И я вновь поражаюсь странностью жизни Николаса: архаичным правилам, которые его окружают.
– Чего хотел ты? – спрашиваю я, потому что у меня такое чувство, что его никто об этом никогда не спрашивал.
– Я хотел… сделать все правильно. Я любил ее. – Он потирает свое лицо. – Но в итоге это стало неважным. Через несколько недель она потеряла ребенка – выкидыш. Она была разбита.
– А ты?
Он не отвечает сразу. А после тихо говорит:
– Мне стало… легче. Я не был готов к такой ответственности. Еще нет.
– Это понятно. – Я глажу его плечо.
Он сглатывает и кивает.
– Когда год закончился, бабушка отправила меня в Японию на лето на гуманитарную миссию. Мы с Люси поначалу общались, переписывались… но потом мне стало не хватать времени. Когда осенью я вернулся в школу, все было по-другому. Я стал другим. Я заботился о ней, но мои чувства изменились. Я порвал с ней так осторожно, как только мог, но она все равно приняла это… плохо.
Грусть накатила на меня волной.
– Насколько плохо?
– Она пыталась покончить с собой неделю спустя. Семья Люси отправила ее в больницу. Хорошее место, но она больше не вернулась в школу. И я всегда чувствовал себя… виноватым в этом. Ответственным. Это не попало в газеты, даже не знаю, кому пришлось заплатить или кого убить, но это осталось секретом, не было опубликованно ни строчки.
– Поэтому ты так осторожен? Я про презервативы?
– Да.
Рывком он усаживает меня к себе на колени и обнимает.
– Спасибо, что рассказал мне. За объяснение. – Я понимаю, что это для него нелегко.
Мы так и остаемся сидеть, скрытые тенями и окруженные пахнущим землей воздухом.
– Нам надо вернуться на вечеринку? – спрашиваю я.
Он думает об этом. И чуть крепче меня обнимает.
– У меня есть идея получше.
«Рогатый козел».
Он напоминает мне паб в Нью-Йорке: удобно, знакомо и немного липко. После того как Николас захватил Саймона с Франни, Генри с милой рыжулей, которая вцепилась в его руку, наша шестерка свалила с вечеринки и закончила вечер в «Рогатом козле».
Мы с Франни пили текилу. Генри пел в караоке. Саймон и Николас оскорбляли навыки друг друга в метании дротиков.
К концу ночи, ближе к утру, мы с Николасом ввалились в его комнату, рухнули на кровать… и уснули одетые, обнявшись… и полностью счастливые.
18
Николас
Следующая неделя проходит в блаженном спокойствии. Я занимаюсь делами Дворца целыми днями, а ночи провожу с Оливией, и они больше, чем просто блаженство.
В течение дня она расслабляется, как я и хотел. Она гуляет по территории двора, отыскав друга в лице Франни. Они вместе обедали несколько раз, что меня несколько волнует, но, по крайней мере, я знаю, что она в безопасности с женой Саймона. Франни и ее острый язык смогут защитить Оливию от людей вроде Люси, которые захотят ее ранить своей полуправдой.
В те редкие случаи, когда мой брат трезв, он становится все более возбужденным – не может сидеть сложа руки, находиться наедине с собой или слушать тишину. И вот наконец он решает закатить вечеринку в честь своего возвращения домой.
Сейчас я в ванной готовлюсь к его королевской вечеринке на яхте. Я только что принял душ, полотенце все еще обернуто вокруг бедер. Убираю остатки крема для бритья со своей челюсти, когда Оливия появляется в дверном проеме.
Я думал, она была особенно прекрасна, когда я увидел ее впервые. Но теперь… ее обнаженная мягкая кожа прикрыта розовым халатом, она отдохнула и светится счастьем… она великолепна.
– Так… у вас здесь есть что-то похожее на сувенирный магазин или мини-маркет?
Я смеюсь.
– Сувенирный магазин?
Она поднимает свой светло-голубой одноразовый бритвенный станок.
– У меня нет бритвы. Этим я могу провести по языку, но у меня не появится ни капли крови.
– Давай-ка не будем проверять твою теорию. Мне очень нравится твой язычок. – Я вытираю подбородок полотенцем. – Могу попросить прислугу принести новую бритву в твою комнату.
Дьявол на моем плече (да и ангел тоже) дают мне подзатыльник. И нашептывают идею получше.
– Или… я мог бы выручить тебя.
Она сводит брови на переносице.
– Выручить? Я не могу пользоваться твоей бритвой.
– Нет, конечно же, нет! Ты порежешь себя на куски. – Я провожу пальцем по тяжелому прямому лезвию. – Я, эм… Я могу побрить тебя.
Ее глаза темнеют, такими они становятся, когда она находится на краю, прямо перед тем, как кончить.
Оливия подходит ближе.
– Ты… хочешь это сделать?
Мой взгляд опускается вниз, скользя по каждому роскошному дюйму ее тела.
– О да.
– Хо-хорошо, – соглашается она, в воздухе висит напряжение.
Уголок моего рта приподнимается, пока я осторожно снимаю халат с ее плеч, открывая бледные округлые изгибы и мягкие аппетитные выпуклости. Затем подхватываю Оливию и усаживаю на туалетный столик.
От холодного мрамора она ахает, и мы оба смеемся. Она тянется за поцелуем, но я отстраняюсь.
