– Ты знаешь, что произошло, – промолвил я. Он пристально смотрел на меня – скорее даже, сквозь меня, сквозь мои глаза в глаза Амеля. Кто знает. Но Амель молчал. Он был здесь, как и пребудет теперь навеки, но не проронил ни звука.
И Гремт – ни звука. Глядя на него, было совершенно невозможно заподозрить, что по природе он самый настоящий дух, а не один из нас, бессмертных, до того полным жизни казался он, таким полноценным физически. И сейчас его переполняли эмоции. Видно было, как он нервничает.
Я заговорил первым:
– Мне бы хотелось в самом скором времени поговорить с тобой: сесть вместе, если только ты согласишься, и побеседовать – с тобой, Магнусом и всеми вами. Как только смогу, я вернусь в дом своего отца во Франции, в стране, где я родился на свет. Навестите ли вы нас там?
Снова никакого ответа. Наконец Гремт словно бы собрался, взял себя в руки. По телу его пробежала легкая дрожь, и он ответил:
– Да. Да, безусловно, благодарю тебя. Нам бы очень хотелось принять твое приглашение. Прости, что помешали тебе, явившись незваными. Я понимаю, что сейчас тебя ждут в другом месте. Мы просто не могли больше оставаться в стороне.
Вампир Тесхамен, беловолосый и элегантный, шагнул вперед и представился тихим приятным голосом:
– Надеюсь, ты простишь нас за столь неожиданный визит. Но, видишь ли, мы так желали встретиться с тобой – и после всего случившегося просто не могли более медлить.
Что они знали о случившемся? Ну да, конечно, как им не знать! Разве могло быть иначе? Призраки, духи – разве есть пределы тому, что они могут узнать. Возможно, они незримо витали в доме, когда Амель вошел в меня.
Тесхамен, похоже, хотел меня успокоить.
– Лестат, – с теплотой в голосе проговорил он, – мы – древние старейшины Таламаски. Тебе ведь уже говорили об этом. Мы – основатели ордена. В некотором смысле мы и есть настоящая Таламаска, вечная Таламаска, которой больше не требуются смертные. И мы жаждем побеседовать с тобой.
Арман молча и неподвижно стоял у стены.
– Ну так и я страстно желаю с вами побеседовать, – отозвался я. – И прекрасно понимаю, почему вы пришли. Подозреваю, что понимаю и то, почему вы отъединились от ваших смертных собратьев по ордену. Во всяком случае, так мне кажется. Но прежде, чем повидаться с вами, мне надо время – подготовить замок во Франции. Но прошу вас снова навестить меня там, и поскорее.
– Меня зовут Хескет, – представилась женщина-призрак. – Мы тоже жаждем этой встречи. Даже и сказать нельзя, как жаждем.
Ее густые белокурые волосы роскошными волнами струились вокруг лица, удерживаемые заколками из платины и жемчуга, а потом спадали по плечам. Такая прическа никогда не выходит из моды.
Хескет протянула мне затянутую в перчатку руку. Ну само собой, на ощупь эту руку было невозможно отличить от обычной живой человеческой руки. Интересно, зачем они добиваются такого физического совершенства? Глаза у нее буквально завораживали – и не только благодаря необычному темному оттенку серого в них, но и потому, что были расставлены чуть шире, чем у обычных людей, тем самым придавая ее лицу таинственность. Все черты ее, все детали – брови, ресницы, полные губы – были предельно убедительны и соблазнительны. Я поневоле гадал, что причиной всего этого и прочих великолепных иллюзий, которые я сейчас лицезрел. Мастерство, магнетизм, эстетические глубины, гений? Или – душа?
Остальные призраки держались поодаль. Один из них, крепкий привлекательный юноша с темно-оливковой кожей и вьющимися темными волосами, кажется, плакал. Я подметил, что Арман стоит почти у него за спиной, очень близко. Однако сейчас не было времени обращать внимание на такие детали и гадать, что они означают.
– Что делает нас именно такими, какие мы есть? Все тобой перечисленное, – промолвил Гремт, отвечая на мои невысказанные вслух мысли, что, разумеется, напомнило мне о его способности к телепатии. – О, нам надо столько всего тебе рассказать, столько всего… Конечно, мы навестим тебя во Франции, как только ты позовешь нас. У нас есть дом неподалеку от ваших краев, очень старый дом, еще с самых наших первых времен. – Внезапно он приободрился, чуть ли не возликовал. – Как давно мы мечтали об этом!
Он умолк, точно сказал слишком много, но выражение лица у него осталось столь же радостным.
Призрак Магнуса, плотный и вещественный, как и прежде, стоял в сторонке, но на его лице читалась искренняя и пылкая любовь.
Все это растрогало меня.
– Друзья мои, послушайте, – обратился я к ним. – Сегодня под этой крышей происходят важные события, и я не могу пригласить вас остаться и уже сейчас сесть рядом с нами. Поверьте мне, поверьте в мою добрую волю. Но очень скоро мы соберемся снова, уже под крышей моего дома во Франции.
Кажется, мы слегка повторялись, да? Совсем как танец.
– О да! – Глаза Гремта пылали, точно физический облик его находился в такой же зависимости от чувств его и страстей, как и у простого смертного.
Однако к выходу он не двинулся. Никто из них и с места не стронулся.
