– Нам поступил сигнал, – спокойно сказал лейтенант, – что на такой же «Тойоте» перевозится партия наркотиков. У нас есть разрешение на осмотр салона.
Предприниматель хотел было возмутиться, но, увидев стоявших невдалеке представителей власти с резиновыми дубинками в руках, сдался:
– Смотрите. Только вы не по адресу.
– Разберемся.
Трое дюжих парней залезли в машину. Долго копаться они не стали.
– Есть!
Один из них, рыжий сержант, вынырнул наружу с пакетиком внушительных размеров.
– Полкило, точно!
Щеки Шилова затряслись:
– Это не мое!
Лейтенант усмехнулся, показав зубы с золотой фиксой на одном из них:
– Так утверждают все. Следуйте за нами.
Тогда Геннадию и в голову не пришло, кто организовал эту комедию. Он покорно полез на водительское сиденье:
– Ладно, но вы ответите за это!
– Вы нам угрожаете? – Сержант сделал такое движение, будто хотел ударить бизнесмена по лицу дубинкой. Тот инстинктивно замахнулся в ответ.
– Сопротивление работнику правоохранительных органов при задержании, – констатировал чернявый. – Срок увеличивается!
– Да я его не тронул и пальцем! – Геннадий сплюнул на асфальт. – Впрочем, поехали. Надеюсь, мне можно сделать звонок адвокату?
– Конечно. Только чуть позже.
В отделении предпринимателя словно бы давно ждали. Высокий полный капитан с глазами грязно-желтого оттенка повертел пакетик в руках:
– Именно описание вашей внешности и сообщили нам.
– Это подстава! – Шилов уже трясся, как студень. – Кто-то хочет меня утопить!
– А вот заявление некоего участкового Макеева, – милиционер бросил ему исписанный мелким почерком листок. – Здесь утверждается, что вчера вы изнасиловали его шестнадцатилетнюю дочь. Факт изнасилования подтвержден.
– Я не знаю никакого Макеева!
Оперативник рассмеялся:
– Естественно, насиловали ведь не его! Вам должна быть известна Любовь Макеева. Впрочем, насильники никогда не спрашивают имен, – он подошел близко к бизнесмену. Из-за его несвежего дыхания Геннадия замутило. – Вот за это ты получишь по полной! Трогать родственников наших друзей категорически воспрещается.
Теперь только до Геннадия стало доходить, какую чудовищную ошибку он совершил вчера. Сперва следовало спросить у девчонки, кто ее родители. Или поехать вместе с ней на поклон к Макееву, когда все уже свершилось. Что же делать?!
– Вы позволите мне позвонить адвокату? – В его голосе послышались просительные нотки.
– Конечно, но сначала тебя поучат, как надо себя вести.
Его отвели в грязную камеру и полчаса били. Стараясь увернуться от ударов, довольно-таки метких и болезненных, Шилов впервые задумался о законах в своей стране. До этого ему и в голову не приходило, что с ним могут так обращаться! Да и кто? Не ровня ему по положению, а какие-то вонючие менты! Слово «менты» словно резануло его мозг. Да, зря он обозвал папашу этой девчонки… Вслед за этой мыслью пришла и другая. Если семейка Макеевых, или как их там, так уж жаждет, чтобы он женился, Геннадий женится. В конце концов еще неизвестно, кто останется в проигрыше.
– Подождите! – успел вскрикнуть он в паузе между очередными ударами.
Вычищенные ботинки замерли у его лица.
– Ты что-то сказал?
– Я могу поговорить…
– С адвокатом? – понимающе фыркнул самый крепкий. – Сейчас обеденное время. По правилам хорошего тона мы не беспокоим людей во время отдыха.
Предприниматель замотал головой. Из его носа, пачкая и без того нечистый пол, вылетали капельки крови.
– Я хочу пообщаться с Любовью Макеевой! Кажется, ее зовут именно так.
Милиционеры переглянулись:
– А ты не обидишь девушку? Судя по всему, у тебя это неплохо получается.
Шилов неловко завертелся на полу, ища свой носовой платок:
– Они останутся довольны этим разговором. Вот увидите.
– Ладно, мы сегодня добрые.
Его оставили валяться на полу, как мешок с дерьмом, просто дружно покинули помещение, заперев дверь. Геннадий попытался приподняться. Болела каждая косточка. Прилагая неимоверные усилия, словно парализованный, мужчина еле добрался до деревянного топчана и тяжело рухнул на него. В таком положении его и застали отец и дочь. Анатолий Михайлович, окинув свою жертву взглядом голодного грифа, удовлетворенно моргнул:
– И у ментов бывает защита. Надеюсь, ты это уяснил? Мы тебя слушаем.
– Я хочу остаться с Любой наедине, – Геннадий не узнавал своего голоса. Это было какое-то воронье карканье.
Макеев покачал головой:
– А вдруг ты снова протянешь к ней свои грязные лапы?
Бизнесмен через силу раздвинул в улыбке разбитые в кровь губы:
– Я на вашей территории. И не желаю продолжения этих пыток.
В глазах девушки мелькнуло что-то похожее на жалость:
– Папа, оставь нас, прошу тебя.
Участковый смягчился:
– Дочурка – это моя слабость. Ни в чем не могу ей отказать. Помни об этом.
Когда за ним закрылась дверь, оба вздохнули.
– Так о чем ты хотел поговорить? – поинтересовалась Люба.
– Твой отец шьет мне дело, которое погубит меня, – постепенно в его голосе вновь зазвучали уверенные нотки. – Он требует, чтобы я на тебе женился. Что ж, я согласен.
