— Ну разумеется. Но только ты недолго. Тебе поберечься надо бы. И ни в коем случае не делай слишком горячей воду.
Купаясь в душе, Анфиса что-то негромко напевает, а Принц подтявкивает под дверью ванной комнаты. Она выходит с тюрбаном на голове, кутаясь в свой любимый красный шелковый халат, и проходит в спальню. А через минуту зовет меня к себе.
Когда я захожу, она машет рукой в сторону огромного платяного шкафа и просит:
— Солнышко, открой антресоль и достань там коробку. Розовая такая. С цветами.
Я достаю названное, кладу на огромную двуспальную кровать, на которой на высоких подушках лежит Анфиса, и открываю крышку.
— Нравится? — улыбается она, видя мой восхищенный взгляд.
В коробке лежит… мечта. Возможно, кто-то другой назвал бы это платье другими словами, но у меня их не находится, потому что оно… идеально.
— Винтажное платье от Диор. Коллекция шестьдесят второго года. Помнишь, я как-то рассказывала тебе, что сделала себе подарок на день рождения и ездила в Париж? Вот там в одном из крохотных магазинчиков я нашла это чудо.
Воздушная ткань нежного цвета, который так любит Анфиса — “пепел розы”. Не розовый, не сиреневый, не серый, а что-то на грани этих трех неуловимых оттенков. Плотный лиф, вышитый мелким жемчугом, широкая атласная лента на талии, пышная юбка чуть ниже колен, подол которой украшают едва видимые цветочные принты более светлого тона. И легкий газовый палантин, чтобы накинуть его на обнаженные плечи. Действительно чудо.
— Оно восхитительно, — шепчу я, слегка прикасаясь к материи самыми кончиками пальцев.
— Знаешь, я тут лежала в больнице и думала. А какого черты мы обязательно ждем праздника, чтобы делать друг другу подарки? Ведь радость от того, что ты делаешь кому-то приятное, невозможно внести в расписание. Я планировала вручить его тебе на новый год и загадать желание увидеть тебя в нем на твоей свадьбе. Но с этой дурацкой болячкой почему-то передумала. И дарю его тебе прямо сейчас.
— Анфиса, да ты что такое говоришь? Я ни за что не приму от тебя настолько дорогой подарок!
— Ну, я-то уж точно его никогда не надену. И кому оно тогда достанется? Этой сварливой Ксантиппе? — возмущенно фыркает подруга и подталкивает коробку ко мне. — Я требую, чтобы ты забрала его и постаралась организовать свою свадьбу, на которой я хочу станцевать на шпильках. Бери, детка. Ты сделаешь мне приятное. А когда мне станет лучше, весной, или лучше в начале лета, мы с тобой махнем в Париж. Оставим Принца Борисовичу, а сами умотаем и оторвемся на полную катушку.
— Спасибо, — растерянно шепчу я, не в силах оторвать взгляд от неожиданной роскоши, свалившейся мне в руки. — Это самый дорогой подарок, который мне когда-либо делали.
— Самый дорогой подарок, детка, это сама жизнь. А все остальное… все остальное можно купить. Ты не представляешь, как это здорово — чувствовать себя живой, — печально вздыхает она, но тут же меняет тему. — Да, кстати, у тебя утром нет никаких планов? Я бы хотела съездить на рынок. Надо купить вам с Принцем продуктов на неделю, а то я знаю, что если просто оставлю тебе деньги или карточку, ты обойдешься цыпленком и картошкой. Так что давай-ка, отдохни от меня сегодня, а завтра утром я тебя жду, хорошо? А мне пока надо поболтать кое с кем. Принц, малыш, иди к мамуле, иди, мой сладкий, мамуля тебя целую неделю не целовала.
У меня не так уж много вещей с собой. Ненужные книги после каждого зачета я сразу возвращала домой, так что нести мне приходится только одну единственную коробку с платьем. Придя домой и едва вымыв руки, я снова открываю коробку и глажу воплощенную мечту любой Золушки — волшебный наряд от крестной феи.
Я настолько улетаю мыслями, что даже не сразу соображаю, что в сумке звонит телефон. Может, Егор? Он сегодня на ночной смене, поэтому мы и не встретились вечером…
— Ох, детка. Похоже, ты была права. А я не очень.
— Что такое?
— Знаешь, что-то мне страшно сегодня оставаться дома одной. Рано я тебя отпустила. Сможешь вернуться и переночевать у меня? А то я даже Принца покормить не могу. Что-то слабость такая… ты откроешь своими ключами?
И я снова бегу по знакомому маршруту, про себя проговаривая все те аргументы, которые смогут убедить мою упрямицу срочно вернуться в больницу.
В квартире горит свет, и пахнет опять корвалолом, и Принц жалобно поскуливает, и лицо у Анфисы опять белое, а губы отдают синевой.
— Ты как хочешь, но я вызываю скорую, — произношу я, бросив на нее один-единственный взгляд. — Анфиса, шутки в сторону.
Она лишь согласно прикрывает глаза.
Скорая приезжает через четыре минуты, молодой фельдшер хмурится, глядя на выползающую из портативного устройства ленту кардиограммы, набирает по телефону водителя, с требованием срочно принести носилки, а еще через десять минут мы с Принцем снова остаемся вдвоем в большой пустой квартире. И только выйдя на кухню, чтобы навести там порядок, я замечаю, что Анфиса забыла свой мобильный на столе.
