Все это Марк узнал за неделю. Работа тяжелая, погода слишком жаркая, но все это терпимо. Слухи оказались справедливыми: по сравнению с теми местами, куда его могли бы отправить, ферма Эфигвера — настоящий сельский клуб. Осужденные старались сюда попасть. Эфигвер требовал работы, но был справедлив.
Однако это еще больше угнетало Марка. Если таков самый легкий способ отбыть срок, какие ужасы ждут его, если он допустит ошибку? Эфигвер использует возможность перевода как самую страшную угрозу, и Марк понял, что старается угодить хозяину. Он испытывал к самому себе отвращение, но ничего не мог поделать.
Он почти никогда не оставался в одиночестве. Ничего общего с остальными у него не было. Его шуткам никто не смеялся. А Марка не интересовали их рассказы. Он так хорошо научился играть в покер, что теперь его не принимали в игру. Остальным ни к чему хороший игрок, способный отобрать у них деньги. Однажды его обвинили в шулерстве, избили и отобрали выигрыш, хотя все знали, что он не мошенничал. После этого он старался не играть.
Работа занимала только его руки, но не ум. Никаких экранов для чтения видисков в бараках не было. Кое у кого из осужденных были маленькие радиоприемники, но единственная станция, которую они ловили, передавала только унылую музыку кантри. Марк содрогался при мысли, что она может ему понравиться.
Оставалось только размышлять. «Мне хотелось силы и власти, — думал он. — Мы играли в это. Это была игра. Но полиция отнюдь не играла, и я стал рабом. Вернувшись, я буду больше знать об этой игре. Я им покажу».
Но он знал, что это пустые слова. Здесь он ничему не научится.
Некоторые осужденные дни и ночи проводили в оцепенении. Из боршита готовят борлой; он необходим половине граждан Соединенных Штатов, чтобы прожить день. Борлой предоставляет правительство, и если поставки борлоя прекратятся, правительство долго не продержится. Та же схема отлично работает и на Таните, и герр Эфигвер щедро снабжает своих работников трубками и борлоем. За полкредита в день можешь обдолбаться. Марк тоже попробовал, но ему не понравилось то, что делает с ним наркотик. У него украли три года жизни, но он не собирается облегчать им задачу.
Приятели по колледжу много говорили о достоинствах труда. Теперь Марк совсем не находил его достойным.
Почему бы тогда не оцепенеть и не оставаться в таком состоянии? Важно то, что я делаю. Почему бы не отказаться от всего и не покончить с этим? Пусть рутина поглотит меня, я утону в ней…
Часто вспыхивали драки. Они проходили по правилам. Если кого-то ранили и он не мог какое-то время работать, и он сам, и тот, кто его ранил, должны были отработать пропущенное время дополнительно. Это позволяло сократить количество увечий и сломанных конечностей. Когда начиналась драка, все собирались и смотрели.
Это давало Марку возможность побыть одному. Быть одному ему тоже не хотелось, но еще меньше хотелось смотреть на дерущихся, особенно если его могли тоже втянуть в драку…
Мужчины подбадривали дерущихся. Марк лег на койку. У него была выпивка, но пить ему не хотелось.
Если выпить, немного, это поможет уснуть… так почему бы и нет?
Мужчина маленького роста, пожилой — Марк знал, что он живет недалеко от большого дома — зашел в барак и осмотрелся. Свет не горел, и Марка он не заметил. Снова украдкой осмотрелся, потом стал пробовать по очереди дверцы шкафчиков, нет ли незапертых. Он дошел до шкафчика Марка, открыл дверцу и стал рыться внутри. Нашел сигареты и бутылку…
Почувствовал или услышал Марка и поднял голову.
— Хм, добрый вечер.
— Добрый вечер.
Человек казался достаточно хладнокровным, хотя рисковал подвергнуться обычному наказанию, которое настигает тех, кто ворует в бараках..
— Собираешься позвать остальных? — Водянистые глазки метались по сторонам в поисках спасения. — Похоже, мне нечем защищаться.
— А если бы было, то что бы это было?
— Когда состаришься, как я, берешь, что можешь. Я алкоголик и краду, чтобы купить выпивку.
— А почему бы не курить борлой?
— На меня он не действует. — Руки старика дрожали. Он тоскливо посматривал на бутылку, которую извлек из шкафчика Марка.
— Да черт побери, выпей, — сказал Марк.
— Спасибо. — Старик пил жадно, большими глотками. Марк отобрал у него бутылку.
— Я тебя не видел в полях.
— Я работаю со счетами. Герр Эфигвер настолько добр, что оставил меня у себя, но недостаточно добр, чтобы платить больше…
— Если ты ведешь рабочие записи, можешь продавать выгодную работу.
— Конечно. Какое-то время. Пока не поймают. И что тогда? Я веду жалкую жизнь, но мне хочется ее сохранить. — Он постоял немного. — Удивлен? Но мне хочется жить.
— Вы говорите необычно, — сказал Марк.
— Язвы образования. Перед вами Ричард Генри Теппингер, доктор философии, которого обычно называли Тэпс. Ранее он вел кафедру Бейтса по истории и социологии в Йельском университете.
— Почему же вы на Таните? — Осужденным не задают таких вопросов, но Марк мог поступать, как захочет. Жизнь этого человека в. его руках: стоит ему сказать слово, позвать, и все обрушатся на Теппингера. «И почему бы не позвать?» — Марк содрогнулся при этой мысли, но угрызений совести не испытал.
