Людвиг не стал ждать, когда в Германии соберется какая-то армия. Благодаря собственной дипломатии, он получил право использовать войска французских гугенотов. В тот момент, добившись власти, за которую боролись, они не вели никаких военных действий, а их молодой лидер Генрих Наваррский собирался жениться на сестре короля. Доминирование гугенотов во Франции и падение Гиза означало для Испании потерю ее крупнейшего католического союзника, а для восставших Нидерландов – обретение дружественного соседа. Понимая ценность этого альянса, Людвиг решительно боролся за него. Он добился особенной дружбы с королевой Наварры Жанной Альбре и весну 1572 года провел у нее, помогая ей в подготовке женитьбы ее сына, на которой он даже должен был стать доверенным лицом жениха. Но события в Нидерландах нарушили эти планы, и Жанна сама освободила Людвига от его обязательств, велев заняться своими делами. В день его отъезда 15 мая 1572 года королева поцеловала его в обе щеки и пожелала удачи.
Промчавшись через границу, Людвиг появился в Монсе, который встретил его криками «Оранский! Свобода!». Стратегически это был блестящий шаг. Альба с его не получавшей жалованья бунтующей армией оказался между двух огней: Людвиг на Юге, Ла Марк на Севере. Он мог бы разгромить каждого в отдельности или даже обоих сразу, но из-за того, что они находились с разных сторон, он не смел повернуть против одного, опасаясь, что другой ударит ему в спину. Так они могли бы продержать его, пока не подойдет Вильгельм.
Весь июнь Вильгельм провел во Франкфурте, собирая деньги у всех банкиров, готовых дать ему в долг, какой бы маленькой ни была сумма. На этот раз ему хватит денег на содержание армии, как минимум, в течение будущей зимы. 29 июня в сопровождении тысячи всадников Вильгельм выехал из Дилленбурга, в Зигене он набрал еще четыре тысячи; в Эссене его ждали офицеры, набиравшие рекрутов. Они набрали двадцать тысяч человек.
Избегая сторожевых постов Альбы, его посланники ездили в восставшие провинции Нидерландов и возвращались обратно. Его манифесты предваряли его появление, обещая справедливость и восстановление прежних прав. Зюфтен, Дордрехт, Горкум, Энкхёйзен и Алкмаар, Аудуотер и Харлем, Лейден и Делфт выступили в его поддержку, а на Юге его поддержали Валансьен, Малин и Монс. Теперь по всей стране, на Севере и на Юге, его друзья распевали песню Вильгельма с ее грозным, напористым ритмом.
Но именно на Севере восстание впервые обрело силу закона. В июле депутаты восставших городов собрались в Дордрехте под председательством Сент-Альдегонда и провозгласили своего штатгальтера принца Оранского главнокомандующим их армии в Голландии, Зеландии, Западной Фрисландии и Утрехте, одобрив предоставление ему ста тысяч крон наличных денег и пообещав дать больше. Десятый, двадцатый и сотый пенни не стоили бы им и половины этой суммы. Тогда почему? Потому что на кону были не их кошельки, а их права.
8 июля 1572 года, через три года и десять месяцев после своего ужасного отступления, Вильгельм перешел через Рейн в Дуйсбурге, вошел в провинцию Гелдерланд и двинулся на Брюссель. На этот раз он собирался либо отыграться за свое поражение, либо умереть в Нидерландах. «Я пришел, – писал он, – чтобы эта земля стала моим последним пристанищем». И, перейдя границу, он действительно больше не покидал ее.
Глава 5Спасительная вода1572–1574
1
Голландия и Зеландия были хорошо защищены, имея за спиной море, где на данный момент флот гёзов мог самостоятельно сдержать испанцев. В этой северной части Нидерландов Вильгельм мог собрать силы и организовать свою опорную базу. За восемнадцать месяцев, предшествовавших началу наступления в августе 1572 года, Вильгельм с помощью Поля Буйса, Аренда ван Дорпа и Дирка Соноя заложил основы этой структуры. На Юге положение было иным. В первом стремительном броске он, вероятно, действительно рванулся в сторону Брюсселя, жители которого упорно отказывались строить укрепления под руководством испанских солдат, но он не мог позволить себе захватить то, что не смог бы удержать, тем более что, продвинувшись слишком далеко, рисковал потерять все. В случае игры в долгую преимущество было на стороне Альбы, за которым стояли ресурсы всей Испанской империи, как в плане живой силы, так и в плане денег и политического влияния. Вильгельм не смог соперничать с этим. Бесполезно было пытаться повторить во Фландрии и в Брабанте то, что удалось сделать в Голландии и Зеландии. Наступление на Юге имело своей целью прежде всего отвлечь Альбу, чтобы дать восставшим на Севере консолидировать свои позиции. Окончательное освобождение всех Нидерландов требовалось отложить на потом. Этому Вильгельма научило поражение в 1568 году.
