С вдохом Николас поднимает меня обратно. Пожирая мои губы, он переворачивает нас, задирает мою ночнушку и скользит внутрь меня. Я снова чувствую, как растягиваюсь, приятное чувство наполненности. Николас останавливается, мы близко и тесно настолько, насколько могут быть два человека.
Его глаза сверкают в темноте, он гладит меня по щеке и смотрит на меня. Я знаю, что люблю его. Признание застыло на моих губах, желая вырваться. Николас целует меня, и я произношу это, но про себя.
Потому что все и так уже усложнилось. А как только я произнесу эти слова, то переступлю черту, из-за которой не смогу вернуться. Уйти.
Николас движется надо мной, внутри меня, глубоко и медленно, вызывая удовольствие в нас обоих. Мои глаза закрываются, я держусь за Николаса. Мои руки вокруг него, я чувствую его тугие мышцы, как они напрягаются с каждым движением.
И я теряюсь. Пропадаю. Дрейфую в стратосфере обжигающего блаженства.
Он увеличивается внутри меня, растет… пока я с криком не кончаю. Прижавшись губами к его шее, пробую ее на вкус, вдыхая запах его кожи с каждым судорожным вздохом.
Толчки ускоряются, становятся грубыми, наслаждение накрывает его. Он толкается в последний раз и кончает с тихим вздохом. Я чувствую его внутри себя, горячего и пульсирующего. И крепко сжимаюсь вокруг него, желая оставить в себе навсегда.
Позже, прижавшись щекой к его теплой груди, я спрашиваю:
– Что мы будем делать?
Николас целует меня в лоб и крепче обнимает.
– Я не знаю.
20
Николас
– Отвали, ублюдок! Ты мне никогда не нравился.
– Лучшая часть тебя вытекла из твоей матери мокрым пятном на кровать, урод.
– Член сэра Алоисиуса был самой лучшей вещью, что выходила из твоего рта!
Добро пожаловать в парламент. А вы думали, что шумные только британцы?
Хотя признаю, не всегда все настолько плохо.
– Я убью тебя! Я убью твою семью и съем твою собаку!
Хотя…
Обычно королева посещает парламент, только чтобы открыть и закрыть год. Но, учитывая состояние экономики Весско, она созвала дополнительный совет. Таким образом, обе стороны могли бы наконец решить свои разногласия.
Проходит это не очень хорошо. В основном потому, что по одну баррикаду королевская семья, а по другую – депутаты, которым наплевать на страну… ну и они большой мешок вонючих придурков.
– Порядок! – призываю я. – Леди и джентльмены, ради бога, это не футбольный стадион или подпольный паб. Помните о том, кто вы. Где вы находитесь.
В освященном зале, где один из моих предков Безумный Король Клиффорд II когда-то стоял в короне… и больше ни в чем. Потому что ему было жарко. Обсуждать это запрещено.
Наконец крики затихают.
И я обращаюсь к главному ублюдку:
– Сэр Алоисиус, как вы относитесь к действующему законодательству?
Он фыркает.
– Моя позиция остается неизменной, Ваша Светлость. Зачем нам принимать этот свод законов?
– Потому что это ваша работа. Потому что страна нуждается в этом.
– Тогда я предлагаю Ее Величеству согласиться с нашими требованиями, – иронизирует он.
И вдруг поедание его собаки не кажется мне таким уж неприятным.
Я изучаю его; мое лицо такое же бесстрастное, как и голос.
– Этого не случится, сэр Алоисиус. Вы можешь взять свои требования и засунуть их в одно место.
Звучит несколько согласных криков.
– Вы еще не король, принц Николас, – огрызается он.
– Еще нет. – И смотрю на него, прямо в его глаза. – Поэтому пока наслаждайся своим статусом, потому что когда я стану королем, ты его потеряешь.
Его ноздри расширяются, и он поворачивается к королеве.
– Ваш внук говорит от имени королевского дома, Ваше Величество?
В глазах моей бабушки радость, а на лице – улыбка. Хотя она, наверное, предпочла бы, чтобы происходящее было не настолько грубым, но она все это любит. Борьбу, битвы, конфронтации – это ее игровая площадка.
– Я бы выбрала менее дерзкие слова… но да, принц Николас высказал наши мысли вполне точно.
Видите? Она тоже отправляет его в задницу.
Королева встает – поднимаются все.
– Мы закончили на сегодня. – Она сканирует комнату, обводя глазами каждого участника парламента. – Наша страна находится на перепутье. Будьте уверены, если вы не можете показать, что способны выбрать правильный путь, он будет выбран за вас.
Затем мы вместе с ней разворачиваемся и выходим через большие двойные двери.
Направляясь по коридору в сторону машины, она говорит, не смотря на меня:
– Это глупо, Николас. Сегодня у тебя появился враг.
– Он уже был нашим врагом. Сейчас он просто понял, что мы знаем об этом. Я должен был что-то сказать.
Она хихикает.
– Ты начинаешь говорить, как твой братец.
– Может, он действительно знает, что делает.
Если говорить о Генри, ему лучше. Прошло несколько недель с инцидента на корабле, и он кажется… освободившимся. Спокойным. Он связался с семьями солдат, как советовала Оливия. Похоже, визит к ним и разговор принесли ему немного покоя.