И без того огромные глаза Любы стали еще больше:
– Ты согласен?!
Геннадий пожал плечами:
– Мне не оставили выбора. Впрочем, для меня это уже решенный вопрос. Дело за тобой. Я понимаю: ты нарисовала в своем воображении радужные картины из жизни жены миллионера. Впрочем, ты еще маленькая и глупая. Женщина постарше задала бы мне вопрос: почему в свои тридцать пять я еще не женат? Тебя, я вижу, это не волнует.
Девушка кивнула:
– Не волнует.
– Если я начну с тобой откровенничать, это не приведет к добру, – продолжал Геннадий. – Мне очень жаль, что кое о чем ты узнаешь далеко не сегодня и, может быть, отдашь полжизни, чтобы вернуть все назад. Однако обратной дороги не будет.
Люба слушала вполуха, не вдумываясь в его слова. Ее занимало лишь одно: кончится это полунищенское существование, над ее головой не будет, как кнут, свистеть ремень отца! Да… Если бы она тогда знала грязный секрет своего жениха…
Рассказывая Кате о своей судьбе, Люба вдруг замолкла и начала всхлипывать. Зорина положила ей руку на плечо:
– Что случилось?
– Я вышла замуж за чудовище! – простонала Шилова. – За грязного насильника шестнадцатилетних девочек! Через несколько лет его тайна выплыла наружу. Это не могло не произойти. После свадьбы он снова страшно изнасиловал меня, секс с мужем стал для меня сущим наказанием. Только продлилось это недолго. Прошел год, и Геннадий потерял ко мне всякий интерес. Не поверите, но я была даже рада. Стали заживать синяки на теле, я снова без стеснения посещала сауны, пляжи и казино. Шилов больше не входил ко мне в спальню, но денег давал столько, сколько я просила, и такая жизнь устраивала нас обоих. Я играла и делала долги, чтобы в этих заботах отвлечься от своих домашних неурядиц. Прошу вас, выясните все! У меня требуют денег, угрожают меня изуродовать, однако это к делу не относится… Пролетело еще два года, и начался самый настоящий кошмар. Мне стали звонить и требовать большие суммы денег, в противном случае угрожая изуродовать мужа. Когда я пыталась рассказать об этом Геннадию, он весело смеялся:
– Я предупреждал тебя: скоро все выплывет наружу! А шантажистов переадресовывай ко мне.
– Но что ты скрываешь?
Теперь только я заметила, как он улыбался! Это был оскал мертвеца.
– Узнаешь в свое время.
– И это время пришло, – Люба затряслась, как в лихорадке. – Он пришел домой к моему отцу в тот момент, когда тот находился на работе. Негодяй прекрасно знал об этом! Как и о том, что Даша уже вернулась из школы. Ей недавно исполнилось шестнадцать лет…
Катя крепко сжала кулаки. Она уже обо всем догадалась.
– Он изнасиловал вашу младшую сестру?!
– Да. И я ничем не могла ей помочь! – Люба зарыдала. – У девочки случился нервный срыв, и она оказалась в психиатрической больнице. В тот же день отца нашли в яме, вырытой рабочими-дорожниками. На виске у него зияла страшная рана. Даже его друзья не стали открывать уголовное дело. Все знали: Макеев пил. А пьяный вполне может не заметить канаву, свалиться в нее и удариться виском о камень.
– Вы полагаете, к этому приложил руку ваш муж? – спросила журналистка.
Люба кивнула:
– Это ясно как день! Впрочем, Геннадий ничего и не скрывал. Вечер похорон отца стал для меня вечером откровений. Муж честно мне рассказал, как он, начиная с юношеского возраста, испытывал страсть, непреодолимую тягу к шестнадцатилетним девочкам. Геннадий считал: это последствия психической травмы. Он каждое лето гостил у бабушки в деревне и однажды влюбился в девочку, жившую по соседству. Та отвечала ему взаимностью, дело шло к интиму, но в самые решающие минуты она отталкивала Шилова и стремительно летела домой, оставляя его неудовлетворенным. Потом бабушка скоропостижно скончалась, дом продали, и больше Шиловы не появлялись в этой деревне. Впрочем, это не совсем верно. Геннадий поведал мне, как он пытался разыскать свою первую любовь, ее звали, кажется, Юлей, потому что чувствовал просто волчий голод из-за своих неосуществившихся желаний, но и семья Юли уехала оттуда. Если бы муж узнал, куда, и нашел бы ее, возможно, все было бы иначе…
– Набоковская «Лолита», – заметила Катя.
Шилова согласилась:
– Что-то вроде этого. Ну, а потом пошло – поехало! Геннадий еще в институте стал зарабатывать деньги, раскрутившись на какой-то ерунде, и частенько баловался с малолетками, щедро оплачивая их услуги. Он боялся связываться с девочками из благополучных семей. Я оказалась первой. Супруг пытался объяснить мне, как это произошло. Все во мне: и манера говорить, и волосы, и глаза – напомнили ему ту Юлю из его детства, понимаете? И он уже никак не мог сдержаться.
Женщина вздохнула.
– Самое страшное, что моя сестра так и не оправилась. Она повесилась в больнице. И я поклялась отомстить! Дальше вы все знаете. Сначала я действовала ему на нервы, угрожая выдать его грязный секрет, и требовала деньги. Потом пыталась его заказать, – Люба моргнула, смахнув слезу с длинных ресниц. – Но у меня не получилось. Не получилось – и все! Этим я хочу сказать: я никак не причастна к его смерти.