Но сама…
Сама я получаю удовольствие от того, что мне говорят такие простые и незамысловатые комплименты. Сама я предпочитаю оставлять мужскую работу мужчине, а тем временем накрыть на стол белоснежную скатерть, нарезать хлеб и заварить чай. Сама я уверена, что после сложного дня мой мужчина заслуживает тепла и уюта. Да, да, знаю, мне скажут, мол сильно ли тебе помогло это с твоим первым мужем? Не помогло вообще. Но все дело в том, что Данил просто был не мой мужчина.
Мне приятно наблюдать за тем, как Егор вытирает лапы псу после короткой прогулки и внимательно вымеряет на электронных весах порцию корма, хмурясь и что-то негромко бормоча себе под нос. Как он тщательно намыливает руки, как ест — с явным удовольствием и с какой-то легкой жадностью, но очень аккуратно. Как привычно подхватывает грязные тарелки и моет их, словно так было всегда.
И мне вдруг кажется, что так и есть. Только время надо выбрать другое — не прошедшее, а настоящее и будущее.
— Лиза, я хотел тебе спросить. Вернее, попросить. Очень-очень сильно попросить.
— Я тоже хотела кое-что спросить у тебя. Ну, или попросить.
— Ну, тогда дамы вперед. Проси и спрашивай все что угодно.
— Я хотела спросить. Тебе не стыдно?
— А?
— Сам ты тут, значит, в такой большой компании, тебе не скучно, плов вот свежий поел, а о любимой женщине забыл совсем? Вот я и спрашиваю тебя — не стыдно за то, что бедная Шамани до сих пор не с нами?
— Ты знаешь, что я тебя обожаю?
— Это и есть твой вопрос?
— Дело в том, что я как раз планировал упросить тебя позволить мне привезти сюда Шамани. Но не знал, с чего начать.
— Ну, значит, решено. Без царицы я тебя больше на порог не пущу. Так и знай.
Перед уходом Егора мы долго-долго целуемся у самого порога. И мне ни капельки не стыдно. И никакого смущения я не испытываю. И никакой неловкости. Мне нравится его целовать. Только… только немного щекотно.
— Я все-таки где-то испачкался и не заметил? Ты опять хихикаешь.
— Твоя борода. Щекотно до ужаса.
— Я разберусь с ней, — улыбается он и легонько чмокает в нос, как маленькую.
— Нет-нет, что ты. Она тебе идет.
— Ну, у тебя же не было возможности сравнить, идет она мне или нет. Вот и попробуем. Вдруг я без бороды окажусь настолько прекрасным принцем, что ты влюбишься в меня без памяти?
— Разве дело в бороде? — я встаю на цыпочки и возвращаю детский “чмок в носопырку”. — Влюбляются не в лицо, ты сам это говорил.
— А ты… влюбилась бы в бородатого мужика?
— Я влюбилась бы в доброго, умного и сострадательного мужчину. А с бородой он или без…
— Ну и все равно надо попробовать тебя познакомить с одним умным и сострадательным и совсем-совсем безбородым мужчиной. Может, в него ты не просто влюбишься, но и согласишься стать его официальной невестой? Я попрошу Шамани, чтобы она привезла его к тебе утром на смотрины. Договорились?
— Буду с нетерпением ждать.
Я закрываю дверь и через секунду с каким-то девчачьим визгом воплю “йесс!”. И почему-то совершенно уверена в том, что примерно то же самое сделал и он с той стороны двери.
Мы с Принцем долго и нудно договариваемся, что спать он все-таки должен в приготовленном для него кресле под его новым мягким пледиком. “Маленький негодник”, как назвала его Анфиса, действительно очень упрям и своенравен. Каждый раз, когда я отхожу от него к кровати, он принимается сердито тявкать, но при этом умилительно машет хвостом и строит мне глазки.
— Нет, дружочек, прости. Я тебя очень сильно люблю, но чужих мужчин к себе в постель не пускаю, понял?
“Ой, можно подумать, — возражает наглец и снова начинает яростно скрести плед крепкими коготками. — Значит, всяким здоровенным бородатым можно, а мне, Моему Высочеству, такому маленькому, такому славному, с такой шелковой шерсткой нельзя? А если бы я был бородатым эрдельтерьером, ты бы пустила?”
Ближе к полуночи, когда я уже совершенно выбиваюсь из сил, я набираю сообщение Егору.
“Что делать с Высочеством, который требует взять себя в постель?”
Егор перезванивает буквально через секунду.
— Вы до сих пор не угомонились? — пеняет он мне.
— Да я бы с радостью, только он же не замолкает ни на минуту.
— А ну-ка дай я с ним побеседую по-мужски, — вдруг выдает Егор, и я послушно протягиваю трубку псу.
— Ваше Высочество, вас просят к телефону.
Пес смешно наклоняет голову то вправо, то влево, пока Егор что-то вещает ему в трубку. Затем я снова прижимаю ее к уху и насмешливо вопрошаю:
— Ну что, как успехи в переговорах?
— Он согласен спать на кресле при условии, что ты его немного развернешь, так, чтобы он хорошо тебя видел. И чтобы ты, лежа в кровати, могла до него дотянуться, если он начнет беспокоиться. Ну и желательно дать вкусняшку. Но только одну.
— У меня нет вкусняшек для собак, — печально вздыхаю я. С этой болячкой я даже корм ему не купила, хотя надо бы. И вообще, чем его Егор кормил эти дни?
