28
– Почему ты до сих пор наблюдаешь за ними?
Я слегка вздрогнул, но быстро взял себя в руки и медленно повернулся в сторону Таранса. Первое правило многомесячной военной подготовки: никогда не расслабляйся. Стиснул зубы, осознав свою глупость, и нацепил непроницаемую маску.
Отблеск свечи освещал его покрытое шрамами лицо.
Как можно равнодушнее я поднял подбородок и приложил руку ко лбу, чтобы поприветствовать его:
– Неплохое замечание, солдат. Тем не менее подло подкрадываться ко мне так, когда мы не на поле битвы.
– Все это лишь вопрос подготовки – и дерзости, капитан. – Я расслабился и, посмеиваясь, похлопал его по плечам.
– Что привело тебя сюда, товарищ?
– Возможно то же, что и тебя. – Он наигранно вздернул брови, чтобы спровоцировать меня. Я закатил глаза и притворился занятым.
– Король хочет меня видеть. Я лишь жду, когда он закончит со своими делами.
– Которые, похоже, тебе не нравятся.
Девушка в слезах пронеслась мимо, не заметив меня. В последнее время она часто плакала. Но меня это не волновало.
– Я здесь по долгу службы. А не для того, чтобы удовлетворить свой интерес.
– И по какому же, капитан? – Мы с Тарансом были друзьями слишком долго, чтобы от него смогло ускользнуть, сколько раз я прогуливался по темным коридорам, чтобы увидеть, что она делала. Обычно она ничего не делала. Ничего, либо плакала. Я не мог избавиться от ощущения, что она страдает от жуткой тоски по дому.
Это не было удивительным, как и то, что стэндлеры до сих пор не убрали лагерь у наших ворот и ничего не делают для этого.
София, казалось, чувствовала их присутствие.
На сколько еще им хватит запасов? У них было много ртов, но они не имели столько средств и возможностей, сколько было у наших солдат. Длительные осады требовали планирования и хорошо распределенной провизии.
– Не думай, что я не заметил, как ты каждую ночь стоишь перед ее комнатой. Может быть, она вскружила тебе голову? – Таранс был не только превосходным солдатом, но и стражником и отменным шпионом. Я вспомнил, что на этой неделе назначил его стражником в замке, и меня раздражало, что у него везде есть глаза и уши.
– На следующей неделе ты будешь охранять опорный пункт. Твои заговорщические теории действуют мне на нервы.
– Так точно, капитан! – рассмеялся он и уже собрался уходить, как внезапно остановился. Лицо задумчиво перекосилось.
– Говори, – приказал я. Он быстро перешел от непринужденного болтливого тона к военному языку.
– Стэндлеры по-прежнему не делают никаких попыток разобрать свой лагерь.
– Я знаю, – сказал я и потер переносицу. Если Люциус узнает об этом, а рано или поздно он узнает, он прикажет мне убрать их силой.
– Кроме того, восточный отряд защитной стены сообщает, что ночью они заметили необычные тени на краю скал.
Проклятье!
Это было нехорошо. Вовсе нет. Я сжал руки в кулаки.
– Ты можешь еще раз связаться с той стэндлеркой?
– Стэндлеркой?
Мы оба знали, что ее звали Яной. Я следил за ней.
На мгновение солдатская выправка исчезла с его лица, но он быстро взял себя в руки.
– Нет, капитан!
– Она казалась довольно благоразумной. – Таранс кивнул. Поговорить с ней было его идеей. Воззвать к ее совести. Он ужасно хорошо разбирался в людях, в этом я мог на него положиться. Я надеялся, что нам не придется принимать более жестких мер. Таранс говорил с этой Яной. Мы выкинули их шатры и сцену. Что еще нам нужно было сделать, чтобы они поняли, что должны уйти?
Люциусу не понравится эта новость. Я не хотел представлять, какие болезненные наказания он придумает для таких «паразитов», как они. В этом отношении он и министр были беспринципными негодяями. Причем министр был еще более циничным.
– Что мы будем делать?
– Полагаю, подождем, – задумчиво произнес я, хотя понимал, что не могу ждать, пока что-то случится. Покушение или что-то в этом роде.
– Похоже, она значит для тебя гораздо больше, чем я думал, – сказал Таранс, оставив меня наедине со своими мыслями. Зачем, ради всего на свете, я это делал?
– Что могут сделать палки против стали? – крикнул я ему вслед, но знал, что эта стратегия никогда не работала. Как говорил полковник Кант: «Оружие заставляет кровь пролиться. Мысли могут разрушать».
Я ненавидел себя за слабость, когда дело касалось девушки.
«Она когда-нибудь убьет меня», – процедил я сквозь зубы, ожидая брата, который все еще оставался в комнате, которую она так поспешно покинула.
Как только он появился в свете тусклых свечей, я вышел из своего укрытия.
– Ты хотел видеть меня?
– Все верно, – ответил он и четким движением руки поплыл в мою сторону. – В конце концов, ты больше не появляешься на семейных ужинах по неизвестным мне причинам. Что тебя угнетает, брат?
– У меня много дел.
– О, я вижу это, – король разразился звонким смехом. Он звучал наигранно, а его глаза изучали меня ледяным взглядом. Я расправил плечи, пока спину не сковало от напряжения. – Поэтому ты шатаешься по темным коридорам. Мне сказали, что тебя часто видят у покоев моей невесты.
