Все это время Вильгельм находился в Страсбурге, пытаясь любыми способами увеличить свои малочисленные войска. От этой кампании зависело так много, что было бы глупо начинать ее без должной подготовки. К несчастью, все, к кому он обращался за помощью, считали ее полнейшим безумием. Лучшие из них отделывались сочувственными извинениями за свое бездействие, но большинство просто старалось его отговорить. Узколобые родственники его жены, ландграф Гессена и курфюрст Саксонии, отказались помогать, император Максимилиан недовольно посоветовал воздержаться, и даже протестантские города Швейцарии посетовали, что не смогут предоставить ему заем. Таковы были обстоятельства, в которых до Вильгельма дошли известия о первой победе его младшего брата. Тогда же он получил – наверняка со смешанными чувствами – орден Золотого руна, снятый с тела Аремберга. Также как Аремберг, он был членом этого рыцарского ордена. Но что теперь осталось от древнего братства, от величия и могущества Золотого руна? Эгмонт и Хорн тоже были его членами, и они тоже были мертвы.
Их казнь подчеркивала трагическую необходимость как можно скорее нанести сокрушительный удар во имя спасения Нидерландов. Но если не считать вторжения во Фрисландию, тройственный план Вильгельма провалился. Теперь все зависело единственно от силы его собственного удара, и ему требовалось переосмыслить свою стратегию. Несмотря на то что он отдавал должное победе при Хейлигерли в том, что касалось престижа, его разочаровало, что она не смогла повлиять на страсбургских купцов, по-прежнему считавших его борьбу проигрышным делом. Более того, судя по тому, как обстояли дела, он не верил, что Людвиг в одиночку сможет многое сделать во Фрисландии и даже что ему удастся удержаться там до тех пор, когда можно будет начать вторжение с Юга. Приходилось выбирать либо начать вторжение без должной подготовки, чтобы отыграться за Виллерса и гугенотов и использовать все, что давала победа Людвига, либо ждать, пока он соберет более сильную армию из тех рекрутов, которые теперь непрерывно поступали к нему, пока не приведет в должный порядок свою артиллерию и другое вооружение, чтобы иметь возможность на равных бросить вызов Альбе. В такой ситуации Вильгельм предпочел бы, чтобы Людвиг ушел из Фрисландии, где Альба неизбежно снова пойдет в наступление с достаточно большим войском, желая исключить возможность второй Хейлигерли. Было бы лучше, чтобы Людвиг отступил, сохранив за собой только Дельфзейл, откуда он при необходимости мог уйти морем.
Но непоколебимый оптимист Людвиг был уверен, что Вильгельм сможет ускорить свои приготовления и сразу же начнет наступление, а он тем временем закрепится в Гронингене, чтобы выдержать атаку. К сожалению, жители Гронингена отказались пустить его в город, и в результате он остался в открытом поле. К июлю деньги Аремберга и содержимое его казны, позволявшие ему платить своим людям в течение нескольких недель, стали заканчиваться, и ему пришлось прибегнуть к реквизициям продуктов и размещению солдат у местных жителей. Иногда дело доходило до лошадей и одежды и со временем стало сильно походить на грабеж. Дружелюбие жителей Фрисландии заметно поубавилось, и к тому времени, когда Альба выступил из Брюсселя, все были уже по горло сыты этими беспорядками. Оказавшись в открытом поле перед лицом более многочисленной и лучше вооруженной армии, чем его собственная, Людвиг отошел назад в сторону Геммингена на Эмсе. Он установил свои шестнадцать пушек, чтобы остановить наступление Альбы, и разместил аванпосты на узких мостах, перекинутых через ручьи, на которые делилась река. Но пушки у Альбы были больше и лучше, чем у Людвига, и он располагал большим количеством солдат. Одним беспощадным броском, продолжавшимся около трех часов в середине дня, армия Альбы сбросила Людвига с его добровольцами с трех мостов и погнала по поросшим водорослями каменистым отмелям между редкими ивами в сторону основного широкого русла реки, где под огнем испанцев они бросились вплавь, пытаясь спастись. Многие пошли на дно в этом бурлящем водовороте людей, лошадей и оружия.
Сам Людвиг выбрался на берег и, бросив оружие и одежду, которые достались людям Альбы в качестве трофеев, нагишом поплыл дальше в сторону моря. Ему, в прямом смысле слова, не удалось спасти ничего, кроме собственной жизни.
Но, несмотря на катастрофу, постигшую Людвига, его брат продолжал неуклонно идти вперед. Местом и временем общего сбора он назначил Дуйсбург в Клеве 8 августа 1568 года. Здесь он осмотрел свое войско, состоявшее из добровольцев, беженцев из Нидерландов и профессиональных наемников из германских княжеств, – общим числом около двадцати пяти тысяч. Главная сложность состояла в том, чтобы найти деньги, поскольку оставшихся у него средств едва хватало, чтобы содержать их в течение месяца, и Альба об этом знал. Таким образом, для Вильгельма все сводилось к тому, что он должен решить эту проблему, прежде чем иссякнут его ресурсы, а для Альбы – к тому, чтобы этого не допустить.