— У нас есть вкусняшки для собак. В шкафчике на кухне. Там, где стоят крупы. Небольшой пакетик. Но только одну. Не кормить, а угостить за хорошее поведение! Только одну-единственную печеньку.
Пока я выхожу за печенькой, пес, недовольный тем, что я оставила его в одиночестве, разрывается в лае, но явно боится спрыгнуть с высокого для его перекормленного тельца кресла. И правильно делает, что боится. Еще нам сломанных лап тут не хватало для общего счастья.
В шкафчике действительно стоит пакет с собачьими печеньками. И несколько банок диетического корма.
Принц с жадностью накидывается на лакомство, словно его не кормили не каких-то пару часов, а как минимум неделю. Я разворачиваю кресло и придвигаю его чуть ближе к кровати: рукой достать можно, но перепрыгнуть он не решится. Протягиваю к нему руку, которую он тут же начинает облизывать, и наконец наступает блаженная тишина.
И перед тем, как окончательно уплыть в блаженный сон, мне вдруг думается: “Ну и подумаешь — борода. Ерунда какая. И даже приятно, когда она так щеко…”
Наверное, я все же на самом деле здорово устала за предыдущие дни: подготовка к зачетам, печальны хлопоты, болезнь, да еще и вчерашняя уборка. Я спала этой ночью как убитая, даже не запомнила, что мне снилось. Хотя это было что-то явно хорошее.
А утром просыпаюсь от какого-то приглушенного шебуршания рядом. В комнате царит полумрак — шторы задернуты, но совершенно точно не мной, я предпочитаю видеть в окно первые признаки занимающегося дня.
— Даже не начинай, Высочество. Лиза спит и никуда с тобой не пойдет. Сегодня гуляешь со мной, а ей дадим как следует отдохнуть и отоспаться, — шепотом ругается Егор на сопротивляющегося пса. Но тот, словно капелька живой ртути, так и норовит выскользнуть из крепкого захвата. Пес молчит, сопит, но настойчиво продолжает неравную борьбу с превосходящей силой противника, лишь иногда невнятно порыкивает. Ну, порыкивает — громко сказано. Скорее, тренькает, как старенький бабушкин будильник, у которого закончился завод.
— Ай-яй-яй, Принц. Сейчас из-за нашей возни Гаечка проснется, и тебе будет стыдно, — продолжает увещевать Егор. А я лежу в кровати и наблюдаю сквозь полуприкрытые ресницы за тем, как бережно и ласково мужчина берет на руки барахтающегося тойчика, чтобы вынести его на прогулку.
Интересно, а с детьми он тоже такой нежный и терпеливый… Ой. Не буду сегодня думать об этом. Не хочу портить это хорошее утро. А, кстати, сколько времени?
Нащупываю свой телефон и спохватываюсь. Блин! Уже девять часов, а я все валяюсь! Надо же успеть привести себя в порядок, а то наверняка как чучело лохматая и неумытая. Позорище просто.
Заскочив на кухню, чтобы поставить чайник, я обнаруживаю на подоконнике Шамани — она сидит, словно статуэтка из блестящего черного стекла, изящная и величественная, и с легким превосходством во взгляде наблюдает за пролетающими мимо стайками каких-то мелких пичуг.
— Шамани, красавица, как же я рада тебя видеть, — искренне говорю я и кладу руку ей на загривок. Она льнет к моей ладони и согласно мурлыкает. — Добро пожаловать, Ваше Величество. Надеюсь, тебе здесь будет хорошо. Хотя… с таким хозяином, как у тебя, наверное, везде неплохо, да?
Кошка фыркает в ответ, словно отвечая: “Это ему со мной везде хорошо, детка”.
— Ну, спорить не буду. Просто думаю, что мы обе правы.
Я как раз успеваю умыться и переодеться, когда мужчины возвращаются с прогулки. Принц выглядит не очень довольным и пытается с разбега запрыгнуть мне на руки, но практически в полете его опять ловят, раздевают и тащат мыть лапы.
— Парень, новая жизнь, новые правила. Мы с тобой говорили на эту тему, — посмеивается “мучитель” под шум воды. — И потом, как можно с грязными лапами лезть к красивой девушке?
— Ты все-таки побрился, — замечаю я, стоя у двери в ванную комнату. — И как оно, без бороды?
— Это я у тебя хочу спросить, — опустив “чистолапого” на пол, спрашивает “безбородый”. — Как оно тебе?
— Ну, чисто визуально… о, прекрасный юный принц, не желаете ли испить чашечку душистого свежезаваренного чаю со мной?
— Прям юный? — вдруг смущается третья из особ королевской крови, собравшихся под моей скромной крышей.
— Прям юный и прекрасный, — киваю я. — Правда, правда.
— Ладно, с визуальным разобрались. Не хочешь попробовать на тактильность? — лукаво прищуривается действительно помолодевший мужчина. — Точно больше не будет щекотно?
И я, не обращая внимание на крутящегося под ногами Принца, принимаюсь тестировать своего “принца” на тактильность.
И мне так нравится то, что я чувствую, то, что ощущаю, то, что разливается в груди теплой волной, смесью восторга и радости, надежды и чего-то еще. Пока неназываемого, но уже совершенно явного, что невозможно игнорировать или замалчивать перед самой собой.
Боюсь ли я новых отношений с мужчиной?