— Ты и цента не стоишь, идиот! — Адвокат бросил пистолет на землю и обшарил карманы убитого. Ничего он не взял, кроме ключей, потом снял перчатки и быстро ушел.
Метрах в двадцати от лазейки в заборе его поджидала машина. Он сел на заднее сиденье, где стоял пухлый кожаный портфель.
— Назад в больницу? — спросил шофер.
— Нет, придется сделать небольшой крюк и заехать по одному адресу. На перекрестке сворачивай к центру.
Машина тронулась с места.
Покойника нашел ночной кладбищенский сторож, любивший прогуливать своих собак по окраинам кладбища, там его клыкастым песикам кусать некого. Они и унюхали чужой дух в своей вотчине.
Сегодня все нервничали. Обстановка накалилась, и Трифонов давал возможность высказаться каждому. Лыткарин крутил в руках ключи от машины и звяканьем раздражал других, но следователь его не останавливал.
— …Таким образом, Могила использовал своих нанятых шестерок как одноразовую обойму. Коптилин и Сошкин были обречены на провал. Они были приговорены. Меня другое удивляет. Выполняя такой сложный заказ, Могила шел на сознательный риск. А если бы мы этих отщепенцев взяли? Они ведь гадили повсюду. Их могли взять, когда они залезли в дом к Анне Лапицкой и устроили там перестрелку. Их могли взять на квартире адвоката, когда устраивали там погром. Чудом им удалось уйти из офиса, и даже авария на мосту не добила их. И, наконец, сама авария. Точно установлено, что в живых осталось двое. Они, как известно, ушли под мост. Следов третьего человека мы там не нашли. Но в машине ехали трое. Это подтверждают и найденный грибниками пакет, в котором лежали три плаща и отмычки Козьей Ножки, и свидетельств инспектора ГИБДД Синицына, видевшего трех человек в «волге». Раньше мы предполагали, что третий утонул вместе с машиной, а потом его унесло течением. Ан, нет! Козья Ножка возродился из пепла и взломал сейф на Гороховой.
— Не кипятитесь, Аристарх,— тихо одернул майора Трифонов.— Медвежатник мог выскочить из машины раньше, не доезжая до моста и уйти лесом. Он, как мы убедились, человек очень осторожный. За его спиной сотни дерзких ограблений, и он никогда не попадался. Такие партнеры, как Сошкин и Коптилин, ему не попутчики. Он мог заставить их притормозить и выйти из машины. Вот тут мы можем вернуться к старой версии, которую отмели раньше. Как мы помним, Коптилин, прекрасно знающий местность, вдруг сворачивает на развилке в ту сторону, где он почти наверняка попадает в ловушку. Кто-то выдвигал предположение… сейчас уже не важно кто… что по этой дороге может быть какая-то база для укрытия, к примеру дача, вполне оправдывает поступок Коптилина. Мы знаем, что есть три поселка по левой стороне шоссе. Но нас смутил тот факт, что в километре по течению от моста, то есть справа, была похищена лодка и весла. Теперь мы вправе предположить, что лодку с веслами украл медвежатник, покинувший машину ранее, а Коптилин и Сошкин ушли от моста влево к жилым точкам. Тем более что они побывали в аварии и им легче преодолеть три километра, нежели непонятно как добираться до города. Я прошу тебя, Аристарх, связаться с участковым майором Тереховым. Пусть он соберет для нас все данные о владельцах домов в радиусе трех километров от шоссе, но только тех поселков, к которым есть подъезд.
— Ко всем деревням есть подъезды. Ведь люди строились каким-то образом,— возразил Лыткарин.
— Жаль, что тебе до сих пор надо разжевывать такие вещи, майор. Осень дождливая, дороги размыты, а Коптилин ехал на легковой машине с не лучшими вездеходными качествами. Значит, он знал, что сумеет доехать до места на «волге» и не застрянет на полпути.
— Сделаем.
— У тебя есть что-то еще?
— Есть. Могила сидел пять раз. Всегда играл в «несознанку» и никого не сдавал, за что его уважали и короновали. Но под судом представал двенадцать раз. Дважды его адвокатом выступал Добронравов Давид Илларионович. И оба раза Пухова освобождали прямо в зале суда. Неужели вы думаете, что Могила будет грабить своего благодетеля? Я сомневаюсь. Могила — вор старой формации.
— Сам себе противоречишь, Аристарх,— с вечной иронической улыбочкой заметил Куприянов.— Могила против Добронравова не пойдет. Тем не менее он нанимает двух смертников, и те похищают адвоката, а потом чистят все его точки под орех.
— Я хочу сказать, что между ними может существовать определенное соглашение. Вся эта бодяга с ограблениями — не более чем спектакль для нас с вами и владельцев картин и марок. Но Могила нам об этом ничего не расскажет, а Добронравов тем более. Все это лишь теория, не подтвержденная фактами.
— Выводы убедительные, Аристарх,— согласился Трифонов.— Я целиком на твоей стороне. Голосую руками и ногами. А как ты мне объяснишь тот факт, что десятки солидных людей уверены в порядочности Добронравова? Это первое. Второе. Налет на дом Лапицкой совершен в конце мая. В то время Добронравов ничего не знал ни о Лапицкой, ни о марках. И еще не забывай о важном факте. Добронравов лежит в больнице в тяжелом состоянии. Его едва спасли. А убили бандитов люди банкира Шестопала и сделали это умышленно. Ведь если на Сошкина и Коптилина хорошенько нажать, они раскололись бы. И не Могила их убрал, а Шестопал.
