Нет, нет и нет. Он никогда больше не поедет в эту дикую, варварскую, криминальную страну. Ладно бы медведи по улицам ходили. Что такое медведь по сравнению с тем, что ему пришлось пережить? Он, Отто Дитрих фон Винклер-Линзенхофф, немецкий барон, чей род приносил славу Германии на протяжении нескольких веков, вместо того чтобы идти в полицию, стирал свои отпечатки пальцев, правда, на месте чужого преступления, которое, как ему пояснили, вполне могут повесить на него. Если не сотрет свои отпечатки пальцев и быстро не смоется. Что за слова в этом языке? Сколько слов обозначают одно и то же понятие! Но ему пытались объяснить оттенки значения. Убегать, смываться, сматываться, делать ноги, рвать когти… Причем тут когти?! У него никогда не было когтей! Или у этих русских есть когти? Хотя для того, чтобы жить в этой кошмарной стране, когти просто необходимы.
Он должен успеть на самолет. Но вначале он должен выпить. Того, что никогда не подадут в салоне «Люфтганзы». Ни в одном салоне ни одного самолета компаний, которыми он летал. Надо выпить что-нибудь из того, чем его угощали в России. Например, ерш. Ерш – это как раз то, что сейчас нужно немецкому барону для снятия стресса. Чтобы спокойно добраться до родового замка, в котором жили его достопочтенные предки на протяжении многих поколений, и предстать перед мамой. Она опять будет его ругать и говорить, что он должен жениться и подарить ей внука, наследника древнего рода Винклер-Линзенхоффов… Мама хочет, чтобы он женился на приличной немецкой девушке или девушке из известной европейской семьи… Многие будут гордиться оказанной им честью. Многие мечтают породниться с Винклер-Линзенхоффами.
Но разве все эти приличные девушки могут его заинтересовать после того, как он познакомился с русскими?! Совсем не приличными… В понимании мамы. С Тамарой, Светланой и Юлией. Нет, с Юлией он не успел познакомиться лично, только видел ее на экране. Но барон теперь знал, как рождаются истории о женщинах в русских селеньях. Эти трое, правда, все из Петербурга. Но горящие избы по ним плачут. Так, кажется, говорят в этой удивительной России?
– Чего это Смирнову на любовь потянуло? – лениво спросил Кактус, развалившийся перед телевизором справа от шефа.
– У кого что болит… – многозначительно ответил Иван Захарович, задумался и вдруг сказал: – А вообще-то все так и есть. Чтобы получить любовь русской бабы, надо ее на жалость пробить.
– Это Смирнову-то? – подал голос Лопоухий.
– А разве нет? Чего она Серегу-то вдруг возлюбила? Ей его стало жалко. Знаете, когда я впервые понял, что у многих наших женщин любовь возникает из жалости? Мне тогда лет пятнадцать было, я ногу сломал и в больнице лежал. А на соседней койке мужик лет сорока, в отцы мне годился. Так вот к нему жена каждый день бегала, то супчик носила, то еще что… А нам он рассказывал, что, когда здоров, она только и пилит его по всяким пустякам, и ругает, и такой он рассякой-разэтакий, а как заболеет – так Витенька-Витюшенька, ухаживает так, что выздоравливать не хочется. И потом я где-то через полгода увидел его на улице. Его, слегка поддатого, эта заботливая наседка гнала домой, держа в руке ножку от стула…
– Думаете, Смирнова Татаринова потом скалкой или чем-то подобным лупить будет? – усмехнулся Лопоухий.
– Ты Смирнову со скалкой представить можешь? – серьезно спросил Иван Захарович, видимо, пытаясь создать в мозгу картину хрупкой Юлии с этим предметом.
– С чем угодно могу! С волыной[1], гранатометом, дубиной, сковородкой и другими подручными средствами. Разве не так, Иван Захарович?
– Так-то оно так…
– Шеф, в «Крестах» пари заключают. И в ментовке. Выдернет она его – не выдернет, – подал голос Кактус.
– А вы бы на что поставили, орлы? – Иван Захарович посмотрел вначале на одного, потом на другого оруженосца.
– Ну мы… – стушевались парни. – Мы как вы…
– Если б она не против меня шла, я бы на нее сам поставил, – сказал свое веское слово Иван Захарович. – А вообще жизнь без нее была бы пресной.
Глава 1
На Арсенальной набережной, аккурат напротив дома номер семь (вернее, не дома, а большого тюремного комплекса, известного в народе как «Кресты»), собралась толпа. С каждой минутой подтягивались все новые и новые лица.
Иван Захарович проводил свою очередную пресс-конференцию. С господином Сухоруковым меня уже неоднократно сталкивала жизнь. Наши пути пересеклись, когда мой любимый мужчина (ныне парящийся в «Крестах») замахнулся на деньги Ивана Захаровича. Потом Иван Захарович, которому регулярно хочется развлечься (все у него есть, денег хватит на несколько поколений, поэтому периодически его одолевает скука), решил, что я способна его скуку развеять, да и следить за мной нужно – чтоб не выкинула фортель, не влезла куда не надо, а освещала как раз то, что требуется Ивану Захаровичу. Поэтому он объявил меня своим пресс-атташе. Решил: ему спокойнее, если я на него работаю.
