— Ее по ту сторону стены сажать надо, — сказала я, содрогнувшись. — Впрочем, тебя тоже.
— Хватит болтать! — рявкнула Ирка. — Где пес?
Том ожидал своего часа за углом, коротая время за предоставленным Иркой легким обедом: берцовая кость не то слона, не то бегемота. Не без труда оторвав Томку от трапезы, я приволокла его к Ирке, потыкала псу в морду пустым мешком из-под Монтика и толкнула животное вверх по стремянке. Том на удивление легко сиганул на стену и бесшумно канул вниз по другую ее сторону.
— Теперь ты, — сказала Ирка.
— Ненормальная, — в сердцах выругалась я. — Рыцарша стукнутая. Других мужиков на свете нет, кроме твоего психованного нудиста!
— Пошла! — Ирка, как гирю, выжала меня вверх одной правой.
Я перелетела через стену, едва коснувшись ее, и приземлилась аккурат на Томку. Он оказался достаточно мягок и упруг. Я быстренько отбежала на пару шагов, ожидая Иркиного приземления, — не хотелось попасть под нее. Она спрыгнула со стены — земля дрогнула.
— Ну, чего встали? Ищите Монтю. У нас полчаса максимум. Потом к этой дуре кто-нибудь начнет клеиться — вот будет облом!
— Том! Ищи! — скомандовала я.
Полной уверенности в том, что своенравная собака пойдет по следу, даже если возьмет его, у меня не было, но получилось! Пес рванул с места в галоп, дернув поводок, на другом конце которого болталась я.
Первую пару метров я проехала, как на водных лыжах, потом мои руки оказались вытянутыми далеко вперед, а ноги — далеко назад, и я покатила по сырой траве, как сани-волокуши. Следить за маршрутом я уже не могла: Томка стремительно лавировал между деревьями, а меня заносило, как второй прицепной вагон трамвая, в результате чего наше продвижение вперед — на мой взгляд, слишком быстрое — сопровождалось однообразным и болезненным звуком «бум!». Позади владимирским тяжеловозом топала Ирка, наступая мне на пятки в буквальном смысле. Потом скользкая трава сменилась крайне неуютным гравием, пару раз меня стукнуло о лавочки, Томка рыкнул и прянул вверх, меня подбросило в воздух и тут же прижало к земле неимоверной тяжестью.
— Перегрузки, — пробормотала я, видя перед носом приплясывающие задние лапы овчарки.
Ирка, упавшая на мою спину, проползла по мне на полметра вперед, перехватила поводок выше моих сведенных судорогой рук и скатилась вбок. Одновременно, как в синхронном плавании, мы с ней встали на четвереньки и огляделись.
Посмотреть было на что. На расставленных по кругу парковых скамейках, поштучно и группами, сидели тихие люди с округленными глазами.
— Чего они вытаращились, как ненормальные? — не поворачивая головы, шепотом спросила Ирка.
— Ненормальные и есть, — так же шепотом ответила я. — Это же психи, идиотка!
— На себя посмотри! — огрызнулась Ирка.
Мысленно я представила нас со стороны — две дамы и собака, все на четвереньках — и мгновенно нашла нужную тактику.
— Гав! — вызывающе сказала я ближайшему психу.
Ирка изумленно поперхнулась. Томка плюхнулся на задницу, с интересом повернул ко мне голову и пошевелил ушами.
— Гав-гав! — с нажимом повторила я, приглашающе лягнув Ирку задней ногой.
Слава богу, дошло: она энергично кивнула и затявкала — тонко и пронзительно, как карликовый пинчер. Интерес, отчетливо обозначившийся было в глазах окружающих нас психов, потух.
— Дальше-то что? — прошептала Ирка в паузу между тявканьем.
Я гордо, как призер собачьей выставки, прошествовала к ближайшей скамейке. Сидящий на ней одинокий Монте поспешно поджал ноги.
— Гав! — громко сказала я, по всем правилам собачьего этикета протягивая ему лапу. И тихо добавила: — Ю ар дог, андестенд? [1] Дог!
— Ват? — спросил он.
— Киловатт! — шепотом рявкнула я. — Ай вонт ту сейв ю,[2] андестенд? Ю ар дог, крейзи, квикли! Дог!
На физиономии Монте отразилось понимание. Андестенд ведь, понимает, когда хочет, гад! В смысле, гав…
— Гау? — с отчетливым англо-американским прононсом негромко взлаял он.
— Гав, — поправила я: сказались пять лет педагогического стажа.
— Гау!
— Гау ду ю ду, — пробормотала я в сторону, как ругательство. — Давай же, пошел, комон! Пока не пришел ОМОН…
Умница Монтик медленно и неуверенно сполз с лавочки и встал на четвереньки. Томка забил хвостом, поднялся на ноги и лизнул нового собрата в ухо.
— Тяв-тяв! — невыразимо игриво вымолвила Ирка, поворачиваясь к Монте полубоком.
— Фу, Ирка, это пошло! — прошептала я.
— Заткнись, — сказала Ирка. — Значит, так, кобели и… гм… дамы! Слушай мою команду: сначала бегом, потом барьер, потом снова бегом, а там разберемся!
