— Я никуда не уйду, сэр. Я ожидаю с пяти часов. У меня есть дела, а констебль желает освидетельствовать мою лошадь. Меня допрашивали сегодня утром как преступника. Мне это не понравилось, сэр!
— Конечно, дорогой, вам это не понравилось, — сказала Ли тем же умиротворяющим голосом, которым она уже говорила с ним накануне. — У кого хватило такой дерзости?
— У констебля, мадам! Прошлой ночью на дороге в Ромни ограбили карету, а преступник сидел верхом на лошади с белыми чулками. Поэтому осмотрели всех нездешних кобыл с белыми бабками. Как будто у делового человека есть время по ночам нападать на кареты и грабить их. Это после тяжелого дня! Но они захотят побеседовать и с вашим мужем, мэм! Я сказал, что ваш муж воспользовался моей лошадью — а это сущая правда. Надеюсь, ваш муж объяснит, где именно он был.
Сердце Ли так заколотилось, что она была убеждена — голос ее дрогнет, когда она заговорит. Но ей не пришлось говорить. На кровати показался Сеньор.
— Сколько мне заплатить, чтобы вы исчезли?
— Тридцать гиней, — сказал Пайпер с готовностью.
— Тридцать гиней, — с брезгливостью повторил Эс-Ти. Потом натянул на себя простыню и вдруг издал такой стон, что даже Ли ощутила тревогу.
— Столько стоит моя лошадь, — упрямо повторил мистер Пайпер. — Они грозят конфисковать лошадь. У меня есть свидетели, которые с удовольствием дадут показания. Настаиваю на возмещении ущерба. Я не хотел бы делать официальное заявление в суд, но…
— Возьмите. — Сеньор несколько раз тяжело сглотнул. — Возьмите и уходите, оставьте меня в покое.
Он поглядел на Ли с беспомощным выражением. Какой же он мошенник! Она почти поверила в его утренние страдания. Эс-Ти сидел на краю кровати, испытывая «мучения», а она искала в кошельке деньги. Пальцы ее касались бриллиантового ожерелья. Наконец она отсчитала банкноты Рая, соответствовавшие тридцати одному фунту, и добавила четыре кроны серебром.
— И оставьте себе свою проклятую кобылу, — пробормотал Сеньор. — Мне эта скотина не нужна.
— Сожалею о причиненных вам неудобствах, мистер Пайпер, — сказала Ли совершенно искренне. — Неужели они на самом деле забрали вашу кобылу?
— Еще нет, мэм. Сперва хотят поговорить с вашим мужем. Я предупредил вас. Советую сначала привести его в нормальное состояние. Надеюсь, он больше не станет выкидывать глупых шуток с лошадьми честных джентльменов!
Сеньор наклонился, издав стон боли, Ли стремительно повернулась к нему. Два визитера поспешили выйти.
— Пришлю вам укрепляющего снадобья, сэр, — сказал в дверях владелец трактира.
— Пришлите паромщика, — прохрипел Сеньор, не поднимая головы. — Вспомнил, что прошлой ночью что-то случилось с паромщиком…
— Хорошо, мистер Мейтланд. Немедленно пошлю за ним. А затем он даст показания констеблю, если это будет вам полезно.
Дверь закрылась. Ли казалось, что ноги у нее вот-вот подкосятся.
Сеньор снова лег на постель, закинув руки за голову.
— Вот ужас-то, давиться каким-то снадобьем, когда я сейчас с большим удовольствием съел бы свиную колбасу. Ты, конечно же, не побеспокоилась о завтраке?
Она глубоко вздохнула:
— Ты и в самом деле пил с паромщиком?
— К сожалению, нет. Прошлой ночью я разбойничал на большой дороге верхом на лошади в белых чулках. Какая неудача — эти чулки! Будем надеяться, что никто ничего не заметил и все обойдется.
Ли наклонила голову.
— А если нет?
— Тогда они повесят меня.
— Не надо слишком беспокоиться. Я буду отстаивать невиновность до последнего вздоха.
— Я вряд ли смогу к этому легко относиться.
Некоторое время стояла тишина. Она смотрела через окно во внутренний двор. Кровать скрипнула.
— Не вставай, — сказала она испуганно. — Вдруг войдут?
— Ну что же, значит, они увидят, что я встал на нога, дорогая, только и всего. Пожалуйста, веди себя поспокойнее.
Ли закрыла глаза, прислушиваясь, как он ходит по комнате, как одевается. Ее мысли вновь и вновь вращались вокруг случившегося. Ворвутся ли сюда за Сеньором, чтобы скрутить его, или вежливо начнут задавать вопросы, пытаясь подловить его? Представила его в кандалах. Возникла нелепая мысль — выбросить ожерелье в окно. Это ожерелье — цепь. Она почувствовала себя волком на цепи.
Когда к ней подошел Сеньор, она отпрянула от него:
— Не пытайся дотронуться до меня. Не смей говорить мне, что ты сделал это для меня!
Эс-Ти опустился на одно колено.
— Что же мне еще сказать, любовь моя?
— Не понимаю, зачем ты сделал это?
— Я ничего не мог с собой поделать.
— Чепуха. Ты ведь не безумец!
Улыбка исчезла с его лица. Он встал, тяжело опершись о спинку кровати. Раздался легкий стук в дверь. Вошла служанка со стаканом снадобья. Когда она вышла, Сеньор открыл окно и вылил это утреннее питье в сточную канаву.