И тут меня осенило. Да они же намеренно тянут время, ведут официальные и ничего не значащие разговоры, а сами тем временем стараются приглядеться ко мне поближе! Скорее всего вдумчиво изучают бесчисленные и мельчайшие физические признаки, о которых я и понятия не имею.
Они же знают, что Амель во мне. Знают, что мы с ним стали единым целым. Знают, что Амель изучает их, как и я – как сами они изучают меня.
Должно быть, в лице моем или манере держаться появилось что-то темное, даже угрожающее: они все вдруг подобрались, переглянулись, подавая друг другу какие-то еле заметные сигналы, и все выжидательно воззрились на Тесхамена.
– Что ж, с вашего разрешения, я откланяюсь, – промолвил я, из последних сил стараясь сохранить учтивость. – Меня ждут другие. Через несколько ночей я отправлюсь домой, дабы приготовить свой замок для совершенно нового…
Тут я осекся. Совершенно нового – чего?
– Для совершенно нового царствования, – мягко подсказал Магнус. На губах его играла все та же любящая улыбка.
– Совершенно новый этап – подойдет больше, – поправил я. – Не уверен, что хочу называть это царствованием.
Он улыбнулся, словно слова мои показались ему не только выразительными, но и трогательными. Сам не знаю, что я испытывал по отношению к нему – любовь или ненависть. Нет, пожалуй, все же не ненависть. Слишком уж переполняло меня счастье – счастье, что я жив.
У меня снова возникло все то же ощущение, будто они изучают меня, причем так, как я даже приблизительно постичь не могу – вглядываются в меня, выискивая признаки того, что сидит глубоко внутри. Однако Амель молчал. Никак не помогал мне разобраться с ними. Да, он был здесь, но глухо молчал.
Тесхамен взял меня за руку. Его ладонь оказалась куда холоднее моей и на ощупь напоминала ледяную плоть Детей Тысячелетия. Однако лицо лучилось теплотой.
– Прости, что потревожили тебя так скоро, уже сегодняшней ночью, – сказал он. – Но нам так хотелось увидеть тебя собственными глазами. А теперь да, мы пойдем. Приношу извинения за наше поведение. Боюсь, ты даже и не представляешь, насколько мы взволнованы и полны нетерпения.
– Понимаю, – кивнул я. – Спасибо, друзья.
Но я уже не мог заглушить подозрения. Нежданные гости тем временем двинулись к выходу и, сбившись в кучку, прошли мимо меня в холл, а потом и на улицу.
Арман вышел вместе с ними, обвив рукой стан темноволосого призрака, того самого, что недавно плакал. Дверь захлопнулась.
Я осознал, что остался в пустом холле наедине с Луи. Все остальные разошлись.
– Ты знаешь, кто они? – прошептал я.
– Знаю то, что они мне рассказали, – ответил он, пристраиваясь к моему шагу. – И знаю, что они сказали тебе. Остальные тоже явно знают, кто они такие – но не боятся их. Однако все ждут, чтобы ты взял власть в свои руки, чтобы ты сам приветствовал их и пригласил в свои французские владения. Ты – вождь, Лестат, даже не сомневайся. Уж это все понимают. И те призраки, духи или кто они там такие – понимают не хуже прочих.
Я остановился. Обхватил Луи, привлек его к себе.
– Я Лестат, – негромко произнес я. – Твой Лестат. Тот самый Лестат, которого ты всегда знал. Как бы ни изменился я, но всегда останусь прежним.
– Знаю, – ласково ответил он.
Я поцеловал его. Припал устами к его устам долгим безмолвным поцелуем, отдался на волю молчаливого прилива чувств, стиснул его в страстных объятиях, прижал крепко-крепко. Шелковая кожа, мягкие блестящие черные локоны, пульсация крови. Время словно бы ушло, растворилось. Казалось, мы с ним снова очутились в нашем старом тайном убежище, теплом тропическом гроте, где когда-то делили уединение, где веял сладкий аромат цветущих олив и слышался тихий шепот напоенного влагой ветерка.
– Я люблю тебя, – прошептал я.
– Сердце мое принадлежит тебе, – тихонько ответил он.
Хотелось плакать.
Но времени не было.
Как раз в этот миг появились Грегори, Сет и Сиврейн. Она сообщила мне, что они проверили бальный зал и там все готово. Мариус с Пандорой ждут. Свечи зажжены.
– Прости, что так вышло с нежданными гостями, – сказала Сиврейн. – Похоже, истинный принц нынче нарасхват. Но теперь тебе пора к тем, кто уже заждался.
Виктор и Роуз сидели во французской библиотеке.
Оба они избрали для церемонии простой, аскетичный стиль. Роуз надела длинное, до самого пола платье из черного, льнущего к телу шелка. Длинные рукава, открытая голая шейка. Виктор облачился в арабский сауб из черной шерсти. На фоне строгой простоты одеяний ослепительная красота молодых казалась еще ярче, губы еще розовей, а пылкие глаза – еще более невинными и полными трепета жизни.
Мне хотелось побыть с ними, однако я понял, что вот-вот заплачу, что не в силах совладать с собой, и чуть не сбежал. Но, разумеется, сбежать я не мог. Надо было исполнить свой долг перед детьми.
Я обнял обоих и спросил, по-прежнему ли они полны решимости войти в наши ряды.