– Ш-ш-ш, сладкая… подожди немного.
Обвел подушечкой большого пальца мои губы, надавливая и проникая в рот, и я, не сдержавшись, прикусила его, втягивая глубже. Начала сосать, даже от этого получая какое-то нереальное наслаждение.
– Сладкая… – повторил Влад, снова склоняясь ко мне. Лизнул ямку между ключицами, втянул кожу, надавливая языком. И не видя, я отчетливо представила оставшееся от его губ красное пятно. И впервые в жизни захотела, чтобы таких следов было больше. Как можно больше на моем теле.
Поочередно лизнул груди, перекатывая во рту затвердевшие соски. На смену губам пришли пальцы, умелые, сильные, он начал играть, то тянул, то сдавливал, то ласкал нежно-нежно, заставляя меня извиваться и беспомощно ловить губами воздух. А сам двинулся еще ниже, ныряя языком в ямку пупка. И еще ниже, опускаясь между моих раздвинутых коленей.
Это было впервые. Сегодня все – впервые для меня. Такие ласки – за гранью привычных ощущений. Бесстыжие, дерзкие, сводящие с ума и возносящие на то небо, что распростерто над нами. И еще выше. Я и хотела бы, да не могла стесняться, тянулась к нему, приподнимала бедра навстречу каждому новому толчку языка, каждому движению губ, будто умоляя не останавливаться. Уже не владела собой, когда царапала его плечи, путалась пальцами в волосах, пытаясь притянуть еще ближе к себе. Стонала, шептала его имя, умоляя об облегчении.
Звезды стали ближе. Заискрили разными цветами над головой, сливаясь в один бесконечный поток. Растеклись сполохами, унося меня с собой в запредельную даль. И улавливая ту самую грань, когда я рассыпалась на мириады таких же звезд, Влад снова приподнялся надо мной, чтобы мгновенье спустя выверенным, резким толчком погрузиться в мое тело. Не сдерживаясь, начал вбиваться в каком-то диком, сумасшедшем ритме. Захрипел, утыкаясь мне в шею, смял грудь. Задвигался еще резче, снова набросился на мой рот, повторяя языком вторжение члена. И нагоняя меня, все еще содрогающуюся в экстазе, тоже застонал, зарычал, с головой погружаясь в марево наслаждения.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я снова обрела возможность что-то соображать. Кажется, где-то далеко на горизонте ночная темнота уже начала постепенно таять, и приближающийся новый день заставил очнуться. Мы так и лежали, не отодвигаясь друг от друга, не размыкая объятий. Его теплое дыхание касалось кожи, пальцы легонько перебирали спутанные волосы. Я не чувствовала ночной прохлады: сильное горячее тело надежно укрывало от нее. Если бы только можно было остаться здесь навсегда… С этим мужчиной, ощущая его так близко, чувствуя в себе все еще твердую, полную желания плоть. Не думать ни о чем другом.
– Ты моя, – прошептал Влад, сдвигая волосы и пробираясь губами к моему уху. Прикусил мочку, тут же обводя ее языком. – Я больше не смогу без тебя.
Чуть развернулся, чтобы заглянуть мне в глаза, и там внезапно защипало от подступивших слез. Родной. Единственный. Я ведь тоже больше не смогу без тебя…
Я приоткрыла рот, чтобы сказать об этом, и мужчина тут же склонился к губам, накрывая их поцелуем. А от следующих его слов слезы все же сорвались, обожгли виски, но я только теперь поняла, что значит плакать от счастья.
– Ты же дождешься меня? Дождешься, любимая?
Глава 22
Месяц спустя
– Ковалева! Оксана! – на окрик главреда я отреагировала не сразу. Опять. Вынырнула из пучины собственных мыслей, пытаясь сфокусировать взгляд на разгневанном лице Мурзина. – Да что с тобой последнее время происходит? У меня такое чувство, что из командировки ты не вся вернулась, голову там оставила.
Скорее, сердце. Оно точно осталось в тихой глухой деревушке, там, где я таяла в объятьях самого потрясающего мужчины. После того, что случилось между нами в мою последнюю ночь в Зипунах, вряд ли смогла бы забыть о нем. Он не только завладел моим телом так, как это не удавалось прежде никому, но и проник в мысли, заполнил сознание. Стал дорог и очень важен. И все, что связано с ним, тоже сделалось очень значимым.
Статья давно была написана и уже увидела свет. Прогнозы редактора оправдались: после ее выхода наш журнал действительно резко взлетел вверх. Рейтинги возросли со скоростью, какой не было с момента основания издательства. Посыпались новые заказы и предложения от весьма влиятельных людей даже в большей степени, чем ожидал Мурзин.
Я получила премию и, в кои-то веки, его одобрение. Не то чтобы оказалась на особом счету в редакции, но некоторые оплошности он теперь был готов мне простить. Такие, например, как подобная рассеянность, когда вместо того, чтобы слушать выступающих на планерке, я тонула в размышлениях. Причем довольно нерадостных.
После Ваниной операции минуло уже около десяти дней, и, как написал мне Влад в коротком сообщении, прошла она хорошо. Теперь вроде бы должен был наступить какой-то перелом во всей ситуации. В наших отношениях. Во всяком случае, так я думала и этого ждала.
