Бежал пока не свалился обессиленный. Хочу встать, а ноги не слушаются. Сверху еще придавила тушка Виоллы.
Тонким чутким слухом исследую мрак, ожидая погони. А мне в ответ лишь сердце: «бух–бух»… Вроде, никого… Полежу отдохну, немного, совсем чуть–чуть, пол часика…
Очнулся утром с петлей на шее и связанными руками. Амулет ведьмин содрали и куда–то тащат. Виоллы нигде не видно. А на меня какие–то аборигены смотрят. В рваной одежде и перекошенными мордами, разукрашенными красным и белым.
И почувствовал я себя тем горным козлом, что залетел не туда. Замечаю, что вместе со мной волокут еще четверых. Вот это счастье, поймали наемников Нины, не иначе. Мужики испуганно вылупили глаза. У одного подбородок дрожит, другой со следами крови на лице, третий постанывает, четвертый без сознания, головой о кочки бьется.
А этих – человек семь. Луки, копья, смотанные сетки за спинами. Волокли долго и неожиданно отпустили.
Из–за головы показались копыта, а затем и опечаленная морда горного козла, язык навыкате. Меня передернуло. И тебя, дружок поймали. Ясный ум говорит мне, что все плохо. Шансов на спасение нет. Подняли на ноги. Перед взором предстал вход в пещеру. Огромный круглый проход в скале. Позади подтолкнули, погнали под навес, что поглотил зловещей тенью. Впереди строения из дерева, заборчик, укрепления, похоже, какие–то. Стражники на воротцах.
Провели вовнутрь. Первое, что бросилось в глаза – это сияющие синие породы, раздающие интимный свет, под которым в шалашиках ютятся семейки местных. Вонь потных портянок перемешалась с запахами зелье варенья и сырости.
Пещера оказалась сквозная. Миновав презренные взгляды грязных женщин и детей, оказались в каком–то кратере, вероятно, давно потухшем. Вот тут уже и мостики по стенам, и этажей побольше. В общем, чудо местной архитектуры радует один единственный глаз. А особенно веселит кишащая масса местных аборигенов, которые, как по команде, сбежались на нас посмотреть.
– Это горги, – прошептал один из наемников.
Трое других взвыли.
– Мы все сдохнем, – прохрипел другой и истерично захихикал. И вдруг вскрикнул, получив смачного пинка.
Балаканье на местном я вообще не понимал. Но по интонации и оскалам стало ясно, нас либо сожрут, либо кинут в клетки, а потом сожрут.
По первому впечатлению системы переходов, мостики и платформы держатся на соплях. Всюду канаты, веревочные лестницы, пещерки в стенах, из которых выглядывают пузатые, беременные женщины.
Нас привели к клеткам, в которых уже сидели такие же, как мы ребята. Человек двенадцать, даже пара гвардейцев ютилась по углам. Морды худые, угрюмые, губы потрескавшиеся. Несколько пленных вообще догола раздеты, скрючились в своих отдельных клетках, животы двигаются, а значит, пока не сдохли.
Скрипнула дверь и меня толкнули в зловонную, засранную клетку с тремя жителями. Вот и приехали.
– Эй! А руки развязать?! – гавкнул я, напугав соседей.
В ответ гневное несуразное и нечленораздельное. Понятно…
Долго никто не приходил. Затем троих пленников увели, через пару часиков еще одного. Логика проста – забирают старых.
– Их приносят в жертву молоху, – прохрипел мой сокамерник. – Хруст костей я помню отчетливо, человеческих костей, они лопаются и лопаются, хрустят и хрустят… зачем они это делают?!
Дальше пошли завывания, сопровождаемые раскачиванием всего тела. Безумный взгляд молодого парня, на котором еще видны остатки красного мундира гвардии Корна.
И вот пришли за мной. Ноги и без того ватные подкосились от страха. Не хотелось верить этому безумцу, пугающему монстром, который любит хрустеть… Но те ребята не вернулись, что навивает на отчаянные мысли.
Сильный рывок, и уже я разметаю песок своей спиной. Остановка, удар в плечо ногой.
– Вставай, рыцар, – прохрипел один из аборигенов. – Лежачий убит, стоячий шанс жить.
Ага, ясно. Шанс – это всегда хорошо. Поднялся кое–как. Подтолкнули.
Нас человек десять набралось.
– Не бздо, – прошептал ближайший товарищ по несчастью. – Копать ведут, там и пожрать дадут.
– А те где? – я кивнул на пустые клетки, из которых недавно забрали пленников.
– Ими пообедали, – усмехнулись в ответ. – К полудню его кормят слабыми, он засыпает. Днем идут сильные, чтобы работать. Будь сильным, дольше проживешь.
– Вот жопа, – выдохнул я, едва перебирая ногами.
Позади завизжал тот сумасшедший, что рассказывал мне про хрустящие кости. Его потащили назад.
– Вот и еда ему на ближайшие дни, – прокомментировал пленник и сипло захихикал.
Нас провели по узкому переходу, несколько поворотов и оказались в довольно большой пещере, изрезанной каменными мостиками непонятного происхождения. На дне поблескивала ровная гладь воды. Сверху на наши головы падали прямые лучи солнца, пробивающиеся через обширные трещины в потолке.
До ушей донеслись звуки каторги. Каменоломня ждала нас. Первые встретившиеся местные мужики с радостным воплем побросали свои телеги, оставляя их нам.
По моей спине прошлась палка.
