В холодильнике у Лизы я обнаружил банку с топленым маслом, явно домашнего приготовления. Открыл, понюхал — то, что надо. Практически классический гхи, которым так гордятся индусы. Я набрал чайную ложку, что вполне достаточно, чтобы подготовить стопы перед сухим прогревом горчицей. Лиза вздрагивает, когда я прикасаюсь к ноге, но после первых аккуратных поглаживаний успокаивается и лишь молча наблюдает за мной сквозь полуприкрытые ресницы. В моих лапах ее нога просто утопает, и я очень нежно разминаю каждую точку, чтобы поскорее запустить процесс выздоровления. На согретую ногу надеваю двойную пару носков, засыпанную сухой горчицей. Придется тебе как следует пропотеть, милая. Знаю, это не очень приятно, зато эффективно.
Лиза протягивает мне градусник и беспомощно морщит нос.
Ожидаемо тридцать девять. Высокая, но не критично, можно даже не пить пока жаропонижающее.
— Солнце мое, в маленьком термосе, не удивляйся, просто теплая вода с содой. Каждый раз, когда першит в горле, набирай в рот небольшой глоток и понемногу рассасывай его. Это снимет приступ кашля. В термосе побольше — напиток чуть теплее, малина и смородина, нашел их в морозилке. Пей побольше и почаще. Должен сказать, что с такими запасами, как у тебя, никакая простуда не страшна.
Я ободряюще улыбаюсь ей, наблюдая за тем, как она обхватывает двумя руками первую кружку с напитком, который я щедро сдобрил ударной дозой витамина С, найденного в аптечке вместе с термометром.
— А Принц? — спрашивает она хриплым шепотом.
— О, точно. Надо же и второго пациента устроить.
Я оглядываюсь в поисках подходящего места для нового жителя этой маленькой уютной квартиры.
— Если честно, настаивать, конечно, не могу, но я бы не рекомендовал тебе позволять ему спать в кровати. Тебе будет намного проще приучить его к твоим порядкам и правилам, если ты с первых дней будешь ласково, но твердо возвращать его в новое “место”. Только что мы для этого используем?
— В гостиной есть старое кресло-кровать. Я его практически не использую, может, на нем?
— Отличный план. Только придется его пока поставить здесь, в спальне, чтобы он тебя видел. Иначе будет выть и не даст тебе отдохнуть. А тебе сейчас надо поспать обязательно. Не волнуйся. Я принесу сейчас и все устрою.
Еще через несколько минут растерянный от очередных свалившихся на него изменений в привычном укладе, но молчащий пес лежит на кресле, куда я кидаю выделенный Лизой мягкий пледик.
— Ну вот. Тут ему и тепло, и мягко, и видно тебя. Так что вы отдыхайте, а я пока уйду, не буду вам мешать.
— Подожди.
— Да?
— Пожалуйста, посиди со мной… с нами еще немного. Мне с тобой так спокойно.
— Конечно, солнце. Посижу, сколько надо, — я присаживаюсь на краешек кровати, и она, сама взяв меня за руку, кладет ее себе на лоб.
— Там в коридоре, в верхнем ящике, есть запасные ключи, с красным брелочком. Когда будешь уходить, закрой на верхний замок, хорошо?
Последние слова она уже шепчет почти неразборчиво, а я сижу и продолжаю гладить ее по голове.
Сейчас уеду на пару часов, а потом вернусь с самым необходимым, раз уж у меня появилась такая возможность. И буду сидеть до тех пор, пока она не поправится. Или пока не выгонит. Только хрена с два я позволю себе и ей найти причину выгнать меня.
Нам лишь надо решить один очень важный вопрос.
Либо она с Принцем переезжает ко мне, либо мне придется каким-то образом уговорить ее принять меня вместе с Шамани. Потому что эту свою любимую девушку я не брошу ни за что.
Надеюсь, две мои самые дорогие красавицы смогут ужиться на одной территории. А мы с Принцем, как настоящие мужики, сделаем все, чтобы наше совместное существование было спокойным и счастливым.
Глава 18
С самого детства я приводила в ужас свою тетку бурным в первые двое суток протеканием любой болячки.
В эти сорок восемь часов она чуть ли не каждые два часа вызывала скорую, ибо сама была не в состоянии справиться с моей самой элементарной простудой. Температура вечно зашкаливала, вместо привычной большинству людей слабости и озноба превращаясь в полноценную лихорадку и поуобморочное состояние, если у меня болело горло, то вплоть до приступов удушья из-за его отека, если начинался насморк, то голова у меня болела так, что бедная тетушка каждый раз молилась, чтобы это оказался не менингит.
И при этом меня нельзя было назвать болезненным ребенком, несмотря на вечную худобу и бледную, плохо загорающую на солнце кожу. Вовсе нет. Я болела раз в полтора-два года. Но так, что вот эти первые два дня тетя с дядей просто боялись отойти от моей постели.
Я так и не поняла, с чем это было связано. И, глупая, совсем недавно порадовалась, что за последние пять лет мне ни разу не понадобился больничный. Даже решила, что я переросла и все это в прошлом. И вот на тебе. Сама себя сглазила.
Или меня просто добила смерть Анфисы.
Я плохо осознаю, что со мной и как я оказалась в кровати, да еще и переодетая в пижаму. Кто меня переодел? Сама? Или тетушка в гостях? Не понимаю. Иногда мне кажется, что кто-то подходит и трогает мой лоб большой прохладной рукой. Такой тяжелой, но при этом… ласковой. Я слышу сквозь то ли сон, то ли полубред тихий мужской голос. Он что-то успокаивающе бормочет, почему-то обращаясь ко мне Ваше Высочество. Почему Высочество?