Но за целый месяц мы не виделись ни разу. И если вначале я утешала себя мыслями о том, что мужчине точно не до свиданий, когда сын в больнице с таким тяжелым диагнозом, то сейчас подобные убеждения давались все сложнее.
Влад уже несколько дней не звонил и даже не писал. Это пугало. Я не разуверилась в его словах, и сделанное там, в Зипунах, признание, все еще отчетливо звучало в ушах, согревая мое сердце, но все трудней было допустить возможность нашего с ним совместного счастья.
Никогда не была мнительной, но и из сказок выросла давным-давно. А в реальной жизни как раз существовало множество причин, по которым Сотников мог молчать. Зато шеф как раз сегодня, казалось, решил перестать оказывать мне снисхождение.
– Простите, Сергей Семенович, – подавила вздох, потому что экран телефона, который я гипнотизировала последнюю четверть часа, упорно оставался темным. – Задумалась.
– Хотел бы я знать, о чем? – хмуро отозвался редактор, разглядывая меня. – Что может быть настолько важнее планерки, что ты все пропустила мимо ушей?
– О темах для новых публикаций, конечно, – заставила себя улыбнуться ему, прекрасно зная, что бы он хотел услышать сейчас.
– Красиво врешь, – кивнул Мурзин. – Только не убедительно. О работе с таким мечтательным выражением лица не думают. Ты не беременна часом? Корецкий вон в отпуск просится, – недовольно сверкнув глазами в сторону Максима, главред продолжил. – Имейте в виду, если вы действительно надумали плодиться и размножаться, рожать будешь прямо в редакции. В промежутках между написанием статей. Я из-за вашей любви не собираюсь терять первоклассных специалистов.
Мне показалось, будто в лицо плеснули холодной водой. Сидевший чуть в стороне справа от меня Макс закашлялся, а все остальные присутствующие уткнулись в бумаги, изо всех сил стараясь не рассмеяться. О понятии деликатности, конечно, наш начальник даже отдаленного представления не имел. Разве можно о таких вещах говорить публично?
– Ладно, все свободны. Ковалева, надеюсь, ты меня услышала. Никакого отпуска в ближайшее время. Ни обычного, ни декретного.
Из кабинета я вылетела первой, собираясь поскорее укрыться в собственном, потому что прекрасно знала, о чем в первую очередь начнут теперь болтать все, кто был на планерке. И участвовать в этом разговоре не было никакого желания.
– Оксана, стой! – нагнал меня на лестнице Максим. Тронул за плечо, заставляя обернуться.
– Это правда?
– Ты о чем? – с ним хотелось говорить еще меньше, я так и не смогла победить в себе неприязнь к этому человеку, после того как узнала о его связи с женой Влада.
– Не прикидывайся, – помрачнел он. – Прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Ребенок мой?
Я смотрела на человека, с которым провела вместе столько времени, который клялся мне в любви и говорил, что мечтает быть рядом, и не могла поверить, что все это происходит на самом деле. Где были мои глаза? Как могла подпустить его к себе?
Неважно, какие отношения связывали его с Еленой Сотниковой, неважно, с кем еще он спал или проводил время. Вообще ничего не важно. Я больше не хотела ни видеть, ни слышать о нем.
– Ты почему молчишь? – продолжал настаивать Максим, пытливо вглядываясь в мое лицо. Будто рассчитывал, что ответ должен заискриться в глазах или проступить на лбу.
– Нет, не твой, – мне внезапно стало смешно. Если бы я и в самом деле была беременной, Корецкому бы сказала об этом в последнюю очередь. – Ты не имеешь отношения ни к моему ребенку, ни ко мне. Просто забудь о том, что мы когда-то допустили глупость и оказались ближе, чем коллеги.
– Тогда чей он? – глаза мужчины округлились, и там промелькнуло что-то, очень похожее на возмущение. – Ты что, спала не только со мной?!
Теперь я рассмеялась уже вслух.
– Ты мне еще сцену ревности устрой, Отелло недоделанный. Беременна я или нет и от кого, тебя не касается. И уйди с дороги, мне надо работать.
Он открыл рот, собираясь произнести что-то еще, закрыл, снова открыл. И до того нелепо выглядел в этот момент, что мне даже стало его жаль.
– Не понимаю, чего ты злишься, – наконец, выдал Корецкий, немного взяв себя в руки. – Если ребенок и не мой, все равно надо поскорее что-то решать, пока не поздно. Я ведь просто беспокоюсь о тебе, ты не чужой мне человек.
После таких слов захотелось его ударить. И возможно, именно это я бы и сделала, но в коридоре появилась запыхавшаяся секретарша Мурзина.
– Ковалева, к шефу, бегом!
Я растерялась: что могло случиться за всего несколько минут, только ведь ушла оттуда? Но спорить, разумеется, не стала. Тем более, лучшего повода избавиться от Корецкого и придумать было нельзя.
– Мы не договорили! – попытался он остановить меня, но секретарь сделала страшные глаза, тут же набрасываясь на него:
– Сергей Семенович ждет, ты вообще в своем уме? Потом договорите!
Такая поспешность все-таки была странной. Мурзин самодур, конечно, но никогда еще за те несколько лет, что я здесь работала, не случалось, чтобы он требовал чего-то настолько срочно. Вика же ничего и не думала объяснять, неслась назад с такой скоростью, словно на пожар, так что мне оставалось только следовать за ней.