Я чувствую, что мои щеки начинают полыхать. Господи, как давно мне не говорили комплиментов. Я даже не знаю, как на них правильно реагировать. Сказать спасибо? Отшутиться? Молча улыбнуться?
— Лиза-а-а, не пугай меня. Если я несу чушь, то скажи, чтобы я заткнулся. Только не молчи, пожалуйста.
И я решаюсь.
— Мне очень давно никто не говорил, что я красивая. Я просто забыла, что в таких случаях надо отвечать.
— Ты очень красивая, Гаечка. И это не комплимент, а простая констатация факта. А если не хочешь ничего говорить, то мы можем и помолчать. В конце концов, с приятным человеком даже молчать весело.
Но особо помолчать нам не удается в тот вечер. Как-то совсем незаметно для себя самой я потихоньку втягиваюсь в легкую беседу вроде бы ни о чем: о погоде, о питомцах, с удовольствием слушаю рассказы Егора о его работе, сама делюсь забавными случаями из своей студенческой жизни… И чай действительно восхитительный, и пирожные просто тают во рту, и еще… Еще мне так тепло и уютно в компании этого большого и доброго человека, что хочется мурлыкать, как той кошке, которую гладят за ушком.
— И вот вызывает меня преподаватель, мол иди-ка ты, Королев, в первой пятерке, а то…
— Погоди, погоди, так ты Королев?
— Ну да, я же тебе визитку давал.
— Получается, это твоя клиника? Ну, она же “Ветеринарная клиника доктора Королева”.
— Мы с дядей партнеры. Он создал, а я через какое-то время вложился в его бизнес.
— Так ты у нас Королёв-младший? — мои губы растягиваются в невольной улыбке. — То есть по большому счету Принц?
— И тоже в розовом пальто, — подхватывает мою шутку Егор.
— И это именно Евгений Борисович…
— Тс-с-с, — наклоняется мужчина над столом и делает нарочито испуганные глаза. — Никому не говори. Он очень стесняется этой своей небольшой слабости.
Через пару часов, заметив, что бедный пес уже вовсю похрапывает у меня на руках, Егор с сожалением замечает:
— Я бы так всю ночь просидел, да у тебя же завтра наверняка лекции?
— Завтра консультация и зачет. Но я не переживаю, потому что мне его точно поставят автоматом. Лидия Егоровна уже даже сказала, кто может не приходить. Но я все равно должна там появиться, надо будет ей помочь с ведомостями разобраться. А вот Принц наверняка устал. Да и не привык он к такой обстановке. Поэтому нам действительно пора уже.
— Но ты же не откажешься повторить?
— Я буду очень рада.
С этого дня у нас с Егором складывается вполне четкий график дня. В восемь утра он уже ждет нас с Принцем возле дома Анфисы, мы доезжаем до клиники, там я оставляю пса заботам Евгения Борисовича, сама бегу в колледж, а на обратном пути забираю собаку, мы с ним не спеша прогуливаемся по набережной, где он со звонким лаем, смешно переваливаясь на тонких лапках, гоняет голубей. Мы наводим порядок, я готовлюсь к очередному зачету, а вечером несусь домой, чтобы переодеться перед свиданием с Егором.
И с каждой новой встречей я чувствую, что мне хочется теснее прижаться к его большому теплому телу. Хочется уткнуться ему подмышку или просто залезть к нему на руки — такие сильные и добрые.
В первые дни после развода я думала, что больше никогда не захочу видеть в мужчине друга. Что толку с такой дружбы, если внезапная страсть может закрутить легким листом и унести к той, что способна спалить дотла все предыдущие привязанности. Но вот он, новый мужчина, который мне очень нравится, а я не вижу в его глазах того бешеного пламени, что мелькало во взгляде Данила, когда он упоминал свою вторую жену.
— О чем задумалась, Гаечка? — Он по-прежнему называет меня так, а я и не возражаю. Ну и что, что звучит немного по-детски. Зато очень искренне.
— Егор, а почему ты до сих пор не женат? — выдаю я прежде, чем мозг успевает завопить “Стоп! Запретная тема!”.
— Хм, ну… скажем так. Я сбежал из-под венца.
— Что?
— Фигурально, конечно. Была у меня девушка, практически невеста. И я собирался сделать ей предложение. Даже кольцо уже купил. Дорогое. Как она любила. Она была повернута на таких вот жестах, знаешь, немного киношных. Чтобы на коленях, при свидетелях, и у нее слезы радости, но тушь не течет при этом. И чтобы она все равно выглядела красавицей. Она была очень красива. У меня дух захватывало. Честно. Но…
Он останавливается и разворачивает меня лицом к себе. А я вынуждена немного запрокинуть голову, потому что иначе утыкаюсь взглядом в широкую грудь.
— Но однажды случилось нечто, что заставило меня понять, что такое настоящая женская красота. И что она не имеет ничего общего с формой губ или глаз, или стоимостью нового наряда. Мы ехали от друзей, с шашлыков. Я тогда немного выпил, и за рулем была она, на моей машине. Помню, мы даже поссорились по этому поводу и она еще долго возмущалась тем, что вынуждена вести машину, а не отвечать на смс-ки от подруг. В общем, отвлекшись на очередную гневную тираду в мою сторону, она сбила собаку. Обыкновенного бродячего пса. И собиралась просто проехать дальше, как ни в чем не бывало. Я заставил ее остановиться, кинулся к бедогале. Он здорово пострадал, но его можно было спасти. Я бы спас, даже в том состоянии. Но она раскричалась, что не позволит тащить окровавленную тушу в машину, потому что вся ее одежда будет вонять. И когда я начал настаивать, просто уехала на моей машине. А я остался с умирающим псом на руках. И тащил его в город несколько километров, чтобы успеть. Но не успел.