– Ох, не сейчас. Я должен сосредоточить все свое внимание… – Я скольжу рукой по ее бедру и глажу между ног, – здесь.
Глаза Оливии закрываются от прикосновения, ее бедра поднимаются вверх к моей ладони. Все, что я хочу сделать, – это скользнуть пальцем в ее влажное тугое влагалище. Заставить ее хотеть мой член.
Но глубоко вдыхаю. Это будет труднее, чем я думал. Я облизываю свои губы, взбивая крем для бритья в теплую густую пену и чувствую, как ее глаза следят за каждым моим движением. Полощу полотенце для рук в теплой воде, затем отжимаю его и оборачиваю вокруг ее икр, чтобы нагреть и смягчить кожу.
А затем я провожу по ним кистью. Двигаю щетиной вверх по ее ноге, по выемкам скульптурной голени, оставляя след из белого крема. Мое дыхание размеренное, я пытаюсь успокоиться, когда тянусь за лезвием и провожу им по ее коже. Затем ополаскиваю его и снова повторяю медленные движения.
Закончив с икрами и коленями, перехожу к бедрам. Оливия тяжело дышит, когда щетина щекочет нежную кожу возле развилки ее ног. Когда бритва прослеживает этот же путь, не доходя до лобка, девушка стонет.
Все, что я хочу сделать, – это сдернуть полотенце со своих бедер и бесконечно трахать ее у раковины в ванной. Член чертовски возбужден, истекая смазкой, а каждый мускул в моем теле так сильно натянут, что это граничит с болью.
Лучшее я приберег напоследок. Ее сладкую, красивую киску. Я повторяю процесс – сначала теплое полотенце опускаю на ее лобок, нажимая на клитор, потому что… почему бы и нет?
Она начинает смещаться на туалетном столике, корчиться, но я ее предостерегаю:
– Оставайся на месте. Я прекращу это, если тебе не сидится.
Да, я дразню ее, насмехаюсь. Потому что черта с два я остановлюсь.
Оливия сжимает край стола, отчего костяшки ее пальцев белеют. Она смотрит на меня блестящими глазами, которые остекленели от безумной похоти.
Покрыв ее кремом, бросаю кисточку в раковину. Нажимаю бритвой на ее плоть в самом низу, возле пухлых, великолепных губок. И замираю, чтобы посмотреть ей в глаза.
– Ты мне доверяешь?
Она кивает, почти лихорадочно. И я скольжу бритвой вверх, сбривая едва заметные волоски. Я двигаюсь по ее вульве, делая короткие, осторожные взмахи, будучи уверенным, что оставляю милый, мягкий пушок, который мне так нравится.
Когда я заканчиваю, то убираю бритву в сторону и хватаю еще теплые полотенца. Встаю на колени напротив нее, чтобы очистить ее кожу от любых остатков крема для бритья, а потом смотрю ей в глаза.
И вижу, что она наблюдает, как я наклоняюсь вперед и накрываю ее киску ртом.
– О да, да… – мурлычет она.
Я посасываю и лижу ее киску, как человек, который сошел с ума (и возможно, что так и есть).
Она такая блестящая, гладкая и горячая на моих губах. Я мог бы делать это с ней вечно.
Вот только вечность – очень долго для моего страдающего члена.
Я поднимаюсь, тяжело дыша, и срываю с себя полотенце. Сердце вырывается из моей груди. Приподнимаю колени Оливии, чтобы ее ноги оказались на столешнице. Как же чертовски она хороша!
Я беру свой большой член в руку и провожу головкой по ее вагине, подразнивая клитор.
Меня ничего не беспокоит, ни единой мысли о последствиях или ответственности. Потому что это Оливия – и это все меняет.
– Ты уверен? – спрашивает она.
Я перемещаю член к ее узкой, скользкой дырочке, чувствуя желание толкнуться жестко и глубоко.
– Да, да, уверен.
Оливия кивает, и я проникаю в нее.
Ее мышцы плотно сжимаются вокруг меня, крепко и нежно, заставляя меня громко стонать.
– Ох, боже…
Без презерватива – плоть к плоти – удивительно. Даже больше, чем удивительно. Плавное скольжение в тугое тепло приносит невероятное удовольствие. Я наблюдаю, как вхожу в нее, чувствуя каждый дюйм.
Это самое эротичное зрелище, которое я когда-либо видел.
Оливия стонет… мы оба стонем.
И без малейшего сомнения я уверен, что мы очень, очень поздно приедем на вечеринку Генри.
Оливия
Мы настолько поздно покидаем дворец, что Николас звонит Бриджит и просит придержать для нас трап. Он уверяет, что мы все равно просто покатаемся по заливу, но я надеюсь, что Генри не обидится на нас за задержку.
Мне не стоило волноваться. Как только мы оказываемся на яхте, становится ясно, что Генри слишком пьян, чтобы заметить что-либо или беспокоиться.
Он небрежно обнимает нас обоих, словно не видел неделю.
– Я чертовски рад, что вы пришли! – восклицает он, широко раскрывая руки. – Я обожаю эту лодку!
В глазах Николаса заметно беспокойство.
– Это вообще-то корабль, младший братец.
Генри закатывает глаза и спотыкается, чуть не упав.
– Тебе когда-нибудь надоест исправлять людей? Выпей уже!
И мы это делаем.
Я пыталась представить, как может выглядеть королевская яхта, но после всего увиденного в этой дикой поездке понимаю, что мое воображение слишком слабо.