровенных мешка.
– Конечно, – ответил я, но все-таки поинтересовался, – а что там?
Пограничники ухмыльнулись.
– Ты газеты читаешь?
Я начал заводиться и ответил:
– Я вообще читать не умею.
Те засмеялись.
– Не напрягайся. – сказали они. – Мешки – причина кровной мести. Марихуана. Одно племя украло у другого. Мы решили, что надежнее всего пока оставить ее у тебя.
– И сколько там ее? – по-идиотски спросил я.
Один из пограничников вынул из кармана бумажку и сказал:
– 43 килограмма 870 граммов.
Я запер за ними дверь, а потом подумал, что влип. Весь мой вагончик сделан кое-как, и если у какого-нибудь отморозка есть к этим мешкам специфический интерес, то ни замок, ни стены его не остановят.
Я достал из-под кровати автомат. Проверил его, чего не делал давно. И вставил магазин. Я спал с ним как с любимой женой. Но недолго. В пять утра снова раздался стук в дверь. Я с пушкой пошел к двери и услышал знакомый голос пограничников. Те забрали мешки, а один, смеясь, увидев мою пушку, сказал:
– Док! А ты, похоже, перенервничал.
– Ты бы тоже перенервничал, – угрюмо ответил я, – если бы спал на 40 килограммах марихуаны.
Это был первый и последний раз, когда я чувствовал себя наркобароном и по-серьезному трогал оружие.
А в гражданской жизни было относительно легко. В отделении больницы, где я работал, меня дрючили, как и остальных, но были и преимущества. Я, как вампир, всегда мог достать кровь. У меня наладились хорошие отношения с медсестрами. А это очень важно. Только молодой и наивный доктор может думать, что он начальник и умнее их. Вначале они, сестры, ставили меня на место, как и остальных новичков. А потом поняли, что на меня можно положиться. И мне стало легче дежурить. Многие вещи, которые должен был делать я, они делали сами. Они знали, что если возникнет критическая ситуация, то я их не подведу.
В одно из дежурств я мирно лежал на кровати, когда раздался телефонный звонок. Ничего хорошего он не предвещал. Или у кого-то сильно ухудшилось состояние, или поступил новый больной.
– Боря! – сказала в трубку сестра Дина. – У тебя новая пациентка.
Зевнув, я вышел из ординаторской. Не очень внимательно просмотрев запись приемного отделения, понял, что речь о воспаления легких у молодой женщины. Я вошел в палату. Мамочка дорогая!
Я не видел в жизни такой красивой женщины.
У меня в голове существует тормоз, происхождение которого я объяснить не могу. К женщинам-пациенткам не могу относиться как к женщинам. Могу оценить их достоинства, но не более того. Я знал докторов, которые, скажем так, чересчур тщательно осматривали молодых женщин. Это у меня вызывало брезгливость. Не в отношении женщин, а в отношении докторов.
А тут меня как будто ударили по голове. Я вышел и позвал медсестру. Я и раньше был осторожен при осмотре молодых женщин, а после этой позорной для Америки истории президента и какой-то девчонки, стал осторожней вдвойне. Тем более что вся больница теперь была увешана плакатами – как избежать сексуального домогательства.
В присутствии медсестры я провел осмотр. Больная что-то объясняла мне на ужасном иврите и вела себя как любая другая молодая женщина: давала себя осмотреть кусками. Тут приподнимет, здесь приспустит…
Хотя бывают и исключения. Я ухожу в сторону, но однажды попал в забавную ситуацию.
Я дежурил в приемном отделении, было уже где-то около семи утра. Вскоре меня должны были сменить. Я, сидя, кемарил за своим столом.
– Док! – дернула меня за халат сестра. – У тебя новая больная.
«Твою мать», – подумал я. Но ничего не сказал.
В это время в приемном отделении, как правило, тихо.
Рядом с кроватью приемного отделения стояла молодая женщина, у которой все было на месте. Даже очень хорошо на месте. Она вообще не выглядела больной, и я, усталый доктор, не понимал, какая была срочность в обращении ко мне, когда через час можно обратится в поликлинику.
Она сказала, что у нее болит в низу живота. Я только рассердился. Эти дамские обращения с воспалением мочевых путей – давняя головная боль всех дежурных врачей. Всех делов – дать несколько таблеток антибиотика.
– Раздевайтесь, – сказал я ей.
Медицина – коварная штука. Что бы ты ни думал, больных нужно осматривать. Мне нужен был только ее живот, чтобы не пропустить что-нибудь хирургическое, например, аппендицит.
Жалко, что у меня не было секундомера.
Женщина сказала:
– Я так и знала.
А потом мои фишки вывались из глаз. В течение секунд передо мной оказалась абсолютно голая женщина в коротких розовых эротических носочках.
Это принесло свои результаты.
Во-первых, главное, я окончательно проснулся. Во-вторых, у нее, как я и предполагал, не было ничего серьезного. В третьих, я подозвал к себе медсестру.
– Какого хрена, – спросил я, – вы меня дернули? Она не могла подождать час?
Сестра виновато на меня посмотрела.
– Да мы ей объясняли. Но она здесь в больнице работает. Требовала, чтобы ее срочно осмотрел доктор.
– Ладно, тогда мне десять минут нужно побыть в моей комнате.
Сестра участливо на меня посмотрела.
– Конечно, идите. Отдохните. Мы позовем вас только на реанимацию.
Я ушел к себе, но сестра ошибалась, думая, что я иду отдыхать. Я умирал от хохота. Причем, чуть ли не кулаком затыкал себе рот. Стенки кабинета были картонные. Рядом спал и храпел хирург, а с другой стороны был банк крови. Я видел достаточно голых женщин, но чтобы так в секунду раздеться… У меня только снять с женщины лифчик занимает полчаса.
Эта история в приемном отделении напоминает мне другую. Намного более опасную. О том, как я побил молодую женщину. Вампиры все-таки отличаются от других людей.