От того, что он назвал Софию своей невестой, меня затошнило. Она была всего лишь испуганная девушка, которую он заставил остаться здесь. Она все потеряла. Нет, он отнял у нее все! Я видел это в ее глазах. Всякий раз, когда наблюдал за ней, она уносилась в свои мыслях далеко отсюда. А потом плакала… отвратительное зрелище.
Я стиснул зубы, чтобы скрыть свое внутреннее смятение.
Солдат не показывает свои слабости.
Полковник Кант был умным мужчиной.
– Кто сказал тебе об этом?
– У меня повсюду глаза и уши, в конце концов, я король. Мне неприятно видеть, что ты относишься к ней с отвращением. Что она тебе сделала?
– Ничего.
– Ничего? – Он приподнял брови. – Все это не мое дело. Но, ради мира, я не хочу снова видеть твои вспышки, как на прошлой неделе.
– Разумеется.
– Теперь перейдем к тому, ради чего я позвал тебя. Пройдем, пожалуй, в кабинет.
Я сдержался, чтобы не закатить глаза, и последовал за его беззвучным передвижением. Как только мы вошли в серебряную комнату, где когда-то правил наш отец, я внутренне сжался. Здесь он прежде сидел под своим портретом, который сменился изображением Люциуса. Тут он вел дела. Подписывал договоры. Обсуждал вопросы с другими королевствами. Раньше мне нравилось бывать здесь. Теперь у меня перехватывало горло.
– Из-за чего она снова плакала? – спросил я, как только мой брат движением руки закрыл за нами дверь. Для меня его дар был не больше, чем обыденность. Я последовал его безмолвному призыву сесть за стол.
– Не знаю, почему тебя это волнует, но ты мой брат, и я люблю тебя, так что расскажу тебе, – он произнес это с таким равнодушием и холодностью. Жертва, которую требовали годы.
Разница, которая всегда существовала между нами.
– В последние дни она выглядит довольно отстраненной.
– Потому что скучает по своей семье, – заключил я, на что Люциус ответил пренебрежительным шипением. Он сложил длинные бледные пальцы, на которых сверкали многочисленные кольца. В одном из них я узнал перстень нашего королевства.
– Она не перестает говорить об этом глупом сброде. Мне не нужна жена, которая предается воспоминаниям. Это, правда, единственное, что меня беспокоит в ее присутствии. Эти… – он в отвращении скривил рот, – грязные маленькие дикари. – Затем он посмотрел на меня. – Мне сообщили, что стэндлеры все еще в лагере у наших ворот. Это так? – Я вздрогнул, но покорно кивнул, готовый объясняться, почему до сих пор ничего не сделал.
Но что я должен был сказать? Было ли это… жалостью?
Я тут же услышал стальной голос отца, упрекающий меня: «Я не жалею даже своего сына. Никто не заслужил моей жалости».
Люциус, казалось, кипел от ярости и силой своих сельтерских рук разбил стакан.
– Проследи, чтобы они ушли! Я дам тебе необходимое время. После я никогда больше не хочу их видеть. Ты понял меня, капитан?!
– Так точно, Ваше Величество, – сказал я, избегая взгляда его серебряных глаз.
– Хорошо, – похвалил он. А потом его гнев сменился желанием поговорить: – А, кстати, София присоединится к нашей завтрашней официальной встрече. В конце концов, она скоро станет моей королевой.
– Но, – в ужасе запротестовал я, пытаясь согнать жар со своего лица. Завтрашний приговор в день правосудия был зрелищем не для нее. Люциус в ответ поднял руку и улыбнулся.
– Ей нужно посмотреть, чтобы все понять. Она умная девушка, Эрик. Возможно, ты единственный, кто еще не заметил этого. Насилие ломает людей. Страхом их можно контролировать.
– Министр сказал тебе это? – Я сжал руки под столом. Люциус отклонился на трон и подчеркнуто любезно улыбнулся.
– Что, если и так?
– Она не выдержит, подумай об этом еще раз! – Когда мы были детьми, нас взяли с собой, чтобы показать, какое правосудие царило в Купфоа. Из-за этих картин я не мог спать месяцами. Если не годами! Зияющие дыры. Кровь, превращающаяся в медь. Отрезанная плоть, валяющаяся на каменном полу.
– Уже! – прогремел он и хлопнул рукой по столу. Но я не отвел свой взгляд, выдержав его пылающий.
– Ты совершаешь ошибку, Люциус.
– Пусть так. В конце концов, король тут я, а не ты! – Я в ярости подскочил. Теперь я превосходил его в размерах. И если бы не блестящая корона, которая придавала ему столько достоинства, может быть, и в этом. – Я спрошу еще раз, почему тебя это волнует, Эрик. Можно подумать, ты ревнуешь.
– К тебе? – мой голос надломился. Но в последнюю секунду я сдержался и принял боевую позу. Ухмылка Люциуса стала такой же хищной, как оскал дикого животного. Он изменился. Раньше он исчезал за книгами, чтобы избежать любого конфликта. Теперь специально провоцировал меня.
Но что еще больше меня подстрекало – так это золото, которое когда-то принадлежало моему отцу. Я подавил рычание.