Через час вновь появился владелец трактира. Ли, вцепившись в подлокотники кресла, сидела неподвижно, пока Сеньор выслушивал сообщение, что паромщик подтвердил пребывание ночью мистера Мейтланда у него на пароме. Лошадь мистера Пайпера возвратили владельцу, а повсюду разослали описания кобылы с белыми чулками с просьбой сообщить о ее местонахождении за определенную плату.
— Вознаграждение-то ерундовое, мистер Мейтланд, — заметил хозяин трактира небрежно. — Всего пять фунтов.
— Да, цена маленькая, — согласился Мейтланд, сидя за столом в своих сапогах для верховой езды и в рубашке. Он завернул в бумагу какие-то деньги и поискал в столе сургуч. — Вы не попросите кого-нибудь из конюхов отнести это паромщику? Передайте ему мою признательность. Надеюсь, у него голова не болит так, как у меня.
— С удовольствием, мистер Мейтланд. — Хозяин взял толстый конверт и вышел.
Повисла гнетущая тишина. Сеньор смотрел на себя в зеркало и встретился взглядом с Ли.
Его победная улыбка показалась ей гримасой дьявола, бесстыже упивающегося своими пороками.
— Удивительно, что ты сумел выпутаться!
— Выкрутился! Это мне влетело в копеечку. Десять фунтов нашему паромщику он, правда, заслуживает и большего! С остальными расходами мне это обошлось в пятьдесят фунтов! Не знаю, стоишь ли ты таких затрат?
Она так взглянула на него, что он предпочел побыстрее отвернуться, подобно Немо, уползающему в угол от греха подальше.
— Ты стоишь этих денег, моя сладость. Сладкая моя, — проворковал он по-итальянски. — Ругайся-ругайся, — произнес Эс-Ти бархатным голосом, самодовольно касаясь своего подбородка.
Он оперся локтями на туалетный столик, небрежно играя гребнем слоновой кости. Ли нахмурилась, глядя на его отражение в зеркале, на удивительные брови, способные выражать и радость и жестокость одновременно. Его оживленная болтовня, насмешки и нежность сбивали ее с толку. Она не могла его понять — его побуждения, поступки, возможности. Казалось, бриллианты добыты с помощью волшебства, а не мерзким разбоем.
Эс-Ти упивался обретенным равновесием духа и тела. С той поры, как они покинули корабль, он двигался легко, уверенно, с тем ощущением внутренней свободы, которую невозможно не заметить окружающим.
Во дворе раздался какой-то треск. Эс-Ти стремительно повернулся к двери и замер в выжидательной позе. Но шум доносился из открытого окна: во дворе переругивались работники над перевернутой тележкой. Ли не сводила с него глаз. Он продолжал смотреть на дверь, пока не понял своей ошибки. Потом перевел взгляд на нее. Краска залила его лицо.
— Теперь я обо всем догадалась, — сказала Ли как можно мягче.
Его рот превратился в жесткую линию. Он молча разглядывал свои башмаки.
— Ты не сама догадалась, — наконец сказал он глухо. — Сам дьявол подстроил эту штуку. — Он провел пальцем вверх-вниз по гусиному перу, торчащему из чернильницы. — Теперь ты знаешь еще об одном моем увечье.
— Чепуха, — сказала она. — Зачем ты от меня это скрывал?
— По-моему, сегодня лошадиная ярмарка, — произнес он совсем другим тоном. — Разрешите, мисс, выбрать для вас подходящую лошадь?
Странно было вновь ощущать себя женщиной, когда тебе подают руку, чтобы ты на нее оперлась, спускаясь с лестницы, когда прокладывают дорогу в толпе. Спустившись на улицу, Ли вдруг почувствовала, что без Сеньора ей теперь трудно обходиться.
Несчастного Немо оставили в комнате, Сеньор настоял, чтобы Ли ехала в паланкине. Он шел рядом, держа шляпу в руках. Солнечный свет золотил его великолепные волосы. Они прошли крепостные ворота и проследовали по узким улочкам до базарной площади. Лошадиная ярмарка была в разгаре.
— Тебе какая-нибудь понравилась? — спрашивал Эс-Ти, продвигаясь по ярмарке.
Несколько человек наблюдали за ними. Один из них взял кобылу под уздцы и вывел ее из ряда. Ее белоснежные чулки вспыхивали на солнце, когда она гарцевала перед ними. Эс-Ти критически осмотрел ее.
— Великолепна, — сказал он, склоняясь к Ли. — Красивый экстерьер, хорошее сложение, отличные манеры. Меньше чем за пятьдесят фунтов ты ее не купишь.
Он бросил лукавый взгляд:
— Не хватает денег, Солнышко?
— Ты прекрасно знаешь об этом.
— Как жаль, — произнес он. — А такая хорошая кобылка!
— Я продам это платье, — сказала она шепотом.
— Вряд ли ты за него можешь много выручить.
— Ты сам сказал, оно стоит четыре гинеи. На эти деньги мы доберемся до Нортумберленда. А там мои жемчуга.
— Весь твой гардероб принесет тебе столько же. Шиллингов пятнадцать выручишь за платье и туфли и три фунта за украшенный жемчугом воротник. Сумма для мелкого уличного торговца.
Ли опустила глаза.
— Ты можешь продать свое бриллиантовое ожерелье — этих денег как раз хватит.
— Ты с ума сошел? Даже не думай об этом.
Он улыбнулся.
— Неужели оно тебе так по душе? Не беспокойся, достану тебе другое, там же.
— Нет! — закричала она, вонзаясь ногтями ему в руку.
Эс-Ти взглянул на человека, державшего лошадь, покачал головой и пошел дальше. Разочарованный торговец увел кобылу обратно в ряд.