— Мне жаль, Егор. Прости за этот вопрос.
— А ты — настоящая красавица. Я рядом с тобой чувствую себя… не знаю, как будто я тот самый бродячий пес, которого все-таки спасли. И он снова верит в то, что люди могут быть добрыми. И красивыми в первую очередь внутри, а не только снаружи.
Он медленно обнимает мое лицо руками и очень мягко касается губами моих губ. Томительно долгое мгновение он ожидает моей реакции, а когда я подаюсь навстречу и обнимаю его за шею, шалея от собственной смелости… Все мысли о бесполезности мужской дружбы тут же трусливо разбегаются под напором той огненной волны, что пронзает позвоночник, раскаленным добела потоком обрушивается на покорно сложивший лапки мозг, и в ушах грохочет пульс, а в груди вибрирует от едва слышного, но ощущаемого всей кожей, всем телом низкого мужского то ли стона, то ли рыка.
— Лиза-а-а, я так боюсь нечаянно задеть тебя словом или слишком сильно сжать твою ладонь каждый раз. Я с трудом держу себя в руках в твоем присутствии. Видеть тебя, слышать голос, чувствовать твой запах, смотреть в глаза, но не прикасаться, не обнимать… чертовски сложно. Прямо мука мученическая. Но я согласен ждать сколько надо. Сколько скажешь. До тех пор, пока ты не…
— Егор…
— Да, прости. Наверное, рано, да? Я тебя напугал? Тебе теперь страшно? Прости, прости дурака. — У него такой виноватый вид, и руки, обнимающие меня, почему-то слегка дрожат.
— Ты не дурак, — качаю я головой и провожу ладонью по слегка колючей от дневной щетины щеке, а он, прикрыв глаза, потирается, как кот, выпрашивающий ласку.
— Нет?
— Нет. И ты мне тоже очень нравишься.
— Но? — мужчина не выпускает меня из объятий, но держит, хоть и крепко, удивительно нежно. Словно я бабочка с хрупкими крыльями.
— Нет никакого но. И мне вовсе не страшно с тобой. Мне страшно… с собой.
Глава 14
— Принц, да что с тобой такое? Что случилось, малыш?
Пес уже пять минут сидит под дверью, насторожив уши, и нервно перебирает лапками, тихо повизгивая и отчаянно молотя хвостом о пол.
— Ты Лидию Павловну услышал? Так вы вроде не особо и дружите, — я присаживаюсь перед ним на корточки, и тут дверной замок щелкает, а пес буквально визжит и скачет на задних лапах, захлебываясь радостным лаем.
— Мой сыночек! Мое золотко родное! Ну как же я соскучилась! — в дверном проеме появляется Анфиса Гавриловна, а я только и могу, что ошарашенно хлопать глазами.
— Анфиса! Тебя выписали? Ты почему не позвонила мне? Я бы приехала и помогла бы тебе собраться! Тебе же нельзя самой!
Но женщина как будто не слышит меня, тиская любимца, который умудрился от избытка чувств сделать крохотную лужу прямо под ногами.
Следующие несколько минут мы все втроем охаем, пищим, визжим от радости и неловко топчемся в прихожей.
Наконец мы усаживаемся на кухне, и уже я хлопочу, грея чайник и заваривая вернувшейся хозяйке ее любимый Ерл Грей.
Я смотрю на нее, и сердце сжимается в какой-то смутной тревоге. Во-первых, непонятно, как ее могли выписать всего через неделю. Во-вторых, для выздоравливающего человека она выглядит слишком усталой и изможденной. Что-то тут не то.
— Так, Анфиса. А теперь правду.
— Ты о чем, детка? — притворно удивляется Гавриловна, пригубив ароматный напиток.
— Ни за что не поверю, что тебя так быстро выписали. И не вздумай мне сказать, что ты настолько не доверяешь мне Принца, что решила заехать и проверить, сколько икры мы съели.
Она улыбается, но… как-то без привычной ей огонька и веселых бесенят в глазах.
— Я сбежала. Но! — она не дает мне прервать ее повелительным взмахом руки, — только на выходные. Ты не представляешь, как скучно там лежать с этими бабками, которые только и знают, что жалуются на жизнь, детей, внуков, правительство, цены и глобальное потепление. Мне за эти дни самой стало казаться, что я старуха.
— Анфиса! — всплескиваю я руками. — Ну ты же сама медик! Ну как ты можешь так безответственно относиться к собственному сердцу!
— Детка, не ругай меня. Я отдохну пару дней и снова вернусь туда. Долечиваться. Так и быть. Как твои зачеты? Все сдала?
— Зачеты сдала. На следующей неделе начнутся экзамены.
— Ты готова к ним, я не нарушила твоих планов?
— Анфиса, я все-таки сейчас поругаюсь с тобой. Никакие планы ты не нарушила. Успокойся. Ты голодная? Хочешь кушать? Я вчера харчо приготовила. Будешь?
— Нет, Лизок. Я сейчас больше всего на свете хочу искупаться. Посидишь еще, пока я в ванной? Вдруг помощь понадобится?