Вот и надсмотрщики обозначились. Погнали дальше, вглубь низеньких пещер, раздали мотыги, указали куда стучать и что дробить. Под светом факелов мерцали чистые куски золота, будто искусственно впаянные в гранит.
Невольный восторг привел к промедлению. В результате чего по спине снова угодила палка. По два аборигена на одного работающего. У входа еще лучники и копейщики. И даже если всех перебить, куда бежать вообще не знаю, городок–то не маленький и переходов куча.
Первые удары по граниту отдались острой болью в плечах. Кисти быстро стали неметь. Позади одобрительно балакнули надсмотрщики. Разогнался…
Надолго меня не хватило. По спине я получил больше, чем сам ударил по нерушимой стенке. Эти куски золота выбить не так легко. Осознание пришло вместе с новой порцией отчаяния.
Спина уже не чувствуется, руки тоже. Глотка пересохла, картинка перед глазами плывет. Давно так плохо не было.
Упал, с мыслью – сколько не лупите, уже не встану. В животе чувствуется недомогание, тело знобит… Не сразу сообразил почему меня так быстро перестали колотить палками. Спешно удаляющиеся шаги, крики, суматоха где–то там… И весомый синхронный стук по камням, скрежет по стенам, в придачу какой–то глухо звенящий звук, не характерный для данной местности.
Перевернулся на спину. Надо мной нависла тень. В нос ударил резкий запах мха и плесени. Острая конечность стукнула о грунт у моего правого плеча, еще одна у левого бока.
Что–то зловещее смотрит на меня сверху. Едва заметный блеск озарил сетчатые глаза, много–много глаз.
– Ты молох? – прохрипел я, рисуя в голове образ здоровенного мохнатого паука с мощными челюстями. – Выспался уже? Убей сразу, ладно?
Шепот из неоткуда нарастающим шелестом… визг вдруг ударил иглами в мозг. Лишь на миг. Но сознание успело помутиться. Гул… нечленораздельные звуки, быстрый темп, медленнее… еще медленнее... мой мир остановился. Неужели это и есть смерть?! Пока тебя жрут…
«…прикосновение руки создателей. Отклик сознания получен», – раздался отчетливый голос в моей голове металлическим шелестом. Возникло ощущение, что кто–то пытается найти со мной общий язык. Хочу пошевелиться, но тела нет, одно круглое серое сознание перед пульсирующей красной точкой.
«Тот, кто испытал прикосновение руки создателя является неприкосновенным существом… Страх смерти помеха мыслить рационально.»
– Молох? Ты? – раздался мой голос. Я хотел сказать, но вроде бы еще не делал это физически. Губ–то нет!
«Испытавший прикосновение руки создателя имеет не верное представление вложенное в понятие «Молох». Я определение, как боевой робот ахэи, бионическая основа. Ресурс два процента, примерный срок…»
– Так, стоп. Ты говорящий искусственный паук? Созданный теми, кто создал мехаров? – я перебил этого урода, потому что страх улетучился мгновенно. Не понимаю, как–так вышло, что перестал чего–либо бояться.
«Нет, создатели техники, что вложено в понятие «мехары» не являются сотворенными создателями… Ресурс два процента, примерный срок службы…»
– Эй, я еще жив? – не могу долго его слушать, каждая фраза отдает тупой болью, а эта не совсем логичная речь выводит меня из, без того шаткого, психологического равновесия.
«Да, вместе с тем организм испытавшего прикосновение создателей подвержен атаке болезнетворных микроорганизмов. У робота ахэи недостаточно ресурсов для уничтожения…»
– Эй, эй… не надо никого и ничего уничтожать в моем организме, – возмущаюсь я. – Помоги мне выбраться. Если я неприкосновенный там объект, существо, тварь человеческая, помоги чем сможешь, защити испытавшего там какое–то прикосновение, меня!
«Ультрафиолет губителен для робота ахэи. Радиус действия робота ахэи ограничен полем генератора создателей. Боевая эффективность ноль… один… процент… Испытавший прикосновение руки создателя имеет трехкратно превосходящую боевую эффективность…»
– Хитрый робот, бейся сам, да?
«Ответ сознанию, испытавшему прикосновение руки создателя – доминирующее над организмами подобного вида является скорость, сила, выносливость и способность изменять вектор времени. Явилось результатом прикосновения…»
–Молчи! Стой, хватит, – голова уже пульсирует незатухающей болью. – Как я могу это использовать?
«Испытавший прикосновение руки создателя…»
– Кратко!
«Катализатор – адреналин».
– Отпусти меня, боль невыносима!! – взревел я, понимая, что, наконец, слышу свой собственный голос.
Ночь, тишина. Шевелю пальцами рук, чувствую своей кожей все. Тело, что секунду назад не ощущал, теперь охватил озноб. Перевернулся на бок, попытался встать. Не вышло… Хочу понять… осознать случившееся. Уже ночь, хотя пять минут назад был полдень. Четко помню те короткие тени, что бросал забор у пещер. Неужели наше общение затянулось на такой срок? Паука нигде не ощущаю, его нет поблизости. Ушел зараза. Ресурсы видите ли у него на исходе. А я… я заболел. Жар бьет по щекам и моему единственному глазу. Иду на четвереньках, прощупывая путь. Вижу тусклый краешек света. По мере движения он все больше и больше. Это одинокий факел, освещает выход. Вокруг никого. Молох ночью гуляет, все знают это и боятся быть сожранными. Но вместо паука сейчас брожу я.