Преимущество Альбы было тем больше, что по своему характеру Вильгельм был нисколько не игрок.
Свое наступление он предварил распространением очередного памфлета. Под знаменательным заголовком «Ради закона, короля и народа» он уверял Нидерланды, что пришел восстановить их законы и изгнать герцога Альбу. В начале сентября он пересек границу в районе Льежа. Но момент оказался упущен, а Льеж был не самым удачным в стране местом. Здешние люди, не знавшие его лично, были испуганы и недоверчивы, и вместо того, чтобы встать рядом с ним, они относились к нему, как к обычному захватчику. Непонимание усугублялось поведением немецких наемников, которые, считая местных жителей законной добычей, принялись грабить деревни. Когда Вильгельм заставил их прекратить грабежи, некоторые отказались это сделать. Раскол на дисциплинированных и мятежных перерос в стычку между франкоговорящими войсками и теми, что говорили на немецком. Когда Вильгельм попытался пробиться в гущу схватки, случайная пуля, ударившись в рукоятку его меча, отскочила и убила одного из его высших офицеров.
На время порядок удалось восстановить, но инцидент ясно дал понять, что, как только кончатся деньги, настроение войск станет опасным. А пока Альба в ожидании подходящего момента отказывался покидать свои сильные позиции у Маастрихта, Вильгельм, быстро наступая и днем и ночью, благо стояли светлые октябрьские ночи с полной луной, вышел к Маасу. 6 октября он решительно перешел реку и осадил Тонгрен, полагая, что должен выбить Альбу. Но Альба отступил. Вильгельм продолжил наступление до Лоо, надеясь взять его – деньги подходили к концу. Тем временем Альба обошел его сзади и снова занял Тонгрен. Учитывая, что путь к отступлению был наполовину отрезан, Вильгельм побоялся встретиться с Альбой лицом к лицу и, миновав Сент-Тронд, продолжил движение на запад в надежде соединиться с французскими войсками, которые обещали прислать гугеноты. В ночь с 19 на 20 октября под покровом темноты он попытался перейти небольшую речку Яулче, но, когда его войска шли вброд, Альба напал на них, и, хотя Вильгельму удалось спасти большую часть пушек и обоз, он потерял две тысячи человек. Среди погибших был Хоогстратен – невосполнимая потеря.
И все же Альба не остановил ни его движения вглубь страны, ни его намерения соединиться с французским подкреплением, которое произошло тремя днями позже. Теперь настал черед беспокоиться Альбе, не рассчитывавшему на такой упорный отказ Вильгельма признать себя побежденным. Не сумев одержать, подобно Людвигу, впечатляющую быструю победу, Вильгельм не смутился этой неудачей. Несмотря на мятежи в собственных войсках и на ночную резню 19 октября, он продолжал идти вглубь Брабанта и наконец встретился с французами, которые, и по его мнению, и по мнению Альбы, должны были обеспечить ему решающее превосходство.
Они оба ошибались. Французское подкрепление представляло собой всего лишь горстку плохо вооруженных добровольцев, слишком малочисленных, чтобы возместить потери, понесенные при переходе через Яулче[3], и компенсировать тот факт, что его армия была обременена большим количеством женщин и детей. К тому времени и деньги, и продовольствие закончились – окружающая местность никак не могла дать им первого и лишь немного снабжала вторым, – а до зимы было рукой подать. Повернуть назад и принять бой почти наверняка означало поражение, и Вильгельм не посмел бросить свои недовольные войска против хорошо управляемой армии Альбы. Он уже потратил все, что у него оставалось, чтобы выплатить солдатам жалованье за более чем два месяца службы. Войска отошли к границе с Францией, бунтуя и стараясь прихватить по пути все, что можно. Крестьяне, жившие на французской границе – той узкой полоске земли, за которую в течение многих поколений шла борьба, давно перестали отличать одну армию от другой. Все они состояли из солдат, и все были их врагами. Они постоянно изводили усталый арьергард Вильгельма, нападая на солдат с вилами и дубинами, прятали от них свои запасы и не пускали на ночлег, в то время как авангард Альбы не давал им покоя, совершая короткие быстрые атаки на всем протяжении марша. Наконец, «усталые, измученные и полуживые от голода», они добрались до Франции. Сам Вильгельм уже девять дней не пробовал ни куска хлеба, ни глотка вина. Но на этом его злоключения не закончились. На самом деле они только начались, поскольку французское правительство возмущенно приказало ему убрать свои войска, и Новый, 1569 год ему пришлось встретить в негостеприимном Страсбурге. К тому времени он был так болен, что не мог ехать верхом, и его отчаянный, изможденный вид вызывал жалость у всех, кто его видел, за исключением капитанов наемных частей, которые ворвались к нему в Страсбурге, угрожая покончить с ним, если он не заплатит денег. Оставив всякую надежду сохранить армию, Вильгельм продал оставшиеся пушки, чтобы заплатить солдатам, а свои доспехи, гобелены и домашнюю утварь заложил страсбургским купцам и под покровом ночи почти один отплыл в крытой барже вниз по Рейну.