Иван Захарович провел не одну пятилетку в строгой изоляции, в перерывах успел приложить свои многочисленные таланты в различных сферах. И чем он только не занимался… По-моему, он мог делать деньги из воздуха. Начинал с металлолома, курями заморскими торговал, машинами, наркотиками, пытался пролезть в депутаты (Госдумы), не прошел, понял, что вначале следовало создать свою партию, хотел построить элитный следственный изолятор – не дали, он заимел свой банк и теперь известен в первую очередь как банкир… В интервью он всегда говорит, что ему довелось поработать на Севере, правда, никогда не уточняет, кто подписывал контракт с другой стороны.
Я не знаю точно, сколько ему лет, но он однозначно годится мне в отцы. В последние годы он стал немного сентиментален – или скорее тщеславен. По его словам, он, как коренной ленинградец (наш город ему приходилось покидать только по принуждению, в основном в строго восточном направлении; в противном случае, по его признанию, он никогда бы никуда больше не поехал жить), хочет сделать городу подарок. Как мне кажется, в глубине души Сухоруков лелеет мысль оставить о себе память на века – как Растрелли, Росси, может, даже Петр Первый.
И вот последней его идеей стало строительство моста – хотел он его перекинуть с Арсенальной набережной (от дома семь, естественно) на набережную Робеспьера. Для этой цели он и собрал пресс-конференцию, правда, из журналистов пригласил только меня с оператором Пашкой. Пашка – как и всегда – был слегка под градусом, что, однако, никогда не сказывалось на качестве его работы. Пашка – оператор от Бога, но, как и большинство талантливых русских людей, водит давнюю и тесную дружбу с зеленым змием. И ничего тут не попишешь…
У «Крестов» всегда много народу. И вот сейчас этот народ и придвигается к нам все ближе и ближе. Тем более Сухорукова многие в нашем городе (и уж тем более те, кто по какой-либо причине оказался в районе Арсенальной, 7) знают в лицо – кто в каком качестве, правда, сейчас он в основном мелькает на экране телевизора в роли новорусского Саввы Морозова, но ряд старых сотрудников тюрьмы встречали его и в молодые годы. Меня тоже знают – как-никак веду «Криминальную хронику» да и пописываю в «Невских новостях», опять же на криминальные темы. Пашкину физиономию не знают – он всегда с другой стороны телекамеры, но явно догадываются, кто он такой и зачем прибыл.
Сопровождающие Сухорукова – верные оруженосцы Лопоухий с Кактусом – стали известны и массовому зрителю. Благодаря моей скромной персоне – не отрицаю. Сниматься им, видимо, понравилось (или это возвысило их среди друзей и подняло интерес подруг?), так что сейчас они так и норовят втиснуть свои протокольные рожи в кадр. «Уши не влезают», – так и подмывает меня ехидно шепнуть Лопоухому, Кактуса же вообще можно снимать в фильме ужасов без грима… Но я мило улыбаюсь их шефу и задаю вопросы.
К нам подтянулись несколько усталых женщин средних лет, наверное, только что из зала приема передач. Три молодые, пожалуй, пытались докричаться до своих мужчин или просто приходили, чтобы те увидели их из-за зарешеченных окон. Я бросаю взгляд украдкой на стены из красного кирпича. Да, к окнам прильнули многочисленные лица. Конечно, все смотрят на то, что тут происходит. Наверное, смотрит и Сергей… Не подтянется ли какая-нибудь патрульная машина? А то и «маски-шоу»?
Вместо них из КПП выходят двое вертухаев – или инспекторов ОРО (отдела режима и охраны), как их официально именуют в «Крестах». Правда, от названия суть не меняется. Но что они нам могут сделать? Просто послушают. А остальные вечером посмотрят в «Криминальной хронике». Я вместо хроники дам интервью Ивана Захаровича. Не сомневаюсь – оно вызовет не меньший интерес. И, пожалуй, больший резонанс.
Сухоруков также заметил вертухаев и, как только они оказались в пределах слышимости, стал вещать о побудительных мотивах, объясняя, почему он вдруг решил строить крестовский мост.
По его словам, он беспокоится о бедных сотрудниках наших правоохранительных органов. Приходится несчастным гонять спецавтозак в обход, бензин расходовать, которого у них обычно нет, а так – прямехонькая дорожка из старой части Питера, где у нас одни из самых дорогих квартир… Через мост – и к КПП. Или лучше к воротам, в которые въезжает автозак. Насчет точного места Сухоруков пока не определился. Думает выслушать пожелания всех заинтересованных сторон. Но, в общем, куда-то сюда. И здравствуйте, господа. Эти стены давно о вас плачут.
– Лучше к воротам, – заметил один из вертухаев. Услышав его мнение (у меня вообще уши – локаторы, несмотря на их скромные размеры в сравнении с размерами одного знакомого, не будем показывать на него пальцем), я тут же развернулась и сунула микрофон ему под нос.
– Несколько слов для «Криминальной хроники», – я изобразила свою самую обворожительную улыбку.