— Веский аргумент, Алексан Иваныч,— признал Лыткарин.— Вот вы говорили о порядочности Добронравова. Можете считать, как хотите, но адвокат уже по сути своей не может быть порядочным человеком. Он работает не за идею и не за торжество истины, а за деньги. За большие деньги. Вытаскивая из зала суда Могилу, он прекрасно знал, что спасает опасного бандита, и не сомневался в его виновности. Где же его порядочность? А банкир Шестопал и прочие солидные поручители, дающие рекомендации адвокату, тоже порядочные? Владеть капиталами в миллионы долларов, иметь охрану из элитных подразделений ФСБ, обладать коллекцией картин, о стоимости которой можно только догадываться… И все это в тридцать семь лет… Это тоже порядочность? Шестопал строил свои капиталы на крови, как и остальные олигархи. Но теперь все эти официальные бандиты сидят за круглым столом с президентом страны и решают, как мы с вами будем жить.
— Тебя заносит, майор,— попытался остановить его Трифонов.
— Нет уж, извините, товарищ полковник. Мне сорок три года, и я живу на нищенскую зарплату за то, что вычищаю наше общество от сорняков. Пусть это звучит помпезно, но мне плевать… У меня уши вянут, когда я слышу слово «порядочность» по отношению к официальным преступникам, перед которыми надо преклоняться за то, что они вовремя не попались или сумели откупиться. Я готов с уважением отнестись к Лапицкой, да и то с оговорками. О ее порядочности я тоже не стал бы разглагольствовать. Извините, товарищ полковник, вы давний друг семьи, и тем не менее я выскажусь до конца. Пусть марки по праву принадлежат ей и купила она их официально. Но как? Продав девять эрмитажных картин бандиту… А почему она не сдала их в Эрмитаж, где им место и откуда ее дед в свое время вынес их. Можно сказать, украл. И я должен прислушиваться к этим людям, которые хотят мне внушить, будто адвокат Добронравов хороший парень и за это пора ему ставить памятник?! Сволочь он! — Закончив пылкую речь, Лыткарин замолчал.
Тишина висела больше минуты. Трудно возразить майору. Никто и не собирался этого делать. Выдержав паузу, Наташа тихо сказала:
— В реестре сокровищницы Эрмитажа, составленном после революции не без помощи князя Оболенского, многих картин и других раритетов не хватает. Дореволюционный реестр до наших дней не дожил. Он утерян. Может быть, и не без помощи князя. Сохранились дарственные императорскому двору, купчие и другие финансовые документы и, наконец, свидетельства историков, дипломатов того времени и описания мемуарного характера. Но я не думаю, что князь Оболенский, истинный патриот России, уничтожил главный реестр из-за того, что попытался спасти от «варваров» несколько картин. Скорее всего, он хотел защитить честь последних Романовых, которые сами запускали руки в сокровищницу Эрмитажа, ведя войну с Германией. Это я так, для краткой справки. А теперь, позвольте мне доложить обстановку, связанную с ограблением квартиры Добронравова.
Далее Наташа рассказала о своей встрече с участковым и слесарем.
— Мы ошибочно предположили, будто ограбление произошло после отъезда адвоката в Москву. Я еще раз побывала у соседа Добронравова — его приятеля генерала Дупчака. Он сказал мне, что заходил к Добронравову пятого числа поиграть в шахматы. В этот день он получил пенсию. Адвокат занимался сборами и сказал, что ждет слесаря — в ванной шланг протекает, а он вечером обещал поехать к Кире и у нее заночевать, потом у него дела и он поедет в аэропорт. Генерал уверяет, что все картины — а он не сомневается, что это полотна работы Федотова,— висели на месте. Теперь разложим все по полочкам. Диспетчер ДЭЗа не получал заявку на вызов слесаря пятого числа. Заявка поступила шестого от соседки снизу. Не хочу ничего утверждать. Возможно, адвокат воспользовался коммерческой организацией, где работают более аккуратные слесари и приходят по первому зову. Тем более что он торопился. Как можно догадаться, слесарь так и не пришел. Шланг прорвало на следующий день. Что происходило на следующий день? Где он провел день, нам не известно, а в девять вечера ловил машину в южной части города и позже был захвачен похитителями. Слесарь появился в квартире Добронравова, когда адвокат еще находился в городе. Молодой человек, открывший ему дверь и грузчики, никак не попадают под описание Сошкина и Коптилина. К тому же, в квартире присутствовала какая-то таинственная женщина, край юбки которой видел слесарь, когда она выходила. Я убеждена в том, что картины вынесли в коробке из-под холодильника. Мало того, воры точно знали, что хозяин их не застанет, а ведь он мог вернуться за забытыми билетами, паспортом или еще чем-нибудь. Предлагаю три версии. Первая: похитителей нанял сам Добронравов. Он хотел проследить процесс вывоза, а в коробку картины упаковал сам. Не доверял такую аккуратную работу, кому попало. Вторая: к вывозу картин прича