Я не могу усидеть на месте и топчусь по всем комнатам, как неприкаянный зомби. Просто шагаю из угла в угол, пытаясь движением прогнать снедающую тревогу, и шепчу как молитву: “Анфиса, ты справишься. Ты должна. У тебя столько планов. Черт возьми, ты же еще на моей свадьбе должна сплясать. На шпильках!”
Принц тихо сопит на подушках, где совсем недавно лежала его любимая хозяйка. Он вполглаза дремлет, но каждый раз вскидывается, когда я прохожу мимо спальни. Я плюхаюсь на кресло в гостиной и включаю телевизор, бездумно перещелкивая каналы. Сон не идет, но мысли в голове ворочаются все медленнее и медленнее…
Вой.
Тоскливый вой.
Практически плач.
Я вскидываюсь в кресле, где все-таки умудрилась уснуть. Сонно моргаю, пытаясь рассмотреть время на настенных часах.
Четыре утра.
Воет Принц.
Сидит возле порога и так жалобно тянет свое хрипловатое “Уау-у-у-у”, что сердце просто ухает куда-то вниз. Как будто в пятки.
— Ну что ты, маленький? Что такое? Ну не плачь, пожалуйста. А то я тоже сейчас разревусь, — и я начинаю шмыгать носом, потому что такой тоски в его голосе я не слышала никогда. Как будто кто-то уме…
Плевать, что в такое время звонить неприлично. Плевать, если меня обругают. Извинюсь потом, принесу коробку конфет, банку кофе, хороший чай, да что угодно.
— Алё, это первая кардиология? Ради бога простите, вечером к вам привезли Светлозерскую Анфису Гавриловну. Да, я знаю, что она ушла домой без спросу, но ей снова стало плохо. Не подскажете, как она там?
— Девушка, в такое время обычно не звонят.
— Да, я знаю, знаю. Просто… Простите еще раз, но ей было очень плохо. Скажите, стабилизировалось состояние? Пожалуйста.
В трубке тяжело вздыхают.
— Вы родственница?
— Да. Племянница. — Да я что угодно совру, а потом как-нибудь заглажу свою вину. Только ответьте мне.
— Мои соболезнования. Анфиса Гавриловна умерла. Полчаса назад врач засвидетельствовал. Обширный инфаркт. Не смогли вытащить. Вам надо завтра прийти с документами и…
Трубка выскальзывает из моих рук и глухо шмякается об пол, а Принц захлебывается в очередном жалобном вопле.
Я-не-хочу-не-могу-не-желаю верить в то, что нашей Анфисы больше нет. Что этот разговор, всего каких-то несколько часов назад, был последним. Что она, так любящая… любившая жизнь, вдруг взяла и просто перестала быть. Перестала дышать, думать, говорить со мной, учить, подшучивать, вспоминать свою молодость, мечтать о новых путешествиях и планировать танец на мою свадьбу…
Я на автомате набираю знакомый номер и, услышав удивленный и слегка встревоженный голос, хрипло сиплю в трубку:
— Егор, моя Анфиса… Ее больше нет. Представляешь? Разве это честно? Почему она?
— Лиза, ты где? Ты в больнице?
— Нет. Я у нее дома. Представляешь? Я тут есть, а ее нет. Ее вообще больше нет.
— Милая, я сейчас приеду. Я буду через десять минут.
Я сползаю по стенке и сажусь на коврик в прихожей. Принц на дрожащих лапах подбирается ко мне, утыкается холодным носом в ладонь и даже не лает, когда во входную дверь кто-то тихо стучит через несколько минут.
— Как ты вошел в подъезд? — вяло удивляюсь я, глядя на Егора. — Он же на кодовом замке.
— Это неважно, — отмахивается мужчина, крепко обнимая меня, и я обмякаю в его руках. — Как ты?
— Что мне теперь делать, Егор? Она… нет, не единственная, но та подруга, без которой мне… я… меня…
— Тебе теперь жить, Гаечка. Без нее, но так, чтобы она тобой могла гордиться. И радоваться твоим успехам.
— Она хотела свозить меня в Париж. И хотела, чтобы я стала косметологом, самым лучшим в городе, каким была она. И я даже пошла в медицинский колледж, потому что поняла, что тоже хочу, как она, приносить людям радость. И еще она хотела станцевать на моей свадьбе. На шпи-и-илька-а-а-х… — Я больше не могу сдерживать себя и захлебываюсь таким же тоскливым воем, как только что Принц.
Егор так и стоит на самом пороге, окружив меня защитным кольцом своих сильных рук. Он слегка покачивается на носках, и я качаюсь вместе с ним, словно мы лежим на огромном надувном матрасе, что убаюкивает нас на ласковой морской волне. Я чувствую, как он целует меня в макушку и негромко шепчет простые, но такие нужные мне сейчас слова.
— Значит, ты все это сделаешь, Лизок. Сделаешь все это и именно так, как хотела твоя Анфиса. И однажды ты поймешь, что она все равно рядом с тобой. И рада за тебя.
Глава 15
— С какой стати вы все должны ехать сейчас в нашу квартиру? — недовольно сверкает глазами считающая себя главной наследницей госпожа Калюжная.
— Во-первых, с той, что таким было распоряжение Анфисы Гавриловны, — твердо отвечает мой дядя. — Во-вторых…
— Да кто вы такой, чтобы заявлять о каких-то там распоряжениях? Это наша квартира, и все об этом знают. У старухи не было других родственников, и если вы сейчас попробуете провернуть какие-то наспех придуманные махинации, я буду жаловаться на вас в прокуратуру! — моментально переходит на визгливые интонации эта крайне неприятная особа.