В то же время вся южная кампания зависела от той помощи, которую обещали гугеноты. Но 24 августа, когда Вильгельм находился в маленьком городке Рурмонд, ставшем его первым серьезным завоеванием, в Париже сторонники Гиза убили Колиньи, и началась резня Варфоломеевской ночи. Это был удар под дых, одним махом лишивший его надежд на помощь и резко склонивший чашу европейских весов в пользу испанского короля. Головорезы Гиза хорошо сделали свою работу, и потребовались годы, чтобы французские гугеноты снова подняли голову. Все плоды дипломатии Людвига исчезли в ту единственную ночь. И все же на миг Вильгельм ощутил облегчение, ведь поводом для резни послужила свадьба сестры короля с юным Генрихом Наваррским, и, если бы Людвиг исполнил свое первоначальное обещание выступить доверенным лицом жениха, он тоже мог быть убит.
Король Филипп ликовал в Сеговии, римский папа выпустил по этому случаю памятную медаль, и только герцога Альбу не слишком воодушевили новости из Парижа. Вильгельм, закаленный годами неудач и поражений, быстро оправился от удара, хотя этот удар означал резкое изменение его планов. Альба после своих многолетних успехов, напротив, был настолько сбит с толку восстанием, что резни в Париже оказалось недостаточно, чтобы он снова пришел в себя. В испанской армии, вышедшей на позиции, воцарилось нечто похожее на панику. В людях ощущалась враждебность, они не желали отвечать на вопросы испанцев и разбегались при виде солдат. Деревни, через которые они проходили, оказывались пустыми, и невозможно было понять, где расположились аванпосты Вильгельма. Нервозность Альбы давала о себе знать в его высокомерии и жестокости, под видом надменной уверенности таился страх. Когда ему донесли, что Вильгельм со всей своей армией идет за ним по пятам, он грубо высмеял своих разведчиков, заявив, что принц Оранский по-прежнему далеко.
На следующий день Альба осознал свою ошибку. Вильгельм, сосредоточившийся теперь на том, чтобы вызволить из Монса Людвига, попытался пробиться через Жемаппе. Попытка не удалась, но было очевидно, что он снова повторит ее. На этот раз положение испанцев спас не Альба, а самый способный из его офицеров Ромеро, в далекие годы Карла V успевший побывать адъютантом самого Вильгельма. Дерзким ночным налетом он ворвался в лагерь восставших с отрядом из отборных солдат. Нескольким из них был дан приказ найти палатку Вильгельма и покончить с ним, но его белый мопс Кюнце, спавший на кровати хозяина, почуял незнакомый запах, возмущенно залаял и прыгнул на него. Резко пробудившись, Вильгельм успел убежать, хотя два его секретаря и конюший были убиты, а лагерь разгромлен. На следующий день он отступил, с сожалением оставив Людвига выбираться из Монса своими силами. Вильгельм предпочел спасти свою армию ради Севера, которому она была так отчаянно нужна. Альба, не имея возможности преследовать его, поскольку Людвиг угрожал ударить ему в спину, купил себе сдачу Монса ценой благоприятных условий для Людвига, и 19 сентября Людвиг покинул город с подобающими воинскими почестями. Несмотря на внешнюю безуспешность, южная кампания выполнила свое предназначение, и Север был готов сопротивляться.
Как и большинство испанцев, Альба считал голландцев не более чем «мирными людьми, лишенными всякой отваги». Стоит преподнести им пару жестоких уроков, и они будут сломлены. Отправив на Север армию под командованием своего сына и талантливого Ромеро, он дал им приказ не жалеть ни мужчин, ни женщин, ни городов в мятежной части страны. Первыми под напором испанской армии пали Нарден и Зютфен. Испанцы подожгли Нарден с четырех сторон и вырезали в нем все живое. Всех мужчин Зютфена они перебили мечами, разграбили город, а солдат местного гарнизона повесили вниз головой над дымящимися развалинами. Это была война, как ее понимал Альба. Позже те, кто его оправдывал, утверждали, что жители города продолжали стрелять после сдачи. Но Альба не нуждался в оправданиях кроме того, что это был наглядный урок народу Голландии.
Да, урок. Но только не тот, на который рассчитывал Альба. Когда зима сковала позиции обеих армий снежным пленом, принц Оранский удерживал треть Голландии, побережье Зеландии и часть Фрисландии и на правах штатгальтера председательствовал на сессии местных Штатов, которую сам и созвал. Теперь он был не изгнанником, не мятежником во главе армии интервентов, а главой возрожденного государства, судьей, генералом и первым министром освобожденных Нидерландов.
Вильгельм перешел свой Рубикон. Пять лет он провел в изгнании, четыре года в позорном изгнании. После поражения, нанесенного ему Альбой, убийства Эгмонта и Хорна и массовых казней Кровавого совета репутация Вильгельма так сильно пострадала, что его возвращение казалось невозможным. В марте 1572 года его повсеместно считали человеком, который вел двойную игру и проиграл, при этом сам остался цел, а заплатили за него другие. Единственным оправданием его отказа участвовать в восстании экстремистов до приезда Альбы и его последующего бегства могло бы стать успешное возвращение, которое ему не удалось. Чем дольше он тянул, тем больше страдала его репутация, и не только в Нидерландах, но и во всей протестантской Европе. Как много предательств в истории мира были не более чем неверным предвидением и неумелыми действиями. Просчеты в политике являются непростительным грехом. Можно представить, каким запятнанным осталось бы имя Вильгельма, если бы он умер в марте 1572 года.