Теппингер, похоже, не обозлился.
— Алкоголь, юные девушки, их возлюбленные и старый дурак — взрывчатая комбинация. Не возражаете, если я не буду вдаваться в подробности? Большую часть жизни я провел, стыдясь самого себя. Можно мне еще выпить?
— Полагаю, да.
— На вас то же клеймо. Были студентом?
— Очень недолго.
— Но вы достойны образования. И к тому же щедры. Вас зовут Фуллер. Я веду записи и припоминаю ваш случай.
Драка снаружи кончилась, и люди начали возвращаться в барак. Льюис нес потерявшего сознание в душевую. Увидев Теппингера, он передал свою ношу другим.
— Ты, паршивый ублюдок, я тебе говорил, что будет, если снова поймаю тебя в моем бараке! Что он украл, Фуллер?
— Ничего. Я его угостил выпивкой.
— Да? Ну, не пускай его сюда. Хочешь поговорить, выходи наружу.
— Хорошо. — Марк взял бутылку и вслед за Теппингером вышел из барака. Внутри жарко, и все обсуждают драку. Вслед за Теппингером Марк пересек центральную площадку. Они держались подальше от женских бараков. Здесь у Марка нет друзей, а другой тип посещения он не может себе позволить — по крайней мере позволяет не часто и всякий раз после этого чувствует себя отвратительно. Ни одна из женщин не кажется привлекательной или достойной внимания.
— Итак. Встретились две парии, — сказал Теппингер. — Две розовых обезьяны среди коричневых.
— Может, следует возразить?
— Зачем? У тебя с ними много общего? Или тебе не нравится мысль, что у тебя больше общего со мной?
— Не знаю. Ничего не знаю. Просто убиваю время. Жду, когда это кончится.
— И что тогда?
Они нашли место, где можно было посидеть. Местные насекомые их не тревожили: не тот вкус. Дул легкий западный ветер. Из джунглей доносились звуки: фырканье, хрюканье, странные крики.
— Что я могу делать? — спросил Марк. — Вернусь на Землю и…
— Ты никогда не вернешься на Землю, — сказал Теппингер. — А если вернешься, будешь первым. Если, конечно, кто-нибудь не оплатит твой перелет.
— Это дорого.
— Совершенно верно.
— Но ведь нас должны возвращать! — Марк чувствовал, как рушится его тщательно подготовленная оборона. Он все время ждал, когда кончатся эти три года, а теперь…
— Так сказано в законах, и осужденные говорят о возвращении домой, но этого никогда не происходит. Земле не нужны мятежники. Это помешало бы удобной жизни большинства. Нет, ты вряд ли улетишь отсюда, а если и улетишь, то на другую колонию. Если только ты не богат.
Итак, я здесь навсегда.
— А что еще здесь есть? Что делают бывшие осужденные? Теппингер пожал плечами.
— Записываются в работники. Заводят собственные плантации. Идут на правительственную службу. Начинают свой небольшой бизнес. Тебе Танит представляется миром рабства; так оно и есть, но так будет не всегда. Кое-кто из вас, такие, как ты, превратят его во что-то иное, лучшее или худшее, но определенно другое.
— Да. Конечно. Отряд младших первопроходцев прибыл.
— А что, по-твоему, происходит с недобровольными переселенцами? — спросил Теппингер. — Или ты о них никогда не думал? Большинство жителей Земли не задумывается над ценой, которую приходится платить за их богатство, чистый воздух и чистые океаны. Но единственная разница между тобой и теми, кого отправило Бюро Переселения, в том, что ты прилетел в чуть более удобном корабле и приговорен к трем годам здесь, прежде чем получишь возможность самому о себе заботиться. Да, я определенно советую тебе поступить на государственную службу. Ты поднимешься высоко.
— Работать на этих ублюдков — рабовладельцев? Я лучше умру с голоду!
— Не умрешь. И многие другие не умрут. Это легче сказать, чем сделать.
Марк смотрел в темноту.
— Почему ты так мрачен? Здесь есть возможности. Новый губернатор пытается реформировать жизнь, исправить самое плохое. Конечно, он, как и мы все, завяз в системе. Он должен отправлять требуемое количество борлоя и чудодейственных лекарств и собирать требуемые налоги. Должен поддерживать уровень производства. Этого требует Флот.
— Флот?
Теппингер улыбнулся в темноте.
— Ты удивился бы, узнав, сколько операций Флота оплачивается за счет прибылей от торговли наркотиками Танита.
— Меня это не удивляет. Воры. Ублюдки. Но это глупо. Тяжелый труд, все эти тюрьмы, которые должны себя окупать, и этот проклятый Флот…
— Это не глупо и не ново. Советы делают это почти двести лет: прибыль, которую приносят лагеря, идет на содержание тайной полиции. А наша система обложения ферм налогами еще древнее. Она восходит к Древнему Риму. Прибыль с других планет содержит Бюро Переселения. Танит содержит Флот.
— Будь проклят Флот!
— А, нет, неверно. Напротив, будь он благословен. Не будь Флота СВ, земные правительства сразу вцепились бы друг другу в глотки. Они и сейчас с трудом удерживаются от этого. И поскольку они за Флот не платят, а Флот поддерживает мир на Земле, мы должны продолжать работать. Видишь, какую благородную задачу мы выполняем, пропалывая поля боршита?