И мы всей стаей ринулись в обратном направлении. Том стену перемахнул, Монтик перебрался, ловко подтянувшись, меня снова подбросила Ирка. Чтобы вытащить ее саму, я, не слезая с гребня, опустила за стену стремянку, которую затем пришлось вытягивать. Возня с лестницей поглотила все мое внимание, и от общей суеты остались фрагментарные воспоминания: как Ирка скручивала в тугой комок резиновую бабу, заталкивая ее в сумку с неиспользованными афишами; как я волокла за угол к машине все ту же растопыривающуюся на ходу стремянку, между створками которой все время вклинивался Томка; как Ирка на пути к автомобилю с сумарем в руках пару раз немотивированно шлепалась на четвереньки — видно, успела привыкнуть.
Монте в этой кутерьме мы выпустили из виду — на три-четыре минуты, не больше, но этого оказалось достаточно. Когда, ревя мотором, наш четырехколесный друг вырвался из-за угла на оперативный простор, Монтика, оставленного под стеной, на месте не было.
— Сперли мужика, — со злостью проговорила Ирка. — Вот блин! Так я и знала!
— Может, сам ушел?
— От меня еще никто не уходил! — зловеще сказала Ирка.
— Тогда будем искать, — примирительно заметила я.
Затолкав собаку на заднее сиденье и привычно прикрутив поводок к раме переднего кресла, я выпрямилась, оглядела окрестности и решила:
— Я направо, ты налево. Посмотрим в переулках, думаю, далеко он уйти не мог. Бегом!
На беглый осмотр местности вблизи психиатрички ушло какое-то время. Когда я вернулась к машине, Ирка уже была там. Заглядывая на заднее сиденье, она что-то бормотала. Подойдя поближе, я услышала:
— Тю-тю-тю, хорошая собачка!
Беседовала она не с Томкой: рядом с моим псом устроилась еще одна, совершенно незнакомая овчарка.
— Откуда собачка? — едва отдышавшись, спросила я.
— Из лесу, вестимо! В смысле из психушки!
— Да ну?!
— Ну да! Упала со стены и прямиком к нам в машину!
Это мне не понравилось: я боялась погони.
— Выгони ее из машины. Это наверняка служебная собака, милицейская. Что-то морда ее мне знакома, не иначе попадалась в какой-нибудь оперативной съемке.
— Она не уходит!
— Тогда закрой дверцу, а сама садись вперед! Быстро!
Оскальзываясь на листве, облетевшей с кленов за стеной, мы с Иркой разбежались по разные стороны автомобиля, заняли свободные от четвероногих сиденья и поспешно покинули место своего неудавшегося преступления.
Полковник Лапокосов смотрел на унылый скверик с сырой опавшей листвой в окно приемного покоя. На влажных лавочках, покрытых несколькими слоями слезающей краски, сидели пасмурные личности идиотской наружности. Наружность не обманывала: личности действительно были идиотами, олигофренами, имбецилами и прочими дебилами в законе — то есть согласно диагнозу. Неофициально статус почетного идиота полковник Лапокосов именно в эти минуты самокритично присваивал себе. Секретного агента Шило, внедренного в окружение подозреваемого в антиправительственном заговоре мелкого провинциального дельца по кличке Беримор, сначала потерял из виду, а потом своевременно не нашел именно он. За что и казнил сейчас себя и других. Полковник опоздал всего на четверть часа, но за это время Сидоров опять умудрился развернуть бурную деятельность.
— Показания очевидцев расходятся, — деликатно кашлянув, сказал лейтенант Филимонов. — Один из пяти свидетелей заявил, что пропавший был похищен инопланетянами киноидной расы, двое клянутся, что он оказался волком-оборотнем, четвертый очевидец конкретно ничего не сказал, потому что с тех самых пор повторяет одну только фразу: «Аки пес смердячий».
— А пятый? — Лапокосов неприязненным взглядом сверлил румяного лейтенанта в лазоревом халате.
— Пятый взялся показать, где прячется пропавший.
— И? — Полковник подался вперед.
— Привел меня в библиотеку. — Лейтенант вынул из кармана иллюстрированное издание «Маугли».
— Идиоты, — злобно бросил Лапокосов.
— Что с них возьмешь, — поддакнул капитан Сидоров.
Полковник с трудом сдержался.
— Следы?
— По траве явно волокли тело. Собака тоже была — крупная, возможно, овчарка. А вообще эти чертовы психи метались, как ненормальные, и так там натоптали…
— Мы нашу собаку по следу пустили, Карменситу, — оживленно сообщил капитан Сидоров. — Это же не сука, а Шерлок Холмс в юбке! То есть в ошейнике…
— И?
Сидоров пожал плечами:
— Взяла след, рванула через парк и как сиганула на стену— у кинолога руки разжались, поводок выпал… Карменситу до сих пор ищем…
Лапокосов зажмурился. Он, только он один, был посвящен очень важными людьми в подробности темной истории с пропавшим компроматом. Организация и проведение тайной операции по обнаружению и максимально деликатному изъятию «информационной бомбы» были возложены первыми лицами лично на него. Если агент Шило не выйдет на связь сам…
— Вы мне эту суку найдите, — жестко приказал полковник, имея в виду пропавшего. — Живым найдите, слышите?
— Так точно, — сказал капитан Сидоров. — Да вы, товарищ полковник, не сомневайтесь — наши ребята за Карменситу и сами переживают. Любят ее, тварь такую…
Полковник Лапокосов поперхнулся, вытаращился на капитана, потом крепко зажмурился, глубоко вздохнул и мысленно досчитал до десяти. Сидоров и Филимонов напряглись. Полковник открыл глаза и матерно заорал — так громко, что с клена под окном враз облетели последние листья.