Поэтому он едет с Оливией и со мной на побережье. На выходные.
Я не против, ну, потому что я за рулем кабриолета в сопровождении мотокортежа, так что очевидно, что Оливия не собирается отсосать мне по дороге.
Тем не менее, через сорок минут поездки, длительность которой составит пять часов, я начинаю об этом жалеть.
– Трезвость утомляет, – заявляет мой брат с заднего сиденья. – Мне ооооооочень скууууууучно.
Затем он придвигается, опираясь своими предплечьями на наши подголовники и просунув между ними голову.
– И такой будет вся поездка? Вы будете пялиться друг на друга влюбленными глазами? Видишь там дерево, Николас? Гони к нему со всей скорости, избавь меня от страданий.
Мы игнорируем его.
Оливия вынимает телефон и делает снимок обрыва, который, по ее словам, похож на Патрика из «Губки Боба», намереваясь отправить его своей сестре. Она переписывается с Элли и Марти каждый день, чтобы знать, как идут дела в Нью-Йорке без нее. Вчера вечером Элли рассказала Оливии, что их отцу «лучше», избавив ее тем самым от лишних переживаний.
– Оооо, Элли, – воркует мой брат, смотря поверх плеча Оливии. – Давай позвоним ей? Узнаем, по-прежнему ли она под запретом.
– Моя сестра для тебя навсегда под запретом, приятель, – хмурится Оливия.
Он плюхается обратно на сиденье.
– Ну и скукота.
Поездка обещает быть долгой.
Но когда мы приезжаем в замок Анторп, который находится на скалах с видом на море и шумом прибоя внизу, скука рассеивается. Генри не хочет плавать, но он заинтересован в дайвинге у крутой скалы.
Слава богу, я отговорил его от этого.
Мы с Оливией не решаемся искупаться нагишом из-за охраны, потому что ее обнаженное тело предназначено только для моих глаз. Но мы отморозили свои задницы на пляже, резвясь в буйных водах, как возбужденные дельфины (Оливия в бирюзовом бикини, я – в плавательных шортах).
Достоинство ледяной воды заключается в том, что у тебя все немеет.
Самая приятная часть в каменных замках – огромный камин в каждой комнате. Мы разжигаем один в общем зале, устроившись на полу. Оливия сушит волосы у огня, а я смотрю, как пламя отражается в ее глазах, делая их темно-фиолетовыми.
На ужин мы едим вкуснейшее рагу и свежеиспеченный хлеб.
А ночью на гигантской антикварной кровати с видом на звезды Оливия забирается на меня и медленно, неторопливо трахает. Я смотрю на нее, как грешник, который нашел искупление. На то, как лунный свет просачивается из окна, освещая ее кожу ярким сиянием… эта девушка чертовски прекрасна. Я даже почти заплакал.
Но сдержался. Потому что есть другие, лучшие способы показать мое восхищение.
Я поднимаюсь, скольжу руками по ее спине и обхватываю плечи. Отклоняю Оливию назад. Под этим углом я все еще внутри нее, фантастически глубоко. Затем подношу рот к груди, чтобы заняться с ее мягкими сосками любовью своими губами, зубами и языком. Поклоняюсь им, как божествам.
Она всхлипывает, когда я облизываю ее, а мышцы влагалища крепче сжимаются вокруг моего члена. Это чертовски великолепно.
Между нами все изменилось со дня матча поло. Стало глубже, серьезнее… просто больше. Мы оба это чувствуем, знаем, хотя и не говорим об этом.
Пока нет.
Бедра Оливии двигаются, мои яйца напрягаются. Я поднимаю ее обратно, чтобы оказаться с ней лицом к лицу. Держа ладони на ее плечах, продолжаю в нее вбиваться, пока она прыгает на мне. И мы кончаем одновременно, хватаясь друг за друга, постанывая и матерясь.
Акустика у этих стен не такая хорошая, как во дворце… но тоже неплохая.
На следующий день, возвращаясь назад, мы останавливаемся поужинать в пабе. Это тихое местечко, известное своими крестьянскими сэндвичами и отменным виски. Так как остановка незапланированная, охрана входит раньше нас, чтобы разведать обстановку, а после остается поблизости, пока мы едим.
Встав из-за стола, Генри рассматривает через весь зал соблазнительную блондинку, прижав палец к губам, а затем показывая на нее.
– Я знаю эту девушку. Откуда я знаю эту девушку?
– Титиботтум, – говорю ему я.
– Да, титьки у нее точно есть. Хотя я удивлен, что ты упомянул об этом при Олив.
Оливия складывает руки на груди, ожидая объяснения. И я хихикаю над братом, потому что он идиот.
– Это ее фамилия, – поясняю им обоим. – Она дочь леди Фон Титиботтум, младшая… Пенелопа.
Генри щелкает пальцами.
– Да, точно. Я встречал ее у барона Фоссбендера пару лет назад, тогда она училась в университете.
Именно в этот момент длинноволосая брюнетка в очках поднимается рядом с Пенелопой и я добавляю:
– А это ее сестра… Сара, я полагаю.
Когда мы направляемся в сторону двери, Пенелопа замечает моего брата. Глядя на ее лицо можно сказать, что она не испытывает никаких проблем от этого.