Временами я ненадолго прихожу в себя, нащупываю возле кровати кружку с каким-то приятно кислым питьем, жадно пью и снова проваливаюсь в мутное, вязкое состояние.
Однажды я просыпаюсь от того, что невыносимо хочется в туалет. С трудом открыв тяжеленные веки, минут десять, держась за стеночку, добираюсь до заветной ванной по темному коридору, а потом еще столько же собираюсь с духом, чтобы выйти из ванной комнаты. Открыв дверь и запнувшись неподъемной ногой в шерстяном носке о порожек, я начинаю заваливаться носом вперед. Но даже не успеваю испугаться, как меня подхватывают сильные мужские руки.
— Мда, Гаечка, а болеешь ты с размахом. Прямо самый настоящий русский бунт — бессмысленный и беспощадный. Пойдем-ка мы обратно в кроватку.
Этот одновременно знакомый и незнакомый голос что-то шепчет на ухо, а я лишь киваю в такт его шагам.
Слышен писк, или визг, или скулеж — я что-то совсем плохо соображаю. Здесь какое-то животное?
Меня кладут на что-то ровное и мягкое. Наверное, это моя кровать? В кровати должно быть тепло, а мне вдруг становится холодно. Так дико холодно, что я чувствую, как лязгают зубы.
Кто-то осторожно ворочает и перекатывает меня. Кожей я ощущаю нечто холодное и мерзко липнущее к ней. Я хочу в тепло. Я хочу, чтобы стало тепло и сухо. Иначе я просто умру.
Но неприятное ощущение очень скоро сменяется долгожданным теплом — будто меня, сжалившись наконец, подвинули поближе к огромной горячей батарее, возле которой хочется свернуться клубочком и уснуть. Уснуть, чтобы поскорее проснуться совершенно здоровой.
И я со вздохом блаженства плотно-плотно прижимаюсь всем телом к этому живительному источнику тепла, а кто-то шепчет на ухо какую-то бессмыслицу про замерзшее солнце…
Просыпаюсь я внезапно.
Вот только что я села в машину к Егору, который любезно согласился подвезти меня до дома вместе с Принцем и его приданым, и уже почему-то лежу в своей кровати. Рядом, на тумбочке, полный поднос с термосами, две кружки, градусник, бутылка водки и влажное полотенце в эмалированной миске.
Принц! Господи ты боже мой, я свалилась с простудой, а бедный малыш все это время был один? Без еды, без воды, без прогулок!
Черт! Я же знаю, КАК я умею болеть. Надо было, наверное, попросить…
Стоп.
А чьи это голоса на кухне?
И где мой пес?
Я откидываю одеяло и с изумлением обозреваю распарованный спальный комплект на себе — футболка от розовой и шорты от фруктовой пижамок. И те самые шерстяные носки. Божечки, надеюсь, я сама переодевалась? Меня же не переодевал…
Голова у меня соображает довольно ясно, хотя воспоминания пока еще путаются. Вроде как мы доехали до дома, и Егор помог мне подняться домой. Похоже, у меня к тому времени начала подниматься температура. Он что-то делал, принес мне питье, поставил кресло для Принца, а сам…
Так. Надо идти на кухню. Мне кажется, что я слышу голос Данила. Только не понимаю, как он мог попасть ко мне, ведь у него больше нет ключей от этой квартиры, я это знаю совершенно точно.
Я залезаю в шкаф и достаю длинный махровый халат. Все равно переодеваться у меня нет сил, а выяснить, кто и что делает в моем доме, надо как можно скорее. Я аккуратно приоткрываю дверь спальни, попутно отмечая знакомый запах какой-то еды, но услышанное заставляет замереть на месте.
— … то есть ты мне угрожаешь? — Это Егор. И о чем это он?
— Вполне логичная, но слишком предсказуемая мужская реакция, — раздается в ответ спокойный голос моего бывшего мужа. — И я мог бы долго играть словами, объясняя разницу между угрозой, предупреждением, информацией, уведомлением, предостережением ну и прочими синонимами, тождественными и не очень. Но предлагаю просто принять к сведению. Я не допущу, чтобы Лиза пострадала. И мне все равно, насколько ты выше или сильнее меня. Если ты сделаешь ей больно, я тебя просто уничтожу.
— Как интересно. И это говорит ее бывший муж? Тот, кто УЖЕ сделал ей больно?
— Именно так. И именно потому, что ей вполне хватило одного такого мудака, как я, я не позволю другому повторить с ней этот трюк. Она слишком чистая, слишком добрая, слишком искренняя, и слишком дорога для меня до сих пор, чтобы я просто так стоял в стороне, пока ей будут морочить голову.
— Слушай, как там тебя, Данил, да? Я вот одного не могу понять. Ты же вроде как ушел к другой. А чего ты вдруг притащил сюда свою тощую задницу?
— Лиза целый день не отвечала на мои сообщения. А я помню, как она болеет. Я забеспокоился, позвонил тете, та не в курсе, тоже переполошилась, вот я и решил приехать и посмотреть, все ли в порядке. И да, если ты сомневаешься, можешь сам позвонить ее тете. Или даже моей жене. Это на тот случай, если ты меня или Лизу в чем-то подозреваешь.